Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь

У стен Каабы в день омовения Храма собирались все водоносы Мекки и так называемые раздатчики воды паломникам. На них лежала почетная обязанность по доставке воды из Священного источника. Как только шариф проходил в двери Каабы, они начинали передавать емкости с водой (пуская их по рукам паломников) тем стражникам, что дежурили у дверей Храма, а вслед за этим — и маленькие метелочки, сплетенные из пальмовых листьев. Мраморный пол Храма, и так уже тщательно вымытый к тому времени, вновь поливали водой, на сей раз — из источника Замзам. После этого, получив из рук служителей Храма метелочки, шариф и сопровождавшие его лица «сгоняли ими воду наружу, где ее бережно собирали паломники» — либо в сосуды, либо просто в сложенные ладони рук. И благоговейно споласкивали ею лица.

После омовения Храма почетные участники священного церемониала брали в руки серебряные чаши, наполненные порошком сандалового дерева, замешанным на ароматных цветочных маслах, и натирали им выложенную мрамором нижнюю часть стен внутри Каабы. Самые именитые и титулованные из них зажигали курильницы с благовониями, дабы наполнить Дом Аллаха благоуханными дымами.

Лиц, впервые участвовавших в церемониале омовения Каабы, шариф провозглашал служителями Дома Аллаха (хаддам Бейт Аллах). Помолившись в трех углах Храма, участники церемониала покидали Каабу, и следовали к макаму Ибрахима (месту Авраама). Совершив молитву и там, покидали территорию Большой мечети (11).

Улицы Мекки, по словам бывавших в ней известных исследователей Аравии, украшали колоритные фасады 3-4-этажных зданий с балконами, забранными изящными деревянными решетками. У входных дверей в воротах оградных стен жилищ мекканцев стояли небольшие приставные деревянные лестнички. По вечерам хозяева домов, сидя на них, болтали с соседями и прохожими.

Крепостных стен Мекка, по выражению историков, «не знала». Ими ей служили стоящие вокруг горы, увенчанные башнями-фортами. На востоке — гора Джабаль Кубайс, на юге — Джабаль Джийад, на западе — Джабаль ’Умар и на севере — Джабаль Хинди.

Продукты на мекканский рынок завозили отовсюду. Мука, например, поступала в Мекку из Египта, рис — из Индии, фрукты и «столовые травы» — из Та’ифа (Таифа). Дождевую воду, что собирали в каменные цистерны в горах и доставляли в город, продавали по цене «два турецких пиастра за одну стандартную емкость, перевозимую на верблюде». Женщины ходили по рынкам с прикрытыми лицами. Однако прорези для глаз на шайлах некоторые из них делали такими большими, что лиц их, они, можно сказать, практически не скрывали (12).

Пилигримы, повествует Д. Кондер, прибывали в Мекку отовсюду. Из стран Арабского Востока, Персии и Индостана, Явы и Суматры, Индонезии и Африки. Вступали в Священный город, будучи вконец изможденными и уставшими. К окончанию же хаджжа и вовсе превращались в «ходячие скелеты», в этакие «анатомические модели». И приходилось только удивляться тому, как они вообще умудрялись в таком состоянии передвигаться по Святым местам и совершать нелегкие ритуалы хаджжа (13).

Практически у всех мекканцев, за исключением служителей храмов и некоторых торговцев, имелось оружие. Мужчины-горожане носили на голове красные шапочки или чалмы, а бедуины — головные платки. В руках держали длинные тонкие палки с металлическими наконечниками. Некоторые из них — «прекрасной отделки, стоимостью до 120 франков». Йеменцев среди них легко можно было отличить по щитам и мечам за спинами; щиты, как правило, — деревянные, но непременно обтянутые кожей гиппопотамов (14).

В Мекке, сообщает Д. Кондер, в некоторых родоплеменных кланах бытовал обычай наносить на лица мужчин (на обе щеки) по три перпендикулярных насечки-надреза. Лицо мужчины, покрытое такими метками-шрамами, являлось своего рода объявлением, всем и вся, что он — «раб Господа», поклявшийся кровью принести себя в жертву, когда потребуется, ради утверждения среди людей веры в Аллаха, Милостивого и Милосердного. Арабы взирали на этих людей и их лица, исполосованные «шрамами присяги в верности Господу», с таким же восхищением, как и на затейливые рисунки, выполненные хной, на красивых женских руках с длинными тонкими пальцами (15).

