Ричард Длинные Руки – рауграф - Гай Орловский

Вспыхнули свечи, я удивился и начал оглядываться. Взметнулся и заревел огонь в камине, оттуда пошел недобрый багровый свет, пугающе огромные черные тени метнулись по стенам.

Через стену вошел человек в плотно облегающем темном костюме, сорвал с головы шляпу с длинным павлиньим пером и помахал над носками блестящих сапог.

– Да ладно вам, – произнес я. – Сэр Сатана, мы выше этих условностей. Вы же смотрите в будущее? А там ни условностей, ни комплексов, ни стыда… все хорошо, легко и просто.

Он хмыкнул с интересом:

– Слова одобряющие, а вот голос… Не нравится, когда легко и просто?

– Проще всего у червяков, – сказал я. – Правда, у амеб еще легче и без затей. Но иногда мне чудится, мир должен стремиться к усложнению?

Он сел на край стола, веселый и довольный, одна нога упирается в пол, другая болтается в воздухе. Багровый отблеск горящих поленьев пал на белые зубы, мне почудилось, что по ним течет кровь, я поморщился и помотал головой, недоставало еще, чтобы и я так же примитивно, как простолюдины, воспринимал дьявола.

– Мир не стремится, – заверил он, – хотя некоторые особи… Вот вы, к примеру. Неужели настолько слабы?

– В чем же? – спросил я уязвленно. – У нас с вами, сэр Сатана, могут не совпадать критерии.

– Вы отказались от такой женщины, – сказал он обвиняюще. – Вы струсили!.. Вы просто увильнули! А настоящий подвижник не стал бы отказываться, но противопоставил бы ее очарованию свой непоколебимый дух паладина, свою стойкость и свою нравственность…

Я поморщился:

– Вот вы о чем… Не слишком ли высока честь… из катапульты по воробьям? Для воробьев, имею в виду. У меня есть более достойные ристалища, где испытывается на прочность мой дух паладина, стойкость и нравственность…

Он улыбнулся так кротко, словно и не Сатана, а что-то вроде Уриэля или даже Махитиона.

– Я просто не решаюсь, – сказал он с глубоким сочувствием, – выразить свое соболезнование.

– В чем? – спросил я раздраженно, хотя, конечно, понял. – О религии, учтите, вести полемику не буду.

– И не надо! – воскликнул он. – Я просто… принес соболезнования. Я же вижу, как вам нравится этот простой рыцарский мир, где все дышит честностью, искренностью, свободой… не отпирайтесь, я же вижу!

Я ответил с достоинством:

– И не думаю отпираться. Да, он мне нравится. Более того, я его люблю, глубоко уважаю идеалы и… постараюсь их распространять по мере возможности.

Он кивнул.

– Да-да, по мере возможности. Очень уместная оговорка. К тому же заметим как бы само собой разумеющееся, что сами вы не скованы рамками рыцарских законов.

Я возразил:

– Я всегда стараюсь придерживаться этих законов!

Он выставил перед собой ладони:

– Разве отрицаю? Нет. Но вы всегда точны в словах, заметили? И сейчас, как бы ни горячились, сказали, что стараетесь придерживаться, а не твердолобо-упорное «придерживаюсь». А вот рыцарь придерживается всегда. Даже когда это во вред ему, его семье, его друзьям и даже – самое святое! – сюзерену.

Я покачал головой, горло стиснуло, я проговорил медленно, с трудом, но от этого слова обретали вес и тяжесть каменных глыб:

– Рыцарство не умрет… Можно ходить в доспехах с головы до ног, носить золотые шпоры, ездить под собственным баннером с гордым гербом, однако рыцарем по духу так и не стать… Однако и в другие времена, в другие эпохи и под другими знаменами можно оставаться рыцарем, сэр Сатана.

– Уверены?

– Рыцарство, сэр Сатана, это не доспехи!

Он смотрел прищурившись:

– Похоже, вы меняете взгляды… Я имею в виду, взгляды на жизнь в вашем мире, который вы покинули с такой охотой.

Я кивнул:

– Да, сэр Сатана. Здесь взрослеют быстрее, чем в моем покинутом мире. И я понял здесь, что и в моем мире все еще есть рыцарство. Хотя распознать его бывает непросто.

– Здесь все проще, – согласился он. – Мне, как и вам, хотелось бы, чтобы все люди, которые нам встречаются, были чисты, искренни и правдивы. Хитрость, двуличие… они всем неприятны, сэр Ричард. Всем!

Я промолчал, как мы ни избегали разговоров о религии, но сейчас приблизились к ней. Прибывшие церковники мне неприятны, он это видит, сочувствует, хотя наверняка и злорадствует, но не показывает виду, но если я скажу правду, то от порицания кардинала и его прелатов следующим шагом будет порицание самого христианства.

Он понял, мягко улыбнулся:

– Ничего не говорите, сэр Ричард.

– Я и не говорю, – огрызнулся я.

– Религия подобна светлячку, – сказал он кротко, – для того чтобы светить, ей нужна темнота.

– Красиво, – сказал я, – но неверно. Все просвещение и вся наука вышли из монастырей.

– Но вышли!

– Но зародились там, – возразил я. – И окрепли. А вышли… когда крылышки отросли для самостоятельной жизни.

– Сэр Ричард, – сказал он мирно, – а почему люди так часто сражаются за религию и так неохотно живут по ее предписаниям?.. Хотя нет, не надо, не отвечайте! Не хочу ставить вас в неловкое положение. Вообще-то это был риторический вопрос. Мы оба ответ знаем. Одно могу сказать, держитесь!.. Не все люди – сволочи.

– Спасибо, – ответил я настороженно. – Даже от Сатаны приятно услышать доброе слово.

Он улыбнулся:

– Одно установлено точно: религию защищают люди, кормящиеся ею, а не те, которые убеждены в ее истинности. Вы исключение, сэр Ричард!.. В общем, рад был повидаться. И приятно, что не теряете присутствия духа!

Я в затруднении развел руками, короткого хлесткого ответа нет, а пускаться в длинную дискуссию рискованно.

Он слез со стола и, продолжая улыбаться, эффектно отступил в стену. Камин сразу же начал угасать, пламя свечей померкло. Я бездумно рухнул на ложе, в голове звучит его вроде бы искреннее пожелание устоять, удержаться. К чему бы это, похоже, намекает на давление со стороны гостей из Ватикана…

Однако если таково пожелание со стороны Сатаны, то я должен сделать наоборот? Поддаться ватиканцам? Смириться? Или же он рассчитывает, что обязательно сделаю наоборот, и потому сделал двойную петлю?

На следующий день мне передали настойчивую просьбу-повеление от кардинала незамедлительно повидаться с ними. На их языке это значило бросить все и бежать к ним. У меня по отношению к Ватикану такое же двойственное положение, как и с маркграфством: там не то подчинен королю, не то не подчинен, а здесь как паладин вроде бы в юрисдикции Ватикана, с другой стороны, это больше воинское звание, чем церковное, святостью одаривает не Церковь…

Я переоделся, к людям из Ватикана лучше явиться в крайне скромной одежде, сэру Жерару велел разбирать бумаги и подготовить необходимые на подпись, а стражам сэра Эйца посоветовал не наступать мне на пятки.