Безумный алхимик - Артем Еремеев

– Дааа, брат мой чешуйчаторылый, вот уж не думал, не гадал, что придется вышку в ином мире получать. Я тебе не рассказывал, но дома мне пару лет оставалось до диплома. Я стал бы инженером по строительству высотных и большепролетных зданий и сооружений. Пошли, расскажу все подробно по дороге.

Дряк внимательно вслушивался в болтовню, уставившись на меня. Он бы и уши оттопырил, если бы они у него были. В сгустившейся темноте лишь мой голос да хруст наледи на дороге нарушали безмятежный покой ночи.

Несмотря на предупреждение деда, далеко уйти я не смог. Сначала захотелось жрать, и на нервах я схарчил почти все запасы хлеба и мяса. Хоть его и так полагалось съесть в ближайшие три дня, но я умудрился умять все за один присест. После такого жора навалилась сонливость, да и дневная усталость давала о себе знать, пришлось искать приют на остаток ночи.

Меня разбудило громкое лошадиное ржание. Сон сняло как рукой. Вокруг уже было светло, вот дурень, обругал сам себя. Проспал все на свете, и погоню в том числе, теперь мне хана. И почему Изя не разбудил? Дряк, мирно спавший в ногах, открыл один глаз. БЕЗОПАСНО. Широко зевнул и перевалился с боку на бок.

Хлесткий удар хлыстом, снова ржание и злобный окрик:

– Давай шевелись, скотина безмозглая.

Осторожно приподнимаю тяжелую еловую лапу и выглядываю из своего убежища. На дороге стоит телега, груженная бочками, на них сидит бомжеватого вида мужичок и нахлестывает лошадь. Бедная животинка изо всех сил пыталась вытянуть из ямы застрявшую повозку, но та не поддавалась. Наконец до крестьянина дошло, что одной лошадиной силой здесь не обойтись, и он спрыгнул со своего насеста на дорогу. И зря. В момент приземления мужичка повело в сторону, он замахал руками, как ветряная мельница, и с матерным воплем рухнул лицом вниз, прямо в лужу, подняв целый фонтан брызг.

Барахтаясь в луже, крестьянин материл всех и вся, проклинал темных богов и взывал к светлым. Аккомпанементом ему служил дружный гогот десятка луженых глоток. Рядом с телегой совершенно неожиданно появился целый отряд всадников. Ни звона доспехов, ни стука копыт, они возникли из ниоткуда, словно призраки. Конный разъезд городской стражи это было серьезно. Ребята специализировались на поимке беглых рабов и прочих лихих людишек, промышлявших разбоем на дорогах королевства. Если их послали за мной, моя песенка спета. Я замер, боясь пошевелиться, даже дышать старался через раз. Двое самых молодых спешились, бегом подбежали к телеге и одним рывком вытащили ее из ямы. Чумазый с ног до головы крестьянин суетливо бегал вокруг, благодаря своих спасителей. Не обращая на него внимания, весело смеясь и перешучиваясь, стражники вскочили в седла и галопом поскакали вслед за уходившим в сторону города отрядом. Крестьянин, взобравшись на телегу, тоже покатил за ними, нахлестывая свою лошаденку.

– Фууух. Это, по-твоему, безопасно?

Изя снова приоткрыл один глаз и фыркнул. БЕЗОПАСНО.

– Поднимайся давай, лентяй. У нас впереди долгий путь. Но сначала надо пожрать!

Позавтракав, мы осторожно выбрались на дорогу, я оглядывался, а Изя принюхивался. Тишь да благодать, и птички уже вовсю поют. Тележные колеса оставили в грязи глубокие узкие колеи, в которых скапливалась талая вода. Мдаа, мир другой, а дороги все те же.

– Пошли. Надо догнать этот караван, ночевать в лесу, в яме под елками я что-то больше не хочу. Вперед, Изя, искать, искать его, мальчик.

Дряк даже с сумками на спине носился по дороге взад-вперед как угорелый. А вот мне приходилось несладко. На открытой местности, среди полей и холмов тракт успел просохнуть, и мне удавалось даже ускориться до легкого бега, но в низинах и в тенистых лесных участках приходилось смотреть во все глаза, чтобы не навернуться или не черпануть полные сапоги.

Если днем главной бедой была дорога, то ночью куда большей проблемой, чем даже холод, стали волки. Эти серые санитары леса появились уже на вторую ночь. Поодиночке и целой стаей они кружили вокруг моей стоянки, не подходя слишком близко, но и не удаляясь. Я видел в темноте десятки пар глаз, горящих как угольки. Волчий вой и устраиваемая время от времени грызня заставляли каждый раз вздрагивать и проверять, рядом ли арбалет и гартог. Изя все порывался пойти и разобраться с ними по-взрослому, но я его не пускал, понимая, что это лишь уловки, чтобы выманить дряка. Если останусь один, меня не спасет ни огонь, ни оружие.

