На полголовы впереди - Дик Фрэнсис

— Джайлз присвоил деньги Анжелики и Стива, — сказал он. — А когда они пригрозили ему разоблачением, он убил их. Потом он убил конюха, который слишком много знал. Потом он начал шантажировать Уолтера Брикнелла, который слишком сильно любит свою дочь. Этот человек недостоин даже презрения. Я договорюсь с главным кондуктором, чтобы тот дал указание арестовать его и снять с поезда в Ревелстоке, где у нас остановка через два часа.

Он снова направился в сторону тамбура. Джайлз, вырвавшись наконец из рук Рауля, выхватил пистолет из кобуры на поясе Зака и принялся им размахивать.

— Положите пистолет, — предостерег его Зак. — Он заряжен.

— Это все вы виноваты! — крикнул Джайлз Донне. — Вы не должны были сознаваться. Вы все испортили. А сейчас я вам все испорчу. Он направил пистолет на Донну. Пьер бросился вперед и закрыл ее своим телом. Джайлз выстрелил в Пьера, который, как оказалось, избрал самое романтическое место для раны — плечо. Пьер прижал руку к своей белоснежной рубашке, на которой внезапно расцвело ярко-красное пятно, и артистически упал.

Зрители издали неподдельный крик ужаса. Донна кинулась на колени рядом с Пьером — наступил ее черед разыграть эффектный драматический эпизод.

Джайлз попытался сбежать, но его без особых церемоний скрутили Зак и Рауль.

На сцене появился Джордж Берли, ухмыляясь во весь рот и размахивая парой бутафорских наручников. Как потом сообщил Зак, сцена произвела фурор.

Глава 17

Эмиль сказал, что шампанского хватит всем еще по полбокала, и мы с ним отправились наливать, а Оливер и Кейти убрали тарелки из-под закусок, поправили скатерти и начали расставлять приборы для банкета.

Я бросил быстрый взгляд на Филмера. Он был необыкновенно бледен, на лбу у него выступил пот. Одна рука, лежавшая на столе, была крепко стиснута в кулак. Его соседи — владельцы Красного Жара выражали свои восторги Заку, который, стоя у их столика, соглашался с ними, что Пьер еще может исправиться и стать человеком. Зак, улыбнувшись мне, отступил в сторону, чтобы я мог налить им шампанского. Филмер хрипло спросил:

— Где вы взяли этот сюжет?

Зак, сделав вид, будто воспринял это как комплимент, ответил:

— Сам придумал.

— Вы наверняка его где-то взяли. — Голос Филмера звучал злобно и безапелляционно. Владельцы Красного Жара с удивлением посмотрели на него.

— Я всегда их сам придумываю, — весело сказал Зак. — А что... вам не понравилось?

— Шампанского, сэр? — спросил я у Филмера. Что-то уж очень я расхрабрился, мелькнула у меня мысль.

Филмер меня не слышал. Миссис «Красный Жар» протянула мне его бокал, который я наполнил, и поставила бокал перед Филмером. Он этого не заметил.

— По-моему, сюжет великолепный, — сказала она. — Какой мерзкий, отвратительный убийца. И все время казался таким милым...

Я протиснулся мимо Зака, на мгновение встретившись с ним взглядом, который выражал мою искреннюю благодарность за сохранение тайны. Он принял ее с видом глубокого удовлетворения.

За следующим столиком Роза Янг спорила с Китом, доказывая, что это было всего лишь совпадение — когда он покончил с собой после того, как лишился своей лучшей лошади... К тому же Эзра лошадь продал, сказала она, а не просто отдал под угрозой шантажа.

— Откуда мы знаем, что нет? — спросил Кит. Ануины слушали разинув рот. Я молча наполнил их бокалы, но в пылу спора они не обратили на меня внимания.

— Кому теперь принадлежат лошади Эзры, вот что я хотел бы знать, свирепо произнес Кит. — И это не так уж сложно будет выяснить. Он говорил громко — достаточно громко, подумал я, чтобы Филмер его услышал, если прислушается.

Подойти к Лорриморам я не успел — меня опередил Эмиль, но картина была необыкновенная. Мерсер сидел, положив руки на столик и опустив голову.

Бемби, в ледяных глазах которой блестели слезы, протянула руку, положила ее поверх стиснутого кулака Мерсера и ласково его поглаживала. Занте обеспокоенно допытывалась, что с ними такое стряслось, а у Шеридана был какой-то отсутствующий вид. Не высокомерный, не наглый, даже не встревоженный, а просто-напросто отсутствующий.