По существовавшей тогда в Мекке традиции, продолжает Д. Кондер, тело покойника относили сначала к Каабе, совершали там молебен за упокой его души, а затем хоронили на кладбище. Располагалось оно за чертой города, но вблизи дороги.

Д. Кондер отзывается о Мекке, как о месте, «свободном от ремесел». Сандалии и шлепанцы туда завозили из Египта, пишет он, уздечки и седла — из Йемена и Омана. Чтобы починить оружие и обувь, отправлялись в Джидду. Двери в домах запирали огромными деревянными ключами, торчавшими за поясами мужчин как кинжалы.

С приходом в Мекку каравана богомольцев, говорит Д. Кондер, улицы города превращались в сплошной базар; двор Большой мекканской мечети наполнялся торговцами. Купцы везли в Мекку платки, шали и ковры из Персии; табак и шелковые ткани из Дамаска; благовония и ювелирные изделия из Йемена. Бывало, что паломнические караваны, приходившие в Мекку (до открытия Суэцкого канала) из Дамаска, Египта или Багдада, насчитывали сто, а то и сто двадцать тысяч верблюдов. «Во главе их стояли государи; с ними шли целые армии, множество священнослужителей и торговцев».

С открытием Суэцкого канала (1869) и развитием пароходства в Красном море количество паломнических караванов и их численность заметно уменьшились. По словам пилигримов-мусульман из России, только «усерднейшие из богомольцев» исполняли повеление Господа и совершали паломничество в Мекку трудным сухопутным путем, будь-то пешком или на верблюдах. Прочие же прибывали в Святые земли ислама на пароходах, через Джидду.

Одно из ярких описаний процесса формирования паломнического каравана, проходившего в Дамаске, содержится в «Рассказах о земле Аравийской» (СПб, 1898) россиянина П. Деполовича. «Богомольцы, — повествует он, — сходятся на главной площади города. Закупают провиант». Сюда же прибывают и турецкие чиновники, которым поручено сопровождение каравана; они представляют «походную полицию, походное казначейство и походный суд». На спине красивого дромадера высится «зеленый махмаль — бархатная палатка с золотой бахромой со сложенными в ней дарами для Каабы». В ней же во время передвижения каравана хранится и Священное знамя Пророка, не раз уже «осенявшее шествие богомольцев» к Святым местам. «Верблюда под махмаль стараются найти с белой шерстью, происходящего от верблюдицы самого Посланника Аллаха». Вокруг махмаля становятся начальник охранной стражи и другие турецкие чиновники. За ними — конвой, «выстроенный в боевом порядке». Турецкие солдаты — в пестрых нарядах. Приданные им «бедуины из племени руала — в полосатых красно-желтых головных повязках, с копьями в руках. Восседают все на рослых верблюдах, приученных ходить строем». Тут же — и «верблюды с пушками на спинах». Дальше — богомольцы. За ними — толпы народа, собравшегося проводить караван.

Все ждут прибытия гвардейцев со Священным знаменем Пророка. Хранится оно в Дамаске в специальном помещении, у стен и дверей которого «горит множество лампад, курятся благовония». К знамени «приставлена почетная стража». Выносит его из этого помещения «сераскир, старший воинский начальник Дамаска». И в «сопровождении городских властей» доставляет на площадь, где находится караван. Сераскир торжественно вручает знамя начальнику конвоя. Тот «подходит к святыне, низко кланяется ей, проводит ладонью по знамени, а потом той же ладонью себе по лицу, как бы для освещения своей особы, и принимает знамя в руки».

Выстрел одной из пушек у городских ворот оповещает, что караван к выступлению готов. «Раздается барабанный бой, гремит музыка, и караван трогается с места». Бедный идет пешком. Тот, кто побогаче, — едет на осле или на муле; кто еще побогаче — на хорошем верблюде. «Знатные богомольцы не только сидят на дромадерах под раззолоченными навесами, так за ними еще ведут оседланных лошадей, чтобы они могли проехаться и верхом, когда захотят». Путников-пилигримов, «не имеющих сил продолжать путь, заворачивают в холст и кладут в яму, в стороне от дороги. Тут же собираются на добычу шакалы, коршуны и вороны».