Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий

идея, к которой он стремится всю свою жизнь с железной непреклонностью.

Арнольд (задумчиво). Он достигнет её в своей симфонии.

Ванда. Он стал рассеян. Говорит точно сам с собой. Кругом никого не замечает.

Арнольд. Великий художник и не может никого замечать. Он вечно на ледниках, где свистит ветер… Блестит молния… Поёт хор таинственных голосов… На земле люди такие незаметные…

Ванда. Вы про другое… У Эдгара совсем не то…

Арнольд (с живостью). Это грубейшая ошибка, что наша жизнь не очень разнообразна. Жизнь должна быть разнообразной, должна искриться миллионами огней. Но у нас всего-навсего какой-то семисвечник.

Ванда. Как вы не похожи на Эдгара!

Арнольд (не слушая). Вот я о себе вам скажу. Кто такой я вот здесь, в нашей теперешней жизни? Никто. Мне нет места. Вы скажете – молодость. Нет, нет! Это совсем не то. Я художник. Я чувствую в себе все силы художника. Моё воображение создаёт волшебные грёзы. Я вижу красоту в каждой былинке. Она вливается в мою душу, как солнечный луч в распускающийся цветок. Мои уши слышат неведомые простым людям мелодии. Творческие силы подымают меня, как лёгкую птицу – широкие белые крылья… Я живу не одну свою жизнь – я изживаю десятки воображаемых жизней… Но я не писатель, я не музыкант, я не живописец, не зодчий. И не потому, что я не учился. Нет. Я мог бы учиться – и был бы плохим музыкантом, плохим поэтом, посредственным живописцем. Я чувствую, что мои силы могут найти своё приложение в какой-то совсем другой жизни; что здесь, у нас, где всего семь свечей, моему огню нет места. Это я, мужчина. Формы, в которые может вылиться моя деятельность, всё же разнообразнее. А женщина?

Ванда. Да, да… Я сама часто думала совсем так же. Эдгар говорит, что всё в жизни надо понимать через смерть.

Арнольд. Может быть. Может быть, для того, чтобы понять, какой жизнь должна быть. Но нашу семисвечную жизнь и понимать нечего. Учительница, кассирша, фельдшерица, музыкантша, жена, прислуга, артистка, швея… ну ещё пять, шесть, десять этикеток… Вот и всё. Но где же, в чём же выразится вся душа женщины, со всеми безграничными своими силами? Нет, нужно всю жизнь перестроить сверху донизу. Я не о политических и социальных побрякушках говорю. Всю, всю! Там, внутри, чувствуешь, как горит, переливается самоцветными камнями какая-то скрытая жизнь. А здесь – учительница, переводчица, жена, кассирша… Где же те силы, которые дадут возможность наконец прорваться на свет Божий великой симфонии, разрывающей на части человеческую душу? Если бы только когда-нибудь это случилось, какое бы безграничное счастье ожидало человечество. Земля бы наконец примирилась с небом. Симфония понеслась бы от земли к небесам. И воочию чудо свершилось бы: и земля и небо стали единым, великим целым!..

Ванда (возбуждённо смеясь). Я сделала открытие.

Арнольд (серьёзно). Открытие?

Ванда. Могу указать вам ваше призвание.

Арнольд. А именно?

Ванда. Вы – проповедник.

Арнольд (меняя тон). У меня одно время была мечта поступить на сцену.

Ванда. Вы, на сцену?

Арнольд. Да. Мне казалось, что это моё призвание. Я часто мысленно сочинял драмы и сам же разыгрывал главного героя. (Улыбается.) Мать всегда замечала во мне перемену и говорила: «Ты, кажется, сегодня в новой роли». И до сих пор иногда я чувствую себя в жизни, как на сцене.

Ванда. Теперь я вижу, что вы художник, значит, настоящей жизни не знаете.

Арнольд. Что вы! Да я уверен, что профессор знает жизнь как никто другой.

