Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

— О, тебе тоже так кажется? Точь-в-точь как и мне. Просто какое-то нескончаемое чаепитие у Безумного Шляпника!

— А как вообще Фредди угораздило поступить в театр?

Лицо Джилл вдруг затуманилось. Вопрос напомнил о том, что она так старалась изгнать из головы.

— Говорит, устроился, чтобы приглядывать за мной.

Настроение ее оказалось заразительно, и улыбка Мейсона тоже растаяла. Вернувшись к неприятным мыслям, он принялся мрачно крошить булочку.

— Фредди прав, — буркнул он. — Я не ожидал, что у него столько здравого смысла.

— Вот еще! — вспыхнула Джилл. Память о беседе с новой звездой мюзиклов все еще жгла огнем ее независимую душу. — Я не ребенок и могу сама за собой присмотреть. Что хочу, то и делаю!

— Боюсь, ты скоро поймешь, что твои поступки касаются не только тебя. Меня, к примеру! Мне не нравится, что ты поступила на сцену. Теперь давай, можешь откусить мне голову.

— Очень любезно с твоей стороны так беспокоиться обо мне…

— Я просил откусить голову, а не заморозить. На правах старого друга, который в свое время совал тебе червяков за шиворот, повторяю: мне не нравится, что ты выступаешь на сцене!

— Вот уж не думала, что ты станешь таким… — Джилл помедлила в поисках уничтожающего определения, — таким викторианцем!

— Когда дело касается тебя, я самый викторианский из викторианцев. — Уолли смело встретил ее негодующий взгляд. — Да, не нравится… тем более в постановке Айка Гобла.

— Почему именно Гобла?

— Потому что не стоит тебе общаться с такими, как он.

— Что за чушь!

— Вовсе нет. Думаю, тебе доводилось читать о нравах театральных агентов…

— Да ну, там все домыслы и преувеличения!

— Безусловно. В большинстве своем продюсеры вполне порядочны, даже на редкость порядочны, если принять во внимание условия их работы… Нет, речь не о бизнесе, тут они мало перед чем останавливаются. Когда доходит до денег, у театральных агентов в ход идет все, кроме разве что зубов и когтей. Киплинговское «Ни божий закон, ни закон людской не дальше 40-х» — применимо не только к широтам, но и к номерам здешних улиц. Иными словами, правило «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» тут не работает. К этому привыкаешь быстро — отправляясь с визитом в агентство, достаточно оставить часы и бумажник дома и не зевать, чтобы не стянули запонки. Кто кого надул, тот и получает очко, и исход игры никак не влияет на отношения. Агент все так же угощает тебя сигарами из жилетного кармана и называет славным малым. Облапошит с утра лучшего друга, а потом они преспокойно обедают вместе. Ничего личного, только бизнес. Проявим снисхождение — все они жертвы наследственности. Когда грабитель женится на гардеробщице, их отпрыск неизменно идет в театральный бизнес, и первых отцовских уроков он никогда не забудет. А вот по части нравов… — Уолли подождал, пока перед ним поставят жареную рыбу. Официанты умеют выбрать самый неудобный момент. — Так вот, что касается нравов, большинство менеджеров — почтенные джентльмены средних лет с женами и детьми, делают деньги и больше ничего не хотят. Хористки для них просто наемные служащие вроде механизмов, которые помогают получить прибыль, толком и не знакомые лично… Старина Айк — совсем иное дело! — Мейсон прожевал кусочек камбалы. — Айк Гобл чужд общественной морали, он ловелас, донжуан и прелюбодей! Червь и чума! Толстый, вялый и дряблый, с сальной душой и иссохшим сердцем, со взглядом снулой трески… — Нет-нет, я его не осуждаю, — великодушно махнул рукой Уолли. — Не в моем характере кого-то осуждать. Однако при всем уважении и почтении вынужден констатировать, что Айк сочетает в себе мартовского кота и ту живность, что обитает под лежачим камнем! Вот почему мне так неприятно, что ты поступила в труппу к Гоблу.

Обличительную речь Джилл слушала с тревогой. Даже краткие встречи с продюсером подсказывали, что каждое слово, скорее всего, правда. Не по себе было и только что, перед ланчем, когда Гобл смотрел на нее своим взглядом снулой трески, как справедливо выразился Уолли. Тем не менее, гордость запрещала признаваться в слабости.

— Я способна и сама о себе позаботиться! — повторила Джилл.

— Не сомневаюсь, что способна — даже если провалишься в болото… но это не значит, что я буду спокойно наблюдать с берега, как ты барахтаешься в трясине! Я знаю, что приходится выносить хористкам. Солисты репетируют свои номера, а девушки из ансамбля часами мерзнут на сквозняке, да еще терпят ругань, когда пытаются развеять тоску своего рабства легкой болтовней!

— Да, бывало такое, — вздохнула она, — и не раз.

— Вечная история. Если плотнику надо вбить в декорацию гвоздь, они собирают ансамбль на репетицию и заставляют смотреть. Джилл, уходи оттуда, такая жизнь не для тебя! Эта работа…

— Мне нравится моя работа!

— Ну да, пока в новинку, но…

— Да как ты не поймешь! — с жаром перебила Джилл. — Я хочу работать, мне это необходимо — какое-то занятие, чтобы заполнить голову. Мне трудно об этом говорить, но ты же знаешь мое положение… Фредди наверняка рассказал, а если и нет, ты и сам наверняка догадался, когда увидел меня здесь одну после той нашей встречи в Лондоне. Постарайся понять! Неужто у тебя самого не случалось беды, когда весь мир будто разбился вдребезги? В таких случаях помогает работа и только работа! Когда я приехала в Америку, то вначале просто с ума сходила… Дядя Крис отослал меня в городишко на Лонг-Айленде, там заняться было нечем, я целыми днями только думала и думала, а когда стало невтерпеж, сбежала в Нью-Йорк. Встретила Нелли Брайант, получила эту работу… Театр меня спасает! Я занята целый день, устаю, и времени на лишние мысли просто нет. Чем тяжелее работа, тем лучше — это противоядие. Просто невозможно бросить ее сейчас! А что до твоих опасений, ну что ж, надо пока смириться. Терпят же другие девушки, чем я лучше их?

— Они уже притерпелись.

— Ну вот, и мне придется. А чем еще я могу тут заняться? Должна же я что-то делать!

— Выходи за меня замуж! — выпалил вдруг Уолли, подавшись вперед и накрыв ее руку ладонью. Глаза его вспыхнули, осветив лицо, будто фонари.

3

От этих внезапных слов Джилл онемела. Отшатнулась, выдернув руку, и в изумлении уставилась на собеседника. В ушах стояли болтовня и смех окружающих, оркестр наигрывал жизнерадостную мелодию. Все чувства будто обострились, воспринимая мельчайшие детали, затем вдруг мир сжался в один настойчивый влюбленный взгляд напротив, от которого панически хотелось