Прокаженная - Гелена Мнишек

Развеселившийся пан Рудецкий отправился на галерею. Со своего места он мог видеть входную дверь, лестницу и часть верхнего коридора.

То и дело подъезжали новые гости. Отец Стефы, сидевший рядом с портьерой, мог видеть все, а в случае необходимости, чуть откинувшись за портьеру, был бы невидим снизу. Все до сих пор приехавшие были ему незнакомы. Один из них привлек особенное внимание пана Рудецкого. Это был человек старый, но державшийся прямо и величественно, во фраке в обтяжку. Лицо у него было бледное, словно восковое, на нем выделялись орлиный нос и огромные черные глаза. Поседевшие волосы были на старинный манер зачесаны буклями над ушами, гордо стиснутые узкие губы выражали магнатское высокомерие.

Пан Рудецкий знал, что это Анджей Мортенский, председатель местного сельскохозяйственного товарищества и директор выставки. Рядом с ним стоял какой-то низкорослый пан, толстый и краснолицый, без усов, с пышными бакенбардами а-ля Мольтке.[66]Руки он заложил за спину, стоял с таким видом, словно в грош никого здесь не ставил. Однако на графа он поглядывал с полным почтением, и в этот миг с губ у него не сходила счастливая улыбка. Когда граф обращался к нему, непременно чуточку свысока, руки пана внезапно оживали, и толстые красные пальцы беспокойно сновали у манишки. Он так униженно кланялся, делал столь умильную физиономию, что пану Рудецкому поневоле стало противно.

— Наверняка какой-нибудь мельник из графских поместий! Чтоб горожанин так гнулся!

Концерт никто уже не слушал. Все кинулись смотреть на съезжавшихся аристократов. Пан Рудецкий высматривал пани Эльзоновскую и Стефу, но они еще не появились. Зато прибыли граф Трестка и Вилюсь Шелига. Лакей метнулся к дверям — это вошел майорат Михоровский, сопровождая пана Мачея.

Движение прошло среди собравшихся. Те, кто помоложе, даже выскочили на лестницу. Председатель подался вперед. Он и старший Михоровский приветствовали друг друга крайне почтительно и уже не разлучались. Вальдемара окружили молодые аристократы. Пан Рудецкий внимательно разглядывал его из-за портьеры. Молодой майорат выглядел совершенно иначе, нежели в седле и за обедом — но, быть может, еще великолепнее, ибо безукоризненно сидевший фрак подчеркивал стройность и элегантность фигуры. Он решительно выделялся на фоне окружения. В нем с первого взгляда узнавалась высокая порода.

Приехали старая княгиня Подгорецкая в драгоценных черных кружевах и панна Рита. Княгине предложил руку председатель, Рите какой-то старательно изображавший английского джентльмена юнец, опередивший Трестку.

Барон Вейнер ввел триумфально сверкавшую драгоценностями графиню Чвилецкую. За ней выступала панна Михалина под руку с обругавшим лакея лысым графом и смешливая Паула, опиравшаяся на руку столь же смешливого юноши. Вальдемар с явным нетерпением поглядывал на входную дверь.

«Что же они не едут» — подумал и пан Рудецкий.

— Пане, что же музыка не стихает? — обратился к Рудецкому его сосед. — Бубнят себе и бубнят, а там аристократов понаехало, поди, тоже злятся.

— Кто-то кому-то должен уступить: музыканты аристократам или наоборот, — задумчиво ответил пан Рудецкий.

— Но пока что никто не уступает. А отсюда следует, что все эти господа к искусству мало расположены, да еще плохо воспитаны — и сами не слушают, и другим не дают.

Тут внимание их привлекла суета у дверей. Пан Рудецкий глянул туда и тут же спрятался за портьеру. На лестницу в сопровождении старого князя Гершторфа вступала пани Идалия в пышном бархатном платье и бриллиантах.

Вальдемар вел молодую княжну Подгорецкую. Люция шла с Вилюсем Шелигой. Стефа, окутанная облаком бледно-зеленого крепа, опиралась на руку Трестки. Забыв о предосторожностях, пан Рудецкий высунулся из-за портьеры, чтобы лучше все видеть. Стефа показалась ему попросту прекрасной. Когда она проходила мимо, мужчин, все головы обернулись следом. Пани Идалия в ответ на поклоны кивнула чуть высокомерно, а молоденькая княжна, стройная и премаленькая, — неописуемо изящно. Множество взглядов скрестились на Стефе и Люции — но главным образом на Стефе, потому что большинству из присутствующих она была незнакома. Однако Трестка, сопровождавший ее с прегордым видом, был знаком всем.

Появились граф и графиня Барские с дочерью. К ним тут же подбежал князь Занецкий.

Концерт закончился. После долгих аплодисментов публика стала расходиться, но, не успела и половина из них покинуть зал, как туда уже бросились лакеи, хватая кресла и шумно выволакивая их в коридор. Воцарились гомон и суета. Из-за портьеры вышел Вальдемар, показал рукой в сторону двери и сказал кратко, спокойно, но решительно:

— С этим потом. Сначала — туда.

Лакеи бросились подавать верхнее платье уходящим.

Толчея в зале утихла. Люди покидали его спокойно, без ненужной сутолоки.

«Ого, как он справно! Это вам не лысый граф!» — удовлетворенно подумал пан Рудецкий.

А сосед в очках причмокнул:

— Ну, лихой! Это, чтоб вы знали, майорат… Михоровский из Глембовичей. Ба! Большой пан.

— А вы знакомы лично с майоратом? — спросил он.

— А как же! Здесь, на выставке, познакомились. Я, изволите знать, инженер. А майорат был членом комитета, и самым из них дельным, так что мне посчастливилось не раз с ним общаться. У него были на выставке огромные конюшни. Десять кобыл разных пород, со всех поместий, и тот прекрасный жеребец, чистокровный араб, на котором он так ловко ездил. Да вы наверняка, видели.

— За коней он получил золотую медаль.

— Они того стоят!

— И псарня получила награду. Видимо, у него весьма культурное хозяйство.

— Уж это точно! А ведь совсем молодой. Знаете, он раньше разъезжал по свету, как какой-нибудь набоб, погулял немало. А теперь сидит в своем имении.

Пан Рудецкий погрузился в раздумья.

В зале тем временем воцарился порядок. Садовники устанавливали благоухающие корзинки с цветами. Внезапно из будуара вышли Стефа с Люцией и, держась за руки, пробежались вдоль зала. За ними показались две паненки в возрасте Люции, маленькие, как куколки, в белых платьях. Это были княжны Подгорецкие, внучки княгини Подгорецкой из Обронного. Все четверо весело кружили по залу. Среди тепличных деревьев и цветов девушки казались белыми мотыльками. Стефа, выше ростом и смуглее остальных, вела хоровод. Обе княжны веселились со всем азартом новичков, увлекая за собой и Люцию, державшуюся чуть-чуть серьезнее. Они не обращали ни малейшего внимания ни на зрителей с галереи, ни на суетившихся слуг, почтительно уступавших им дорогу. В коридоре появился Вальдемар, бросил взгляд в зал и оказался среди веселящихся девушек.