Кошки говорят Мяу - Феликс Сарнов

Он замолк, но не затем, чтобы сделать многозначительную или может даже, угрожающую паузу, а просто не желая забегать вперед. Я медленно перевел взгляд на Рыжую, двинувшуюся, как заводная кукла к плите, и в животе у меня резко упала температура. Градусов на… несколько. Она не упала (почему-то) от появления Ковбоя, не упала (почему-то) при виде двух его охранников, но упала при виде серых с зелеными крапинками глаз Рыжей.

Нет, в них не светился страх, не метался ужас, и температура в моем брюхе упала вообще не от того, что в них было, а от того, чего не было. В них…

В них не было надежды.

Никакой.

Ни проблеска.

18

… Не Хозяин Джунглей пришел к мальчику-волчонку, а пришел тот, кто боится, к тому, кто не боится ничего.

Ужин был без свечей.

Самое интересное что атмосфера за этим ужином царила вполне непринужденная — Ковбой каким-то образом создавал вокруг себя такую… Ну, ауру, что ли, в которой, в общем, нормально дышалось. И это — несмотря на… ну, скажем, некоторый идиотизм и нелепый гротеск всей ситуации.

По его небрежному жесту, охранники остались в холле, один — уселся там в кресло так, чтобы видеть стол, за которым мы сидели втроем, а другой — прошел в прихожую и там и остался. Интересно, у них…

— У них есть стволы? — неожиданно для себя спросил я Ковбоя, кивнув в сторону холла, когда Рыжая накрыла на стол и уселась напротив меня, рядом с ним (он как и положено хозяину, сел во главе овального стола, лицом к телевизору).

— Зачем? — равнодушно пожал плечами хозяин, — они сами — стволы. Рыжик, — повернулся он к Рыжей, пустыми глазами уставившейся на шипящую под стеклянной крышкой сковородку, — дай нам чего-нибудь выпить. Пожалуй, водочки… Не возражаешь? — это уже мне.

— А у меня есть выбор? — спросил я.

— В этом плане, да, — кивнул он. — Ты ешь белый хлеб? Напрасно. В нашем возрасте… Потому и смокинг у тебя на брюшке топорщится.

— Смокинг? — тупо переспросил я.

— Ну да, мой смокинг, — охотно пояснил он. — Впрочем, я могу тебе его подарить. Он неплохо сидит на тебе, но в талии… Не ешь белый хлеб и побольше двигайся. Я понимаю, у тебя сидячая работа, но есть ведь недорогие спортзалы…

— С барского плеча… — механически пробормотал я, думая совсем о другом: смокинг, который я надевал вчера, давно висел в шкафу, откуда же…

— Ну, брось, что за комплексы, — поморщился хозяин, — наливая себе и мне водки и вопросительно глядя на Рыжую. — Тебе налить? — она медленно покачала головой, он поставил бутылку «Абсолюта» на стол и взял свою рюмку. — У меня их несколько, а этот я, по-моему, и не надевал никогда… И вообще, что за счеты между дворянами? — он подмигнул мне и выпил, не чокаясь. — Ты же, когда ее трахаешь, не комплексуешь, хотя ее-то я надеваю довольно часто, а? Или, да?

— Или нет, — сказал я и тоже выпил. — Я что же, так вот, просто… уйду?

— Почему — уйдешь? — пожал плечами хозяин, снял крышку со сковородки и подцепил вилкой кусок мяса. — Бери, пока горячее… А ты, Рыжик? — она все так же медленно покачала головой. — Она отлично готовит… Ну, ты-то знаешь. — он стал изящно резать мясо ножом. — Зачем тебе тащиться на своих двоих и на, — он еле заметно усмехнулся, — муниципальном транспорте? Мы выясним с тобой один маленький вопрос, а потом товарищ, — кивок в сторону холла, — отвезет тебя домой. Вместе со смокингом. Ну, и сопутствующими товарами, разумеется — у тебя же вряд ли есть такая рубашка, бабочка и… Ну, и туфли заодно. Доедешь с комфортом…

Я пристально посмотрел на него. Ковбой не отвел взгляд и… Он не шутил. Не издевался и не паясничал. Он спокойно и равнодушно излагал… свой вариант развития событий, который действительно собирался претворить в реальность, если… Только что же там за «маленький вопрос» маячит впереди?..

Я скосил глаза к аркообразному проему, выходящему в холл, и неожиданно для себя буркнул:

— Тамбовский… санитар — ему товарищ…

Хозяин резко вскинул глаза и вперился в меня цепким, холодным взглядом — на мгновение я физически ощутил тяжесть этого взгляда у себя на переносице. Потом он отпустил меня, перевел взгляд на бутылку водки и снова налил себе и мне.

