Ученик пекаря - Джулия Джонс

— Не думаю, что моя лошадь стоит там, — слегка заплетающимся языком выговорила Мелли.

— Мы на нее после взглянем, — сказал Эдрад, прислонив ее к стене, и рука его передвинулась ей на грудь. Потом его губы прижались к ее губам. У Мелли мутилось в голове. Она неохотно позволила себя поцеловать, и язык Эдрада тут же проник ей в рот, а рука стиснула ее грудь. — Какая же ты славненькая! — пробормотал он, наклоняясь, чтобы поцеловать грудь. Мелли начала осознавать, что происходит что-то нехорошее, но отяжелевшая от эля голова плохо руководила ею. Она прислонилась к стене, предоставив Эдраду тискать ее груди. Потом горячая рука прокралась ей под юбку, и Мелли охватила легкая паника: целовать — одно дело, а лезть под юбку — совсем другое.

Ей сразу вспомнились вооруженные люди, рвущие на ней платье.

Рука двигалась вверх к ее бедру, и Мелли решила, что не потерпит больше подобного вторжения. Собрав все силы, она подняла колено и двинула Эдрада в пах. Эдрад повалился назад, крича «сука» и держась за ушибленное место.

Мелли сама не ожидала, что ее удар возымеет такое действие, — поверженный явно не мог дать ей сдачи. Довольная собой, она стала соображать все еще хмельной головой, как быть дальше. Она отчетливо понимала, что тетушке Грил ее поступок не понравится. «Раз уж я на конюшне, — решила Мелли, — надо забирать лошадь и уходить». Да и седло прихватить — в таверну она больше не вернется.

Мелли обошла стонущего Эдрада, дивясь, что он до сих пор лежит скрюченный — неужто ему так больно? — и весело принялась за розыски лошади.

Проблуждав довольно долго в темноте, она нашла наконец своего скакуна. Конь, как видно, обрадовался ей и тихонько заржал. Обнаружив рядом довольно приличное седло, Мелли положила его на лошадь, не очень заботясь о том, подойдет оно или нет. Потом вывела коня из конюшни и после нескольких попыток умудрилась влезть на него.

Она выехала из города, стараясь двигаться как можно тише. Но вскоре и голова, и желудок взбунтовались разом, и Мелли поняла, что дальше ехать не сможет. Направив коня в сторону, она нашла тихую полянку, невидимую с дороги. Там она слезла с седла, ее вырвало, и она уснула крепким сном на холодной земле.

Глава 10

Огромный зал сиял, озаренный тысячами свечей. Гирлянды благоуханных зимних цветов украшали его стены, и несчетное число шелковых лент свисало со стропил.

Длинные столы ломились от яств. К ужину были поданы четыре молочных поросенка с персиками во рту, пять жареных барашков, два оленьих бока, приправленных розмарином и тимьяном, двадцать серебристых лососей с Дальнего Берега и двадцать озерных форелей с востока. На блюдах высились горы нежных бараньих почек и жареных фазанов. Дюжина сортов сыра предлагалась гостям, а в огромных корзинах лежали свежие фрукты, привезенные с юга.

Выбор напитков также был широк: для дам — вина и ликеры, сладкий сидр и ароматный пунш; для мужчин — крепкий эль, портер и сидр да пряный мед.

Закрытые платья дам отливали голубизной, зеленью и золотом, волосы были уложены в высокие искусные прически, на руках и шеях сверкали драгоценности. Мужчины тоже облачились в лучшие свои одежды, большей частью алых и пурпурных тонов. Они раскланивались с дамами, раздавали изысканные комплименты и подпускали лукавые намеки.

Слуги в парадных ливреях сновали повсюду, наполняя кубки, подавая кушанья и угадывая малейшие желания гостей. Однако будь придворные более наблюдательны или менее пьяны, они заметили бы, как лакеи суют себе за пазуху то кусок лососины, то ломоть сыра.

Канун зимы был вторым по значению праздником года — самым большим считался праздник середины зимы. Но в этом году у харвеллского двора имелись и другие поводы для веселья: война с Халькусом, как сообщалось, приняла успешный оборот, и, что еще важнее, здоровье короля немного поправилось. В замке повеяло надеждой. Будущее Четырех Королевств представлялось в самом радужном свете, и жажда веселья обуревала придворных.

Зал был набит до отказа — в замок явились гости со всех концов Королевств. Присутствовали вельможи из Анниса и Высокого Града, посланники от Ланхольта и Силбура. Все они прибыли, чтобы выразить королеве свое почтение и снискать ее благосклонность. Мужчины толковали о войне, женщины — о политике. Здесь собрались самые значительные лица Севера — они сознавали это, и это тешило их самолюбие.

Крепкое вино кружило головы, и придворные дамы, обыкновенно пившие его разбавленным, уже весело хихикали, предвкушая бал. Кавалеры, чувствуя их настроение, подкладывали им самые лакомые кусочки, целовали ручки и сопровождали в предназначенную для танцев половину.

Время шло, и характер вечера менялся. Политика уступала место флирту. Музыка струнных и флейт наполнила воздух — мягко переплетаясь с разговорами и смехом, она так и манила пуститься в пляс. Покорные магии звуков, дамы вспыхивали как маков цвет, а мужчина шептали нескромные вещи и назначали тайные свидания.

Чуть позже выступят певцы: прекрасная Ханелла из Марльса споет по желанию королевы несколько баллад о любви, страсти и коварстве. Ее сменит знаменитый харвеллский тенор Таривалл, чарующий всех женщин своим великолепным голосом и статной фигурой. А еще, как говорят, пятеро умопомрачительных исроанских плясуний покажут свой диковинный танец — они выйдут нагими, в одних лишь золотых браслетах.

Эта ночь станет самой великолепной ночью года. Для нее ничего не жалели: швеи месяцами гнулись над нарядами, повара несколько недель суетились, готовя пир, слуги неутомимо развешивали гирлянды. Большой зал замка Харвелл представлял собой поистине захватывающее зрелище.

Баралис неприязненно наблюдал за царящим вокруг буйным весельем. Знатные дамы вели себя как трактирные девки, лорды не знали меры в еде и питье, а мелкие дворяне старались к ним подольститься.

Весь этот вечер — напрасная трата времени и денег. За красотой придворных дам Баралис видел тщеславие и распутство, за гордостью лордов — жадность и глупость. Экая уйма глупцов при дворе Четырех Королевств!

Надо, однако, играть свою роль. Нельзя выдавать, какие черные замыслы гнездятся в его голове. Встретившись взглядом с одной из придворных красавиц, Баралис отвесил галантный поклон, и эта глупая гусыня тут же вспыхнула и принялась хихикать. Слишком красное у нее лицо и слишком большая грудь, чтобы быть во вкусе Баралиса, — он предпочитает молоденьких девочек, худеньких и почти плоских. Но приходится продолжать лицедейство, приходится кланяться и улыбаться каждой даме, что попадается ему на глаза.

Не забыл Баралис также перемолвиться словом со всеми важными лицами: с теми, кто владеет большими землями; с теми, кто пользуется властью при дворе; с теми, кто имеет влияние на королеву. Всем им было несколько не по себе в его присутствии, его же это только забавляло. Он побуждал своих собеседников пить допьяна, сам ограничиваясь несколькими глотками вина.