Ричард Длинные Руки - принц - Гай Юлий Орловский

Она проговорила нежно:

— Дорогой, если нечаянно и стяну, то я собой тебя закрою…

Даже Норберт, на что уж в отношении женщин тверд, как скала, но и он смотрит на нее с восторгом, что, честно говоря, польстило, все-таки эта красотка подчеркнуто громко заявляет, что не просто идет в мою постель, а даже ломится.

— Что ж, — ответил я, — может быть, и поддамся на твои уговоры. Насчет постели, разумеется. Но поуговаривать придется.

Она улыбнулась широко и счастливо — как же, такого быка завалила, — царственно пошла в шатер.

Я вошел следом и потребовал резко:

— Ну, выкладывай.

Она широко распахнула дивные зеленые глаза, у нее и ресницы то ли темно-зеленые, то ли на них падает этот странный отсвет.

— Что, мой лорд?

— Зачем тебе понадобилась, — объяснил я терпеливо, — эта вот демонстрация. Ты не из тех, кто станет вообще упоминать постель.

Она нежно улыбнулась.

— Это же так понятно…

— Но все-таки, — сказал я, — учитывай, что я из другого биологического вида. Я мужчина.

— Да, — согласилась она, — мужчинам такое понять трудно. Ну, самое первое и простое… это все мои лорды перестанут лелеять надежды попасть в мою постель. Твое грозное имя отпугнет кого угодно.

— Так, — сказал я, — дальше.

— Этого мало?

— Конечно, — ответил я. — Ради такой малости ты даже не повела бы и бровью.

Она улыбнулась еще нежнее.

— Как приятно с тобой общаться даже в постели.

— Мы еще не в постели, — напомнил я.

— Но ты меня в нее пустишь? — спросила она. — Или велишь спать на полу вот на той тряпочке?

— А ляжешь?

Она кивнула.

— Лягу. Я очень заинтересована, чтобы ничем тебя не раздражать. Скажешь — лягу. Куда укажешь.

— Не раздражать, — повторил я с сарказмом, — как же! Ты заинтересована, чтобы еще что-то из меня выдавить! Давай говори сразу, что именно?

— Милый, ничего, клянусь…

— Лучше признавайся, — сказал я с угрозой, — а то у меня фантазия знаешь какая? Такого напридумываю, мало не покажется.

Она посмотрела якобы пугливо, но я достаточно битый жук, в большинстве случаев вижу, когда передо мной прикидываются, да еще так нагло, будто бы такая вот хищная и властная красавица может хоть на минуту стать робкой овечкой, ну да, вот так щас и станет!

— Ничего особенного, — ответила она обиженно, — разве я не могу возжелать лечь…

— Возлечь, — уточнил я.

— Возлечь, — согласилась она, — с потрясателем королевств?.. Это так… весьма!..

Я покачал головой.

— Ты и с императором Германом не ляжешь, будь он немыслимым красавцем, если заранее не придумаешь, как его обобрать. Я вообще не знаю, тебе хоть немного интересно…

— Что?

— Ну, эти супружеские обязанности!

Она вздохнула.

— Честно?

— Да.

Она прямо посмотрела мне в глаза.

— Если в самом деле честно, то… неинтересно абсолютно. А если совсем-совсем честно, то чаще всего просто противно. Но так же правда то, что с тобой было действительно не противно, а даже…

— Интересно?

— Нет, даже больше. Мне почти понравилось. Я не поняла что, но решила, что лучше от таких забав держаться подальше, а то превращусь в не знаю кого. Мне кажется, ты тоже такой.

Я криво ухмыльнулся, отвел взгляд.

— Любопытно.

— Только тебе труднее, — сказала она неожиданно, — твоя мужская природа требует от тебя грести под себя всех женщин, но если другим мужчинам это не всегда просто, то тебе…

Я поморщился.

— Знаешь, давай лучше о политике.

Следующие сутки были великим днем примирения. Небольшой отряд сэра Астальфа Лаутгарда и совсем крохотного числа рыцарей, поддержавших притязания Ротильды, уселись во время пира за одни столы с воинами графа Табарда.

А еще в этот день престарелый Гене Лаутгард простил свою дочь Аргентьеллу и виконта Мальтергарда, что осмелились нарушить его отцовскую волю, когда убежали из дома и обвенчались тайком.

Я похвалил так внезапно выздоровевшего лорда Генса за политическую мудрость и дальновидность, что позволили ему выбрать верную сторону забора, по какую упасть, хотя, конечно, он поступил как дурак, поддержав Ротильду, вряд ли она сумеет усидеть на троне без иностранных копий.

Виконт Мальтергард и Аргентьелла очутились в осажденной крепости потому, что ее отец, Гене Лаутгард, умирал. Ему с каждым днем становилось все хуже, и они поспешили к нему, чтобы постоять на коленях у его ложа и, возможно, вымолить прощение.

