Артефактор Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

лет для мужчины. Для заключения брака требовалось согласие родителей, а для крепостных — и согласие их владельца. Изменения произошли лишь в 1831 году.

— Батист? Пожалуй, я согласна подождать. А какие вещи из него можно будет исполнить! Версачи с Дольче Кабаной от зависти сдохнут! — заявила Лариска, перед тем, как пропасть.

— Командир, а мой вопрос… — насупился Серёга.

— На озере уже два вида аэросанок обкатывают. Простеньких, как трёхколёсный велосипед, но на лыжах. Как выберут, какие удачней получились, так и создам я перлы для твоих выборных. Будут тебе и егеря, и лесничие, и рыбнадзор, — успокоил я тульпу.

Мешают. Я на предстоящий разговор настраиваюсь. Не самый простой. Попробуй, объясни старостам, что от перехода на пятиполье, и это лишь для начала, они только выиграют, а я задорого куплю весь их урожай недорощенного льна, но высаженного по моим правилам. С очень густой посадкой, чтобы к Солнцу стеблями тянулись, и обильным внесением удобрений.

Сложная штука это земледелие… Там от одного только чередования культур голова пухнет, ибо нельзя на земле выращивать год от года одно и то же. И даже не столько над тем, как это чередование правильно сделать, сколько, как агроному и старостам объяснить, что вот именно так нужно делать, и никак иначе. А затем, так и вовсе выйти на семиполье. Но это уже потом… Когда они первые деньги получат. Хорошие такие деньги… Ранее ими не виданные!

* * *

Никак не ожидал, что бригада Еремеева соберёт самолёт раньше Нового года, но вот ошибся, порадовали меня парни. Можно сказать, сделали подарок на Рождество. Степан даже отца Петра из местного храма уговорил воздушное судно окрестить, как это полагается на флоте. Иначе не дело это — иметь в хозяйстве некрещеное судно. Ну, а то, что у лодки крылья имеются, и она летать будет, то это к барину вопросы. Никто ведь не возмущается, что у князя егеря, лесничие и водоохраник на аэросанях по снегу рассекают. Так почему бы Его Светлости с высоты птичьего полёта не последить за своими угодьями.

— Чем-то корпус Вашего аэроплана на акулу похож, — заявил Модест Ипполитович, присутствовавший при крещении. — Да и окраска соответствующая.

Не знаю, в каких краях Болотников видел акул, а как по мне, то силуэт самолёта больше на чехонь похож. Но кто я такой, чтобы о рыбах спорить с агрономом, и потому решил немного подыграть:

— Если уж самолёт и похож на акулу, то на маленькую. К примеру, на черноморского катрана.

Так игра ассоциаций и слов дала название первому в этом мире гидросамолёту и бывшая в моём мире «Шаврушка» стала именоваться Катраном.

В общем, окрестили мы лодку. Акулька даже бутылку шампанского об стойку амортизатора шасси грохнула и стала крёстной воздушного судна под названием Катран.

Несмотря на то, что я лично принимал некоторое участие в постройке летающей лодки, да и предполётные испытания были полностью на мне, всё равно было волнительно перед самым первым полётом.

— Ваше Сиятельство, неужели и правда лодка, как птица полетит выше деревьев? — с недоверием рассматривал Прохор стоящий на озере и готовый к первому полноценному взлёту самолёт. — Он ведь тяжелее телеги.

— Ты же сам накануне видел, как самолёт от снега отрывается, — напомнил я пацану вчерашние испытания. — Почему бы ему и выше не летать?

Стоит отметить, что к испытаниям Катрана мы подошли вполне серьезно. Первый день я проводил только так называемые рулёжки. То есть разгонял по озеру самолёт, и отмечал для себя его поведенье, не отрывая от взлетно-посадочной полосы, которую Макс с Колей из снега построили мне прямо на льду озера Велье. На следующий день я испытал, как самолёт отрывается от поверхности и как он слушается руля высоты и элеронов. На удивление взлёт получается лёгкий и с короткого разбега, чего не скажешь о посадке, поскольку та происходит несколько сложнее. В принципе, этого и следовало ожидать. Планер получился легким, а подъемная сила крыла высока, вот и не торопится самолёт приземляться, несмотря на то, что я отключаю тягу, создаваемую воздушным перлом.

— Саня, хорош тянуть, — прокричал мне высунувшийся из кабины Серёга, облюбовавший себе кресло по правую руку от пилота, — Люди ведь ждут, когда ты взлетишь.

Действительно, несмотря на мороз, народу, а особенно ребятни, на берег озера набежало изрядно.

Ну, а как иначе? Мало тех чудес, что Его Светлость при каждом своём появлении окружающему люду показывает, так он сейчас ещё и летать изволит. Это ли не рождественское чудо?

— Саша, только давай без фигур высшего пилотажа, — потребовал Сергей, когда я закрыл над собой фонарь кабины, — Взлёт, вираж и на посадку.

— Будешь умничать, на земле останешься, — пригрозил я тульпе. — Я, можно сказать, всю жизнь о своём самолёте мечтал, а ты меня с небес на землю сбрасываешь.

— Всё-всё, молчу, — поднял руки Сергей. — Делай, как знаешь.

— Успокойся ты, — ухмыльнулся я в ответ. — Не собираюсь я геройствовать и изображать из себя Валерия Чкалова. Кстати, в курсе, что он в своё время на «Шаврушке» разбился? Летел в непогоду вдоль железной дороги на бреющем и врезался в семафор.

Не знаю, как понял мои слова Серёга, но ремни безопасности на себе на всякий случай застегнул. Откуда он их только взял непонятно, потому что в конструкции самолёта они не были предусмотрены.

В старых фильмах обычно показывают, как пилот при запуске двигателя кричит «От винта».

А если на моём самолёте винта нет, то кому и что кричать?

С этими мыслями я создал за собой воздушный поток и после короткого разбега по снегу, оторвал самолёт от взлётной полосы.

Из бесед с Виктором Ивановичем я знал, что на «Шаврушке» время набора высоты в тысячу метров составляло около восьми минут, но я и не собирался так высоко взлетать. В мои планы входило подняться максимум на полкилометра и покружить над озером да над окрестностями, чтобы все кому интересно могли понаблюдать за первым в мире летающим аппаратом тяжелее воздуха. К тому же погода просто прелесть. На небе ни облачка и, как говорят в авиации, видимость на миллион.

— Приветствую, князь! — раздался из артефактора связи голос деда. — Ты где сейчас находишься?

— Здравствуй, Пётр Абрамович. Ты не поверишь, но решил на природу выбраться да свои владения осмотреть, — не вдруг нашёлся я, что ответить