Сантехник 4 - Иннокентий Белов

обязательно на такой рывок рискнул на его месте, понимая, что моя жизнь находится в моих руках.

Через пятнадцать минут я подхожу к нашему лагерю, вижу выскочившего ко мне навстречу дозорного зверолюда с довольным лицом. Заранее меня заметил и добрался до этой стороны холма уже.

— Думает, наверно, что прибили охотника его собратья за непослушание, а теперь пришло наконец время радовать своим мясом всех зверолюдов моего отряда? — усмехаюсь про себя. — Хоть задумался бы, почему я иду один и несу тело на своем плече? Нет, не дошло до него ничего. И уже не дойдет.

Беру зверолюда под свой контроль, он бросает копье на землю, поднимает опущенное мной тело охотника на свои плечи и смирно шагает впереди меня. Я подхватываю к копью еще и лопату с подстилкой одного из нелюдей, мы проходим мимо козловязи и поворачиваем вправо, в сторону ручья, где на красивой лужайке остается лежать тело невезучего охотника, который никогда уже не вернется домой.

Обходим ручей, текущий откуда-то с гор и выныривающий из-под земли именно здесь, углубляемся в лес, где я нахожу подходящую для своего дела глубокую канаву.

— Снимай пояс, бросай на землю! Ложись сюда лицом вниз!

Перебиваю копьем шею замершему в канаве нелюдю, получаю с него ману и быстренько закидываю еще теплое тело мягкой землей с краев канавы. Всего пять минут работы и ничто не намекает на случившееся здесь убийство относительно разумного существа.

— Выхода у меня все равно нет! — говорю сам себе, вытирая пот с лица. — Или я, или они! Только так может быть!

Возвращаюсь к телу охотника, вешаю ему на пояс ножны с кинжалом зверолюда в знак своего уважения и начинаю копать могилу.

Еще полчаса работы землекопом и неглубокая щель в земле принимает тело охотника, завернутое в подстилку из степной травы. Закидываю могилу землей, утаптываю и быстро ухожу, не прощаясь.

Да и что сказать человеку, которого не хотел, но, все же убил, потому что так было нужно обязательно поступить.

Глава 17

Потом долго смотрю на козлов и свою лошадку, специально привязанную в сторонке от них, похотливых козлорогих самцов.

Понимаю, что нужно бы их накормить, потому что больше уже некому, и высыпаю каждой животине перед ее мордой щедро степного зерна из корзины, сплетенной нелюдями из опять же своей крепкой степной травы.

Экономить его больше нечего, явно, что не придется еще пару недель козликов здесь кормить.

Лошадь радостно ржет, увидев хозяина, а вот эти однорогие вообще не любят чужаков. Точно попробовали бы меня ткнуть рогом даже во время кормления или лягнуть копытом, но я беру каждую скотину по очереди под свое управление и вредные животины замирают, не мешая мне рассыпать зерно перед их мордами.

— Нужно их срочно убрать отсюда. Но, куда? — задумываюсь я серьезно.

— Можно к реке отогнать, если в ночи перегонять только, там уколами копий загнать в воду и заставить плыть на тот берег. Но ведь скотина сильно непослушная, без своих хозяев ведет себя очень плохо. Начнут вырываться, блеять и шуметь, привлекут к себе очень много лишнего внимания за эти три часа транспортировки.

— Три часа, это в лучшем случае получилось, когда авторитетные для скотины хозяева на них восседали, а так и на все шесть часов выйдет хлопот даже для меня. Это с моим ментальным контролем, а уж Терек и стражники с таким заданием точно не справятся, — напоминаю себе суть истории.

— Ну, вообще не захотят связываться с бодливой скотиной и предложат, естественно, ее просто перебить. И это, пожалуй, единственно правильный вариант, — понимаю я. — Просто отпустить тоже не выход, тут тогда такое начнется.

— Мне этим делом пока совсем некогда заниматься, хотел бы, конечно, Терека со стражниками к процессу привлечь, но он так ловко брать их под свое управление еще не умеет. Нет, гнать к реке ночью табун скандалящих при этом козлов — совсем не вариант, тут вся округа прознает обязательно, что козлы проклятых Всеединым Богом людоящеров бродят по дорогам, да еще в сопровождении моих людей, каких-то подозрительных приезжих из королевства. Ведь только потому, что живут они в полной глухомани на отшибе Империи, никто к ним не пристает ни с каким лишними вопросами.

— Кто такие и зачем вообще сюда приехали? Не шпионы ли ксанфские? А так сразу появятся лорды местные, чтобы спросить про таких гостей и их скотину. Все же скотина совсем здесь не виданная никогда, но очень хорошо известная по страшным рассказам про исчадий кошмарных степей — людоящеров-людоедов.

— Все тут же зададутся понятным вопросом, а куда же тогда их всегда голодные хозяева подевались?

— Так что придется козлов угнать отсюда куда-нибудь в глухое совсем место, таких здесь много имеется и там прибить животин. Главное, чтобы как можно подальше от пещеры. С этим делом наемник должен справится, — я гляжу на светило и вижу, что время уже к обеду подошло. — Терек должен завтра, на третий день проезжать по распадку в мою сторону. Тогда ему можно скотину передать, а вот сейчас ехать до Патринила мне никак нельзя.

— Ладно, мне пока все равно пещеру с упокоищем не бросить. Лучше и не обедать тоже, чтобы не проблеваться очень густо, а заняться трофеями. Вентиляция там наладилась, основное дерьмо продуло из упокоища, теперь можно нормально дышать и факелы гаснуть не будут. Значит, пришла пора взглянуть на все там имеющееся добро.

— И еще познакомиться с бывшей хозяйкой, от которой мне так хорошо перепало! За это ей, конечно, большое спасибо, правда, ничего такого хорошего для меня она никак не замышляла. Для самой огромный сюрприз оказался! — ржу я с очень довольным видом.

Вот так, кто-то лежит и воняет на всю ивановскую, а кто-то сейчас познакомится с подтухшим телом Твари и соберет с упокоища все, что можно. Каждому теперь свое, одним радость жизни и трофеи с силой великой, а другим только трупные всякие проблемы, неизбежные при расконсервации склепа.

Я поднимаюсь на холм, заливаю водой тлеющий костер в яме, умело устроенный нелюдями так, что он совсем не дает дыма. Быстро осматриваю все оставшееся барахло зверолюдов, циновки, на которых они ночуют и еще мешки с разными припасами.

Заранее понимаю, там ничего интересного не найдешь, ни бритву какую-то, ни золота, один только дорогой их простым сердцам и поэтому мне