Потому, когда началась осада, виконт тут же обнажил меч и бросился в самую гущу схватки, получил три небольшие раны, когда сражался за королеву, как и надлежит верному рыцарю.

Граф Табард в самом деле показывает себя в моих глазах умелым военачальником в том смысле, что для него важнее победы, чем сражения. Сразу, как только я принял решение, что мы проводим леди Ротильду до столицы, а от ее стен вернемся вне зависимости, как ее примут, он послал вперед гонцов с сообщением, что королева Ротильда возвращается в сопровождении могучей армии из Армландии и Турнедо.

Подозреваю, что он велел сказать гонцам еще проще: дескать, королеву Ротильду везет обратно на трон ее разгневанный супруг Ричард Завоеватель, потому всякий, посмевший оказать сопротивление, будет попросту вбит в землю.

Когда первая же крепость на пути не просто сдалась без боя, а лорд выехал навстречу и смиренно просил принять его отряд в наше войско, осчастливленная Ротильда едва не бросилась мне на шею.

— Триумф, — прошептала она со слезами счастья, — это больше, чем я мечтала!..

— Правда больше? — спросил я с подозрением.

— Правда-правда!

— Гм, а я думал, ты вообще прорва ненасытная…

Она чмокнула меня к щеку.

— Спасибо, Ричард!..

— Да не за что, — пробормотал я с иронией, — такой пустячок…

— Я всегда останусь твоей должницей, — заявила она. — Я всегда-всегда… Будучи весьма довольной вашей помощью, ваше высочество, я изволю высказать вам свою монаршую благодарность и благоволение.

Изумленный переменой тона, я не сразу заметил, как приблизились граф Меркель и пара его помощников, оба крайне почтительные, издали сорвали с голов шляпы и красиво помахали в низком поклоне.

— Ваше Величество, — сказал граф Меркель, — впереди у нас только Бычий Рог и Серые Камни.

— А что за Бычий? — спросил я.

— Не извольте беспокоиться, ваше высочество! Просто крепости. Не самые-самые.

— Чего ждать?

Он сказал быстро:

— Если с ними не будет затруднений, на что очень надеемся, то завтра достигнем столицы!

Его помощники косят на меня чуточку тревожно, но кланяются и обращаются только к Ротильде. То ли так принято, то ли знают ее крутой нрав, а я, значит, либо мягче, либо слишком лев, чтобы давить мышей.

Впрочем, для меня неважно, я посматривал по обе стороны дороги и автоматически оценивал почву, прикидывал, чем лучше засевать, сколько бушелей гречихи можно снять с акра, а сколько пшеницы, хотя вон те земли лучше всего под рожь… Лес и здесь хорош, но везти его в Тараскон далековато, а вот железные руды здесь, как слышал, богатые и лежат практически на поверхности. Еще бы каменный уголь найти и обучить использовать вместо древесного, а то скоро все леса изведут…

Дробно простучали копыта, виконт Мальтергард приблизился, молодой и красивый, глаза горят восторгом, но вскрикнул с искренним сожалением:

— Ваше высочество, как же так?

— Что случилось?

— Они сдаются, — прокричал он с возмущением. — А как же жаркие схватки, воинские подвиги, доблесть и отвага, смертельный бой?

— Вам мало? — спроси я. — Слышал, Ротильда за стойкость и верность произвела вас в бароны?

Он сказал счастливо:

— Да, ваше высочество! После встречи с вами началась и для меня полоса удач!.. И милость королевы, и прощение со стороны сурового лорда Генса Лаутгарда…

— Есть упоение в бою, — ответил я, — и бездны мрачной на краю, но, барон, довольствуйтесь и тем, что доблестно сражались и красиво защищали Ротильду Дрогонскую от… от правительственных сил, олицетворяющих закон и порядок.

Он крикнул сокрушенно:

— Мало!..

— Будет, — заверил я. — Но не на этом направлении.

— А где? — спросил он с надеждой.

— Государственная тайна, — сообщил я внушительно. — Все будет, барон. Даже больше, чем вам восхочется.

Он вскричал воспламененно:

— Никогда! Никогда не будет слишком много!

Это было так, как если бы ребенок заверил клятвенно, что никогда не вырастет, хотя… иногда в самом деле бывает так, что вырастает только телом, а умом остается таким же светлым и чистым идеалистом, что дает полное право называть его дураком, а то и вовсе идиотом.

Я не стал даже напоминать, что у него вообще-то есть Аргентьелла, ради которой он рисковал жизнью. Но что значат все женщины мира, когда выпадает счастье ринуться с мечом в руке в жаркую схватку и красиво погибнуть с именем любимой на устах?.. Жить надо красиво!