В проходе между столиками толпилось довольно много народу — не только официанты, но и актеры, которые, все еще продолжая играть свои роли, заканчивали представление по собственному усмотрению. Уолтер и Мейвис, например, соглашались с тем, что Пьер спас Донне жизнь и, наверное, не такой уж плохой человек, и может быть, ему надо бы жениться на Донне... если только он перестанет играть на скачках. Сквозь всю эту толпу с трудом проталкивался проводник спального вагона, который шел готовить постели в салон-вагон. Проходя мимо меня, он с улыбкой кивнул, я кивнул в ответ и подумал, что моей главной проблемой, возможно, станет чрезмерный успех представления: те, на кого оно подействовало особенно сильно, могут не остаться на ужин.

Я не спеша вернулся на кухню, где вовсю трудился Ангус, все больше напоминавший осьминога. Меня все же не покидала надежда, что беспокойство не заставит Филмера встать и уйти.

Он по-прежнему сидел неподвижно. Его напряженные мышцы медленно расслаблялись. Впечатление, произведенное на него представлением, понемногу теряло свою остроту, — возможно, он действительно поверил, что Зак все это придумал сам.

Я стал накрывать два столика, ближайшие к кухне: машинально сложил салфетки, разложил ножи и вилки. Вскоре проводник спального вагона вернулся из салона, я оставил свои столики, как были, и пошел за ним.

— Вы уверены? — спросил он меня через плечо. — По-моему, в ресторане работы хватает.

— Сейчас самое удобное время, — заверил я его. — До ужина еще пятнадцать минут. Ничего, если я начну с этого конца, а потом, если меня замучит совесть, просто брошу?

— Ладно, — ответил он. — Вы еще помните, как складывать кресла?

Он постучал в дверь Филмера.

— Они все в ресторане, но на всякий случай сначала стучитесь, — сказал он.

— Ладно.

Мы вошли в купе Филмера.

— Сложите кресло, пока я здесь, — если понадобится, я вам помогу.

— Хорошо.

Я сложил — не слишком проворно — кресло Джулиуса Аполлона. Проводник похлопал меня по плечу и ушел, сказав, что начнет, как обычно, с дальнего конца и мы сможем встретиться посередине.

— И большое вам спасибо, — добавил он. Я помахал ему рукой. Знал бы он, что благодарить его должен я... Оставив дверь открытой, я опустил койку Филмера в ночное положение, разгладил нижнюю простыню и отогнул угол верхней, как мне было показано.

Потом я сунул руку в пространство между койкой и стеной, служившее гардеробом, взялся за ручку черного портфеля крокодиловой кожи, вытащил его и поставил на постель. Ноль-четыре-девять. Один-пять-один. Пальцы у меня дрожали от нетерпения. Я принялся крутить крохотные колесики. Движения мои были неуклюжими, хотя сейчас нужно было действовать особенно точно.

Ноль-четыре-девять... Теперь нажать... Щелк!

Один-пять-один. Нажать... Щелк! Замки открыты. Я положил портфель плашмя на нижнюю простыню, немного откинув верхнюю, и открыл его. Сердце у меня бешено стучало, дыхание перехватило.

Первым мне попался под руку паспорт Филмера. Я перелистал его — сначала бегло, потом более внимательно — и, немного переведя дух, нервно рассмеялся про себя. Номер паспорта Филмера был Н049151. Да здравствует генерал!

Я положил паспорт на постель и просмотрел остальные бумаги, не вынимая их и не перекладывая. Большая часть не содержала ничего интересного: вся рекламная макулатура, касающаяся путешествия, несколько вырезок из скаковых газет и одна — из местной газеты Кембриджа, где говорилось о строительстве нового библиотечного корпуса для одного из колледжей благодаря щедрости канадского филантропа Мерсера П. Лорримора. «Господи боже!» — подумал я. А под этой вырезкой лежало письмо — фотокопия письма. Я молниеносно пробежал его глазами, всем своим телом ощущая приближение опасности, чувствуя, как кровь приливает к голове.

Письмо было короткое. Напечатанное на машинке. Без адреса, без даты, без обращения и без подписи. Вот что в нем говорилось:

«По вашей просьбе я исследовал трупы семи кошек, обнаруженных распятыми, выпотрошенными и обезглавленными в саду колледжа. Могу сказать лишь, что это намеренное истязание. По моему мнению, это не ритуальное жертвоприношение. Кошки были убиты на протяжении, вероятно, трех недель, последняя из них — вчера. Все, за исключением последней, были спрятаны под сухими листьями и после смерти подверглись нападению насекомых и животных, питающихся падалью. В момент распятия и потрошения все они были еще живы. Большинство, хотя и не все, были еще живы в момент обезглавливания. Останками я распорядился так, как вы просили».

Рука у меня заметно дрожала. Я перевернул следующие несколько листов, оказавшиеся отчетами биржевых брокеров, и потом, на самом дне, наткнулся на маленькую желтую записку — она была прикреплена к документу большого формата, озаглавленному: «Акт о передаче недвижимости».