Пять дней я шел по тракту, сторонясь людских поселений и прячась от редких всадников, нагонявших меня. Припасенная еда закончилась, пришлось обходиться тем, что поймает Изя.

Солнце уже клонилось к закату, когда я едва не вляпался в кучу еще дымящегося лошадиного дерьма. Ускорил шаг, и буквально через полчаса мы нагнали караван. Меня тоже обнаружили, и от вереницы телег отделился всадник. Он встал посреди дороги, перегородив путь, и стал дожидаться меня.

На гнедом жеребце восседал не молодой уже воин с круглым щитом в левой руке и копьем в правой. Тело защищала броня подобно рыбьей, из крупных стальных чешуек, плотно пригнанных друг к другу. На голове шлем с полумаской, из-под которой торчала густая рыжая борода.

– Стой, незнакомец. Кто такой и с какой целью преследуешь нас?

– Звать меня Андрей, а иду я в Нижний Новгород, в военную академию поступать.

Дед предупреждал, чтобы я особо не врал охране каравана. Они люди нервные, ко всему подозрительные, могут и не принять чужака.

– Позволь нам путешествовать вместе с вами.

– Нам? – В голосе охранника прозвучало удивление. Он даже приподнял забрало на своем шлеме.

– Так этот с тобой?

– Дряк – да. Он послушный, и гарантирую, проблем с ним не будет. Если нужно, я заплачу.

Борода усмехнулся:

– Меня зовут Аргост, я старший караванщик. Дойдем до Ниеловки, там и порешим, как дальше наши дорожки лягут. Догоняй.

В караване я насчитал шесть телег, две из которых были крытыми на манер фургонов с Дикого Запада. Остальные вполне себе обычные повозки, груженные самой разнообразной домашней утварью. Шкафы и лавки соседствовали с тюками каких-то тканей, мешками, сундуками и прочими полезными в хозяйстве вещами. Вдоль всей вереницы повозок вышагивало с десяток вооруженных мужчин разных возрастов. Верхом только двое, встретивший меня Аргост да хозяин всего этого добра. Купец лишь мельком на меня взглянул, коротко кивнув бородачу.

Я быстро догнал вяло плетущийся караван и пристроился сзади, но Аргост настоял, чтобы мы с дряком двигались впереди, рядом со второй телегой, причем отходить от нее было запрещено нам обоим. Судя по всему, путешествие обещало быть очень скучным и монотонным. Повозки то и дело застревали в грязи, и охране приходилось их вытаскивать. Один раз я хотел помочь, но получил вежливый отказ с посылом идти далеко и надолго. Со мной даже разговаривать никто не хотел. Так и шагали под скрип телег и всхрапывание усталых лошадей. Солнце уже скрылось за горизонтом, раскрасив напоследок небо в багрово-красные тона, а караван и не думал останавливаться, лишь на повозках зажглись алхимические фонарики. Наконец, уже в полной темноте, мы достигли этой самой Ниеловки. Понять, насколько большим был этот населенный пункт, было невозможно, очертания домов сливались с чернеющим позади лесом. Ворота распахнулись навстречу практически сразу, похоже, что купца здесь как минимум знали, а возможно, и ждали. Припарковав телеги на просторном дворе, возницы принялись распрягать лошадей, а охрана потянулась внутрь самого большого дома. Я же свалился на лавочку перед конюшней, вытянул гудящие ноги и прикрыл глаза.

– Эй, ты, вставай. Отец хочет тебя видеть.

– Чего? Кто? Какого хре?..

Вот блин, только ведь на минутку прикрыл глаза и уже сморило. Двор опустел, всех людей и остальную живность будто корова языком слизала. Лишь надо мной склонился парень в шубейке, накинутой на плечи, и тряс за плечо, как яблоню.

– Вставай. И пошевеливайся давай, мой отец ждать не любит.

– Да иду я, иду.

С трудом поднявшись с лавки, зашагал вслед за парнишкой к тому большому дому. Стоило открыться широкой дубовой двери, как на меня пахнуло ароматами свежеиспеченного хлеба и жареного мяса. Желудок жалобно квакнул, рот наполнился слюной в предвкушении. Из мира грез и гастрономических фантазий меня вырвал хриплый похмельный голосина.

– С животными нельзя.

В грудь воткнулся толстый, как сарделька, палец, принадлежавший лысому, широкоплечему амбалу в заляпанной кожаной жилетке на голое тело.

Сарделька переместилась левее и ниже и воткнулась в нос Изе, а тот ее лизнул в знак дружбы. Вышибала разве что не подпрыгнул от неожиданности, прижал конечность к груди и внимательно осмотрел палец.

– Куда ж я его дену, ночь на дворе, а он у меня еще маленький.

Здоровяк почесал бритую макушку и выдал:

– Все равно нельзя. За конюшней есть клетки для зверья, посади его туда. Никуда не убежит.