— Острый у тебя глаз, маэстро, — с ноткой уважения задумчиво произнес он, взял рюмку, и кивнув мне, снова выпил, не чокаясь. — После того, как расшерстили девятку, эти ребята, и правда, какое-то время работали санитарами… В психушке, — Рыжая еле заметно вздрогнула. — Потом… еще кое-где, а потом — уже у меня. Пей… — он снова взял нож и вилку, а я выпил. — Не знаю, говорила она тебе, но… Мне нравятся твои переводы. Ты неплохо просек стиль автора и вообще — неплохо справился. Одобряю. Кстати, ничего, что я тебя — на ты? В конце концов, мы же ровесники, да и, — он едва заметно усмехнулся, — почти родственники…

То ли от водки, то ли от его слов, а скорее всего, и от того и от другого в животе у меня стало теплее, и я потянулся к сковородке, заметив:

— Родственники — вряд ли. Я — холопских кровей, а ты…

— Брось, — поморщился он. — Ты ж прекрасно видишь, что я — не мудак. А кто, кроме полных мудаков, будет играть в эти игры, — он фыркнул, и в глазах его промелькнула злоба… знакомая злоба, — Мы возьмем этот город… Взяли, бляди… Извини, Рыжик, — Ковбой взял пульт и включил телевизор, сразу убрав звук.

На экране возникла умная, ироничная физиономия ведущего эн-тэ-вэшных новостей, Осокина, он что-то сказал, а потом камера скользнула по какому-то подземному переходу, задерживаясь на нескольких старухах-нищенках с бумажными плакатиками и просто с протянутыми сморщенными ладошками.

— Старушки, — буркнул Ковбой. — Неплохо зарабатывают старушки, особенно центровые. Там за одно место в день надо отстегивать столько… И все равно, жалко их. В отличие от поручиков и корнетов… А тебе жалко? — рассеянно спросил он, не отрываясь от экрана.

— Нет, — сказал я, налил себе водки, вопросительно глянул на него, он кивнул, и я налил и ему. — Не очень. — я выпил, следуя его примеру — не чокаясь.

— Почему? — он перевел на меня взгляд, и я увидел, что он не удивился, а просто хотел бы знать — почему.

— Моя бабка, — вежливо стал объяснять я, стараясь искусственно разжечь в себе злость, чтобы… чтобы не прогибаться до конца, чтобы хоть в чем-то возразить, не согласиться… — моя бабка жила на двадцать три рубля пенсии… Потом — на сорок шесть. Называлось, за кормильца. До свистопляски, понятно… ну, перестройки унд демократии, — он понимающе кивнул. — Где тогда были эти… или такие же старушки, не знаешь? — он смотрел на меня с легким интересом. — А я — знаю. Сказать? — он кивнул. — Рядом. В ее коммуналке. Получали по сто двадцать, плюс скидку в квартплате и прочих… А про нее, знаешь, что говорили? — он продолжал смотреть на меня с интересом. — Говорили, и правильно, поделом ей, и того много — стажа не наработала, а еще жалуется, все они — хитренькие… за чужой счет… Так что за жалостью, — я улыбнулся, — не ко мне. С этим — в другую инстанцию… А вообще, — вдруг вместо желаемой злости на меня накатила какая-то странная и вялая усталость, — вообще жалко, конечно… они ведь еще живые… а когда видишь, как живое мучается, всегда жалко, — я вяло усмехнулся. — Непонятно объяснил?

— Понятно, — кивнул он, я посмотрел на него и увидел…

Нет, не сочувствие, а понимание. Что ж, он и не говорил, что сочувствует, он сказал «понятно», и ему действительно было понятно, а мне… Мне стало приятно. Приятно — оттого, что сижу с ним, как равный, говорю с ним, как равный, и он понимает… Я скосил глаза на Рыжую. Она смотрела на нас обоих своими серыми с зеленоватыми крапинками глазами и… Как-то странно смотрела. Словно старалась что-то понять, но одновременно и отталкивала от себя это понимание, не хотела его, может быть, немножко боялась…

— А тебе нравится мой автор? — вдруг спросил я. — Ну, которого я переводил — «король ужасов»? Ты, я слышал читал в натуре… В смысле, на его родном. От перевода все равно что-то… утрачивается, даже, — я усмехнулся, — у такого маэстро, как я.

— Утрачивается, — кивнул он, и взял себе еще кусок мяса. — Но что-то и… резче проступает. Хотя из стакана, конечно, можно вылить…

— Только то, что было в нем, — подхватил я, как-то забывая, где я сижу и с кем. — Главное только — не пролить мимо… Но хрен с ними, с переводами, сам автор тебе…

— Да, — кивнул он. — Очень. Что-то — больше, что-то — меньше, но в целом у него все… — он щелкнул пальцами, ища слово, — все…

— Правильно, — тихонько подсказал я.

— Ну, может, и не совсем пра…