Экспериментальный фильм - Джемма Файлс

Важно другое – ваша жена искренне убеждена, что ощутила некое таинственное присутствие. Спириты называют подобный опыт нуминозным. Иными словами, она пережила нечто, что находилось вне ее предшествующего опыта и, по сути, вне этого мира. Но она не помнит, что это было, и заполняет образовавшуюся лакуну при помощи фантазий, щедро порождаемых ее мечтательным воображением. Пока забытое воспоминание не всплывет на поверхность ее сознания, она не обретет покой.

– Значит, я принял правильное решение, привезя ее сюда, в Лужицу, в Дзенгаст.

– Да, это путешествие ей совершенно необходимо. Возможно, когда она увидит поля, окружающие деревню, где она родилась, поля, столь напоминающие место, где погибла ее семья, она вспомнит правду во всей неприглядности. Но правда, какой бы страшной и неприглядной она ни была, – это единственное, что может ее излечить. – Доктор испустил тяжкий вздох и добавил: – Человеческий ум скрывает множество тайн, сэр. Такое же великое множество, как и сама земля. Или даже больше.

Возможно, подробности, которые я привожу в своем повествовании, натолкнут тебя на мысль, что я многое придумал и домыслил. Поверь, это не так. События того дня врезались в мой мозг так глубоко, словно были на нем выгравированы. Сомневаюсь, что я когда-нибудь сумею позабыть их, особенно если учесть то, что за ними последовало.

Через три дня наше путешествие завершилось. В эту проклятую деревню мы прибыли под вечер, причем Айрис была так измучена, что, выйдя из кареты, потеряла сознание и рухнула посреди улицы. Ее отнесли в постель, и она лежала как мертвая, с мокрым полотенцем на глазах, и страдала так, что не имела сил даже стонать. Доктор Р. ничем не мог ей помочь, и, признаюсь, его бессилие привело меня в бешенство. Вскоре после заката в дверях дома, где мы остановились, появилась девчонка лет двенадцати. Она попросила разрешения войти в комнату моей жены, и при этом назвала ее девичьим, настоящим именем – Гизелла Вробль.

– Канторка шлет вам привет, – перевел мне ее слова доктор Р. – Она помнит о маленьком воробышке, дочери Хандрия и Лиски. Утром она придет сюда и поговорит с ней. А пока посылает это снадобье, которое избавит ее от боли.

Доктор Р. осмотрел зелье и заявил, что оно безвредно. Я сам отнес его своей возлюбленной и наблюдал, как она его выпила. Эффект оказался поразительным.

– Я чувствую себя почти здоровой, – сказала Айрис. – Кто это приходил?

– Какая-то девочка. Сказала, что ее послала некая Канторка.

– Моя бабушка знала это слово. Певица, запевала в хоре. Бабушка хранит историю деревни, ее легенды.

– И сказки? – спросил я. Айрис кивнула. Я улыбнулся, чтобы ее ободрить. – Что ж, любимая, тогда это самое подходящее знакомство для тебя.

В ответ она взглянула на меня как-то странно и проронила:

– Да, вероятно, это именно так.

С этого момента события стали развиваться стремительно. По крайней мере так казалось мне, стороннему наблюдателю, не способному понять, что происходит, и вынужденного всецело полагаться на объяснения доктора Р.

На следующее утро нас приняла сама Канторка, иссохшая древняя старуха, полуслепая, с трясущейся головой, которую покрывала бесформенная куча вышитой ткани. Дом ее, расположенный на краю деревни, оказался самым настоящим жилищем ведьмы. Та девочка, что приходила к нам, как видно, была у нее служанкой. Она варила какое-то вонючее снадобье в железном горшке над дымящимся огнем, пока ее хозяйка и Айрис вели разговор, который доктор Р. переводил для меня вежливым шепотом.

– Тебя беспокоит прикосновение Полуденной Ведьмы, – изрекла эта чертова деревенская колдунья, обращаясь к моей любимой. – Ты никогда не обретешь покоя, ибо Она обратила на тебя свой взгляд…

Я ощутил, что слово «она» старуха произнесла именно с большой буквы, и содрогнулся от подобного богохульства.

– Те, кого Она избрала, не будут свободными никогда, – продолжала старая карга. – Все, что им остается, – найти свое истинное призвание и следовать ему. Ты нашла свое истинное призвание, моя девочка?

– Матушка, я делаю то, что могу и умею.

– Хорошо, если это так.

– Вы больше ничего мне не скажете? Мы с мужем приехали издалека.

Старуха вперила в меня оценивающий взгляд.

– Вижу, что он любит тебя всем сердцем, доченька. У него добрые намерения, но есть дела, которые касаются только женщин, не мужчин и не посторонних. Все прочее тебе может сказать только Она. Если завтра, во время шествия, ты принесешь жертву, возможно, Она отнесется к тебе благосклоннее.

– А, вижу, речь зашла о деньгах, – шепнул я доктору Р. – К счастью, они у меня есть.

Доктор поспешно сделал мне знак молчать.

Шествие, о котором говорила старая карга, устраивалось ежегодно. Как видно, цель его состояла в том, чтобы умилостивить уже упомянутую „Полуденную Ведьму“, некую языческую богиню или призрак, который, согласно бытующим здесь легендам, бродит по полям во время уборки урожая. Обычно шествие устраивают в день летнего солнцестояния – как раз в эту пору созревают озимые, то есть рожь, посеянная осенью. Обряд необходимо провести до начала жатвы, иначе последствия будут самыми печальными. Доктор Р. сообщил мне, что до прихода христианства поля вокруг деревни были известны как Место погребения; согласно преданиям, крестьяне живьем хоронили здесь своих стареющих родственников. Таким образом они кормили землю, поддерживая ее плодородность.

(Припоминаю, как в пору моих ухаживаний за Айрис она рассказывала мне множество подобных историй. В раннем детстве она слышала от своей обожаемой бабушки на редкость жуткие сказки: о водяном, который заманивает купальщиков в свое озеро, топит их и утаскивает на дно; о Душилеке, или Лесном Душителе; о Зморе, ведьме, которая убивает людей во сне; о Стриге, летающем чудовище, которое набрасывается на людей, уносит в воздух и пожирает, сбрасывая на землю их обглоданные конечности; о Цметре, который выкапывает покойников из могил и поедает их.)

Не представляю, как можно рассказывать ребенку или кому-либо такие ужасные вещи. По всей видимости, несчастная бабушка Айрис была той же породы, что и достопочтенная Канторка. Вероятно, все вендские дети впитывают подобные кошмары с молоком матери. В какой-то степени это объясняет, откуда берет начало кровожадность отца Айрис, казалось бы, столь противоестественная.

Но нет, такие мысли лучше гнать прочь, иначе я рискую замарать грязными подозрениями Айрис. Она не заслуживает этого, моя обожаемая супруга, столь нежная, деликатная и внимательная к тем, кто находится рядом.

Надо запретить ей участвовать в этом идиотском обряде, говорил я себе. Она должна меня послушаться. Разумеется, то был чистой воды самообман. Я никогда не использовал своей супружеской власти и не собирался делать этого впредь. Я ограничился тем, что сказал доктору Р.:

– Нельзя допустить, чтобы Айрис пошла одна. Среди