Носферату - Дарья Зарубина

— Думаю, и профессор был рад не меньше, — заметил я.

— Но как он догадался, что в камнях можно найти такого помощника, как вы? Как он догадался о полиморфах? Раранна показывал ему вас? — снова перехватил допрос Санек.

— Нет, — отозвался Урос. — Уже знал о камнях. Не спрашивал. Не видел меня.

— Я знаю, — встрял я. Но Санек не зыркнул на меня, как прежде, а приготовился внимательно слушать. — Во всяком случае, предполагаю, — поправился я. — Минутку, звякну дяде.

Я набрал номер дяди Брути и, не тратя времени на приветствия, задал свой вопрос. Дядя был серьезен и лаконичен, что означало одно — Брут Шатов идет на поправку.

Все четырнадцать секунд разговора Анна, Санек и даже Экзи не сводили с меня внимательных взглядов.

— Все просто, — заявил я. — Насяев напросился на Саломару, уже зная о камнях. Во время визита моего дяди с ним были еще два дипломата. Один из них — приятель Насяева. Все, кто знает о том, что профессор ищет суперсверхпроводник, тащат ему изо всех уголков вселенной образцы неземных материалов. Даже Отто говорил мне, что привез для профессора из командировки какой-то сувенир для опытов. Друг вполне мог притащить Павлу Александровичу саломарский презент, а тот первым делом пропустил через него ток. Видимо, ему повезло, камешек проснулся и оказался не пустышкой. Хотя едва ли ему повезло, как нам с господином Уросом. А уж из собственной поездки профессор наверняка привез полные карманы камешков.

Мои коллеги по этому расследованию слушали меня, затаив дыхание. Тем временем тело Экзи начало заметно сдавать. Голова безвольно свесилась на сторону, лапы дрожали и норовили подогнуться.

— Ухожу в спящий режим, — сообщил Урос. — Недостаточно энергии.

Санек метнулся к псу, подхватил провода и снова воткнул вилку в розетку.

— Собака больна, — предупредил Урос. — Не заряжать. Возможна утрата носителя. Ему нужен… нет слова. Отравлен… нет слова. Он не знает. Не могу объяснить.

— Если пес умрет, вы сможете выйти на контакт после зарядки? — спросил Санек, стараясь не выдать беспокойства.

— Не знаю, — отозвался Урос. — Полиморф подключен к ЦНС. Безопасное отключение — нет времени. Заряд мал. Состояние носителя — среднее. Экстренная перезагрузка — утрата личности.

— Чьей? Собаки? Вашей? — Несмотря на опыт работы, Санек никак не мог привыкнуть к тому, как изъясняется наш гость. На этот раз первой смысл его слов поняла Анна.

— Собака отравлена саломарским ядом, — объяснила она, вскакивая. Выбежала в коридор. Я слышал, как в коридоре она шикнула на Марту и велела не высовываться. Видимо, Марта поняла все с полуслова, потому что я не заметил даже ее тени, когда Анна вернулась, на ходу перебирая содержимое сумочки. По счастью, она была запасливой дамой и к вопросу отказа от курения подошла обстоятельно.

Я ухватил собаку и перевернул на спину. Анна сорвала болтавшиеся на шерсти никотиновые пластыри и приклеила новые.

— Пару минут, — с хирургической теплотой заверила она Санька, — и пес будет в норме. Сможете еще разок ткнуть в него проводом.

— Состояние улучшается, — подтвердил Урос. — Яд блокирован. Что? Не верно. Чем?

— Никотином, — ответил я. — И мне бы закурить не мешало.

Санек, на минуту подвисший в безуспешной попытке понять, что происходит, потребовал объяснений. И мы — раз уж все равно бедняге Экзи нужно минут десять на то, чтобы прийти в форму, достаточную для получения заряда бодрости для его инопланетного гостя, — рассказали все как есть. Естественно, повествование о саломарской части дела досталось мне.

Несмотря на глубоко укоренившееся недоверие к моей профессии, Санек поверил. Объяснять пришлось недолго. Он уже знал и о том, что Муравьев признался в убийстве саломарца — об этом трещали все газеты, и о том, что тело нашли мы с дядей Брутей, и — теперь уже — о моем отравлении. Я упомянул о том, что способ лечения собаки придумала Анна Моисеевна, и аккуратно умолчал о том, что Юлий уже сгонял для меня на Саломару и спер Уголовный кодекс.

Потом Анна в деталях рассказала о произошедшем у Отто. Санек внимательно слушал, Урос время от времени переспрашивал, используя дивное «Он не знает. Я не понимаю» или обходясь кратким «Нет слова».

— Шатов, — выслушав, проговорил Санек, — вы на сто процентов уверены, что гобелены превратились в точно такие же камешки, как тот, что вы сняли с консула? Вы подтвердите на суде?

Я ответил, что положу руку на что угодно и даже готов пройти проверку на детекторе лжи.

— Анна Моисеевна, — обратился Санек к моей напарнице, — вы хорошо запомнили, что говорил профессор Насяев, когда пришел к Отто? Профессор будет изворачиваться своим хитрым умом, но мы должны собрать все, чтобы круто припереть его к стенке.

А ведь я почти забыл о том, насколько древняя и глубокая вражда связывает Санька и русский язык. Я вздрогнул. Он истолковал этот жест по-своему.

— Успокойтесь, Шатов, — заверил он. — Это дело никак не повредит вашей семье. Насяев почти у нас в руках. А свидетельство в таком деле только пойдет на пользу вашей журналистской карьере.

Санек уже взял в руки провод и приготовился предоставить Уросу обещанный минимальный заряд, а потом свернуть дело.

— Не выйдет, — бросил я, стараясь не выдать своего отчаяния. — Я плохой свидетель. Журналист, щелкопер, писака — кто мне поверит. Насяев не зря бросил саломарское дело журналистам. Теперь о нем знает слишком много людей, в том числе и тех, кто захочет оправдать профессора, а потом использовать в своих целях. Нам нужны такие улики, такие доказательства, чтобы полностью перекрыть Насяеву кислород.

Санек и Анна понимали это не хуже меня. Журналисты в одну ночь раздули из смерти Раранны сенсацию. И бедняга Муравьев к утру выглядел в глазах общественности едва ли не героем. Любой умный преступник на месте профессора сделал бы то же самое — создал дымовую завесу вокруг дельца со шпионажем, скормил газетам историю о Муравьеве, а потом постарался держаться на виду и как можно ближе к народному герою и невинному страдальцу, который пошел на преступление из патриотических чувств.

В такой обстановке прижать Насяева за шпионаж оказывалось почти невозможно. А ждать, пока шум вокруг дела утихнет, не было времени, до прибытия саломарской делегации оставались считаные дни.

— Что вы предлагаете, Шатов? — наконец сдался Санек, признавая, что я заслужил свое право сунуть нос в это собачье дело.

В этот момент проснулся мобильный Санька. Он поднял трубку, отдал несколько коротких команд на том странном разведчицком наречии, которому не обучают простых смертных. В дверях показались мальчики в шлемах и костюмах химзащиты.