Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

«Если не душевнобольной, то все-таки с несомненными симптомами душевного заболевания, проявившимися в его живописи». (Ireland, 1889. с. 134.)

«Своим заболеванием походил на Сведенборга, Ньютона, Сваммердама43: “идиопатическая галлюцинаторная паранойя”. Идеи преследования, галлюцинации зрения и слуха». (VIeuten, 1907, с. 363.)

«Если не психопатически параноидный, то все-таки самое меньшее — сильно невротическая, бионегативная личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 335.)

«Страдал маниакально-депрессивным психозом». (Гершон, Ридер, 1992, с. 84.)

«Парафрения». (Ланге, 1928, с. 17.)

Особенности творчества

«Истину нельзя объяснить так, чтобы ее поняли;

надо, чтобы в нее поверили».

У. Блэйк

«Однажды увидел я объятого пламенем Дьявола, который предстоял Ангелу, восседавшему на облаке; и говорил Дьявол…» (Блейк, 1993, с. 207.)

«Он консультировался с духом своего умершего брата и получил от него,

как говорил позже, ценные секреты искусства, например прекрасный и оригинальный способ, применяемый им при гравировке и окраске своих произведений». (Nisbet, 1891, с. 76.)

«С 1787 г. начинается мистический период творчества Блэка в связи с душевным потрясением, которое он испытывал вследствие смерти нежно любимого брата Роберта, оставившего также несколько фантастических рисунков». (Бенуа, 1992, с. 309.)

«Непризнанный художник, похороненный как босяк, неприспособленный к жизни художник, стихийный философ и музыкант, ясновидец, а в глазах современников — несчастный безумец, которого можно оставить на свободе только по причине его безвредности… Мощь таланта этого несчастного безумца, необузданность его воображения, мифологичность его мировоззрения, мистическая игра его фантазии позволили ему не просто прозреть грядущие судьбы народов, но и предвосхитить грядущую культуру: символизм и сюрреализм, чистое искусство и автоматическое письмо… “Видения” Блейка— это не болезнь обостренного восприятия, но — поэтический принцип: искатели сокровенной истины должны развивать свое воображение до сверхчувственного предела. Блейк не доверял рассудку и скептически относился к непогрешимости чувств. Воображение, интуиция были для него главным инструментом поэтического познания, направляемым самим Богом… То, что называют болезненными видениями Блейка, оказалось явью грядущего». (Гарин, 1992, т. 1, с. 396, 398', 405.)

«Ему не было отказано ни в заботе и участии родных, особенно жены, Кэтрин Блейк, ни в восхищении узкого кружка почитателей и учеников. Вне этого кружка Блейка именовали “безумцем”, а чаще просто игнорировали… По свидетельствам, “пророческие видения” посещали поэта еще в детстве, и уже тогда его внутренняя жизнь отличалась необычным своеобразием и глубиной… Как и любой художник, Блейк тяжело переживал отсутствие понимания у современников, но в определенном смысле эта вынужденная изоляция сослужила ему добрую службу: его творчество всегда оставалось ориентированным исключительно на внутреннее “поэтическое видение”, безо всяких поправок на вкусы и интересы публики. Над Блейком смеялись, но он до самого конца не разуверился в своем пророческом даре и сохранил приверженность своим духовным идеалам». (Глебовская, 1993, с. 6–8.)

«…Представляет пример того, как под влиянием болезни происходит сдвиг психо-эвротической пропорции: он делается художником, не будучи им до болезни, причем особенность его творчества была та, что все его произведения живописи были плодами его галлюцинаций… Блэку служили моделью его галлюцинации. Точно так же, как галлюцинации зрительные служат ему моделью в живописи, так и галлюцинации слуховых органов служат ему источником поэтического творчества… Его стихи как бы притекают откуда-то извне, со стороны какого-то другого источника, он только их слышит и записывает. Об этом он писал в письме от 25.IV. 1803 г., где он сам объяснял, — каким образом создано было одно из больших его произведений. Он пишет: “Я писал это произведение непосредственно под диктовку по 12, а иногда по 30 стихов за раз, без всяких обдумываний и помимо моей воли”». (Сегалин. 19256, с. 209–210.)

Когда пытаешься понять творчество такого гения, как Уильям Блейк, являющегося к тому же еще мистиком и провидцем, невольно испытываешь некоторую неловкость. Вроде бы все понятно и просто: это зрительные и слуховые галлюцинации душевно больного человека, воплощенные им в художественном и поэтическом творчестве. Но всякий раз возникает непреодолимое сомнение в своей естественнонаучной уверенности… В экспериментальных условиях возможно достижение такой же формы визионерства, каковая наблюдалась у Блейка, путем употребления галлюциногенных средств. Поэтому отмечаемые у поэта галлюцинаторные состояния психики нельзя назвать чем-то совершенно недостижимым и непостижимым. Вопрос в другом: могут ли некоторые люди являться визионерами вне зависимости от действия галлюциногенов и психических расстройств? В нашем аспекте особенно ценна способность поэта-художника выражать в художественных образах свои необычные переживания. Помимо прочего Блейк узаконил уже существовавшую традицию, в соответствии с которой, любое произведение искусства создается при участии беса: искусство — демонично, вдохновение — инфернально.

БЛОК АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1880–1921), русский поэт, начинал в духе символизма, постепенно пришел к идее неизбежности «возмездия». Разочарование в революции привело к глубокому творческому кризису.

«Мы — дети страшных лет России…» АЛ. Блок

Наследственность

[По ли нии отца] «Прадед поэта, Александр Львович Черкасов, судя по скудным сведениям, дошедшим до нашего времени, слыл человеком из ряда вон деспотичным и жестоким. Дед, Лев Александрович, умер в психиатрической больнице… Отец, Александр Львович, был непригоден к семейной жизни по какой-то атавистической, ненормальной жестокости, вероятно, унаследованной им от предков со стороны его матери, урожденной Черкасовой». (Бекетова, 1990, с. 21, 298.)

«Отец… был человек неуравновешенный… он держал свою жену впроголодь, бил ее; это послужило причиной их развода через год после свадьбы. Был в то же время выдающимся музыкантом и тонким стилистом». (Минц, 1928, с. 45.)

«Отец поэта, блестящий юрист и музыкант, был клиническим садистом, мучившим двух жен и окончившим свои дни одиноким неопрятным душевнобольным». (Эткинд, 1996, с. 72.)

[Записи 1918 г. сестры матери, М.А. Бекетовой о себе] «В середине этой трудной зимы я заболела от истощения, а весной у меня обнаружилось острое психическое расстройство. Вначале меня поместили в клинику душевнобольных…» (Бекетова, 1990, с. 177.)

[Мать] «Александра Андреевна была очень нервная, истеричная девочка, капризная и непокорная. Нередко находили на нее припадки беспричинной злобы… Ее детские болезни всегда проявлялись резко: сильным