Фрейлина специального назначения - Молка Лазарева

— А теперь давай начистоту, что происходит?

Признаться, я все же сомневалась — рассказывать или нет, но потом махнула рукой и выложила все, начиная от истории с музой, договора об оказании помощи и заканчивая глебовской «игрой».

— М-да, выходит, он порядочная сволочь! Причем буквально: и сволочь, и порядочный — одновременно! — сделала вывод из моей истории Волковская.

— Угу.

Пока я рассказывала подругам про «романтику с зельеваром», совсем забыла о письме, которое до сих пор держала в руках, и теперь, когда мой взгляд вновь упал на бумагу, едва не вскрикнула от неожиданности — на ней стал проявляться текст ответа. Причем больше всего это напоминало какой-то магический вариант смс-чата. Я в онлайн-режиме видела, что отвечает собеседник.

«Ты угадала, у меня нет фамилии. Я сирота. Даже имя „Глеб“, скорее всего, не мое. Его мне дали в сиротском приюте».

— Это ты сейчас меня пытаешься разжалобить? — задала я риторический вопрос, глядя на бумагу.

— Куда ты так уставилась? — поинтересовалась Фиса.

— Это какой-то магический аналог нашего интернет-чата, — показала ей на листок. — Я пишу здесь, а он видит там, и наоборот.

— О, а мы еще жаловались на отсталость этого мира, — обрадовалась Крис. — Ну и что он там пишет?

Я зачитала вслух его жалостливую историю. Над ответом совещались коллективно, в итоге родили шедевр. Обращение было рассчитано на то, что я прониклась его горем.

«Бедный! Я тут подумала и решила, что согласна выйти за тебя замуж. Ты же вроде как завуалированно меня позвал. Только у меня одно условие…»

Признаться, у меня сразу чесались руки написать ему, какое именно условие, но девчонки удержали. Сказали, что надо потянуть и сохранить интригу.

Через минуту бумага послушно выдала предсказуемый ответ от брюнета:

«И какое же? Учти, коллекцию ядов я на тебя отказываюсь переписывать, и при разводе кот Мурз достанется мне».

— Ишь какой шустрый, уже на моего кота посягнул! — Я злобно грызла кончик карандаша, предвкушая реакцию зельевара на то, что готовилась написать.

«Мурз, как взрослый кот, должен сам выбрать, с кем ему оставаться. А условие простое: ты берешь мою фамилию!!!»

И здесь, по нашей задумке, у Глеба должно начать рвать крышу, либо он обязан был бы захорохориться и согласиться. Ясно, что в шутку — он ведь игрок…

Но облом, как говорится, подкрался незаметно:

«Если бы этот ответ написала мне ты, я бы, не раздумывая, согласился. Но многоженство в наших Королевствах запрещено, и, боюсь, тройную фамилию еще от Кристины и Анфисы я носить не смогу…»

— Вот же ж ежкин дрын! — выругалась я. — Бабы, мы где-то прокололись…

— Или он за нами шпионит, — трагически констатировала пампушка.

— Ладно. Раз так, то я с ним сама пообщаюсь…

«А что тебя не устраивает в троеженстве? Три сексуальные, молодые, привлекательные девушки. Будешь аки кот в масле кататься… Ты же, судя по твоему первому письму, как раз намекал на это. Ведь здесь любят девушек пооткровеннее…»

Ответ был молниеносным.

«Здесь любят разное. Кстати, я так и не дождался благодарности за совет».

«Ты опоздал, мы обо всем догадались сами. Поэтому твое письмо было неактуальным. Тем более у меня есть огромные сомнения, что этот совет ты дал исключительно ради моей же пользы. Может, ты, наоборот, на балу на меня поглазеть решил».

«Вынужден тебя разочаровать, я ненавижу такие мероприятия и туда не пойду».

Я решила съехидничать.

«Очень жаль! Я хотела пригласить тебя на танец».

На этот раз ответа не было долго. Десять минут прошло в тягостном ожидании…

— Не ответит. По ходу ты перегнула палку, — грустно прокомментировала Фиса, она за это время уже успела умыться и переодеться.

— Ну, а как мне еще с ним вести себя? Я реально не знаю, чего он от меня хочет. — Едва договорила, как на бумаге проступили ответные письмена.

«Знаешь, Эля, что именно мне нравится в молодых первокурсницах? Не их молодость, не сексуальность, не привлекательность, а наивность и бесхитростность. Вы открыто смотрите на мир, доверяете, неспособны нанести удар в спину. Апотом вы портитесь, потому что вас учат хитрости и предательству. Вы везде ищете двойное дно! Все эти балы, вечные праздники, опьяняющая красота и излишнее внимание меняют вас. Еще месяц назад ты была чистой и яркой, а теперь… становишься хищницей, готовой перегрызть горло… Пожалуй, на этом наша с тобой игра подойдет к концу. Как я и говорил, увы, но век моих муз недолог».

Едва я дочитала, бумага вспыхнула и превратилась в горстку пепла, при этом даже не опалив рук.

— Все, доигралась… — На душе стало противно.

Нет чтобы радоваться, мол, легко отделалась. Сама ведь не раз думала о том, как избавиться от этого странного внимания со стороны зельевара, и вот оно… Но нет чувства победы, мне горько и противно… Причем ощущение, будто я во всем виновата…

— Дурацкий магистр страстей, — выругалась я. От нахлынувших эмоций поняла, что, если сейчас не уйду умываться, разрыдаюсь, как ребенок. Нарочито быстро рывком сменила положение с полулежачего на сидячее, спустила ноги на пол и тут же пожалела об этом.

Мурз дождался своего звездного часа и вцепился всеми четырьмя лапами в мои икры…

Я взвыла не столько от боли, сколько от осознания того, что закон Мерфи на мне сработал во всей своей красе — когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже.

Еще в начале недели сверкавшая чистотой лаборатория Глеба наконец-то начала покрываться первой пылью, ее одинокие частички неторопливо оседали на стенках многочисленных колбочек, мензурок, склянок с реактивами и баночек с экстрактами, как бы намекая — а давай устраивать генеральные уборки раз в неделю.

На все это с затуманенным взором смотрел хозяин химического «великолепия» и пытался отловить убегающую от него мысль. Мысль витала в воздухе и на бумагу переноситься отказывалась, недописанные строчки повисли незавершенными фразами:

О, был он зол, как черти ада,Смотрел он с болью на тебя.Он верил, он любил когда-то.Разбито сердце у орла.

И повторилась вечность вновь,Не пожелал понять он правды…

Последние две строки упорно не хотели становиться завершенным четверостишием, потому как перед глазами поэта до сих пор стояла рыжая Элла, только что уволенная с поста музы.