Ванда. Вы думаете?

Арнольд. Уверен. Только великие художники знают настоящую жизнь.

Ванда. Он о жизни говорит с ненавистью.

Арнольд. Это не ненависть, а ревность.

Ванда (с чувством боли). Ужели Эдгару жизнь пропела симфонию смерти? Вы слышали вторую часть?

Арнольд. Нет.

Ванда. Это песнь самой смерти! (Тихо.) Иногда мне кажется, что нельзя жить. Там, на горе. Если ветер поёт всегда такую песнь.

Арнольд. Жизнь всякого художника – загадка.

Ванда. Которую он способен разгадать менее, чем кто-нибудь другой.

Арнольд. Во всяком случае, он гибнет, чтобы разгадать её.

Садовник (из сада). Спилил. Только не знаю, довольно ли.

Ванда (подходит к окну). Там две большие ветви в цвету. Ты обе спилил?

Садовник. Нет, одну. Та, которая повыше, до окна не достаёт.

Ванда. Ну, хорошо. Если понадобится, другую можно потом.

Арнольд (подходя к окну). Нынешний год вам придётся нанимать караульщика.

Ванда. Вы думаете, так много будет яблок?

Арнольд. Ещё бы! Весь сад в цвету. Деревья совсем без листьев, все белые.

Ванда. Половина пустоцвет. (Наклоняется в окно, срывает ветку яблони.)

Арнольд. Видите – завязь.

Ванда (нюхает). Почти не пахнут.

Арнольд наклоняется и тоже нюхает. Пауза. Они стоят молча, оба залитые солнечными лучами.

Если бы можно было поверить, что новая жизнь действительно будет…

Арнольд. Будет.

Ванда. И мы доживём? При нас?

Арнольд. Как хочется сказать – да!

Ванда (грустно). И не можете?

Арнольд. Себе говорю. Твержу каждый день.

Ванда. А других не хотите обманывать?

Арнольд. Всё равно не поверят.

Ванда. Смотрите: это пустоцвет. (Обрывает цветок и рассыпает лепестки на подоконник.)

Арнольд. Надо в себе услыхать жизнь, которая рвётся наружу.

Ванда. И тогда?..

Арнольд. Тогда нельзя не поверить в её торжество.

Ванда. А смерть?

Арнольд. Что смерть?

Ванда. Смотрите, они обсыпаются – дня через два сад отцветёт.

Арнольд. Надо прислушаться к своей душе.

Ванда. Там не только жизнь, но и смерть.

Арнольд. Я смерти не слышу.

Ванда. Никогда?

Арнольд. Когда слышу жизнь… А вы?

Ванда молча стряхивает лепестки на пол. Пауза.

Ванда (сама с собой). Вы совсем непохожи на Эдгара.

Пауза.

Арнольд (решительно). Я хотел вам задать вопрос.

Ванда (возбуждённо смеётся). Опять. О том же?

Арнольд (волнуясь). Не смейтесь. Это совсем не любопытство. Я должен знать. Только вы не сердитесь.

Ванда (смеясь). Если нельзя ответить, я не отвечу. Вот и всё… (Быстро идёт к балкону.) Фанни Виндиг… ах, оба!..

Входят Карл Виндиг с женой. Совершенно одинакового роста, оба низенькие, довольно полные. Он в очках, с седыми бакенбардами, без усов. Она в чёрном чепце. Похожи друг на друга. Оба улыбаются доброй, радостной улыбкой.

Фанни. Вот и мы, госпожа профессорша!.. (Целует её.)

Карл. А где же маэстро?.. (Пожимает руку Арнольду.) Вы, кажется, доктор?

Арнольд. Нет. Я без определённых занятий.

Ванда. Художник.

Карл. А… Это тоже хорошо! Очень, очень рад…

Фанни (оживлённо и несколько восторженно). Ну что у вас за сад,