Почему Мангышлак - Алексей Борисович Рачунь

называется, подбить бабки. Подсчитать километраж, расход бензина, количество ночевок под крышей и в палатках, количество истраченных денег в целом и по статьям расходов. Можно даже подсчитать количество путевых ссор и недомолвок и свести дебет с количеством примирений и объяснений.

Но разве для этого мы отправляемся в путь? Разве этого ждем мы в конце? Разве для того возвращаемся? И куда мы возвращаемся – только ли к месту нашего жительства? Ведь жить можно хоть где. А вот завершать путь пристало на родине.

И как сформулировать, в какой момент родина перестает быть просто местожительством?

Я не знаю. И само это слово – родина – сейчас настолько изъедено чрезмерным пафосом, тихие звуки его так заглушены звоном литавр и грохотом маршевых каких-то, неуемных ритмов, слово это так часто звучит со всех экранов из уст настолько позорных персонажей, что я не уверен, нужно ли вообще рассуждать сейчас на эту тему.

Зато я знаю, что нужно делать, чтобы местожительство вдруг преобразилось в родину. Живи честно, смотри прямо. Не зарься на чужое и береги свое. Не кичись силой и защищай слабых. Противься всякому злу и прилагай силы к уменьшению несправедливости. Люби близких, ближних, далеких. Не делай ближнему, близлежащему, окрестному хотя бы хуже, если не можешь лучше. И тогда она окружит тебя, твоя родина, и не отпустит уже никогда, куда бы ты ни уехал, где бы и сколько ты ни был.

Это звучит и буднично, и банально. А потому неприглядно. Однако не бывает неприглядной лжи. Ложь всегда причудлива, цветаста, пышна – в противовес неприглядной, как чистенький, серенький, сиротский рубчик, истине.

Границу Башкирии и Пермского края мы преодолели в тучном поселке пермских нефтяников – Куеде. Здесь мы в последний раз заправились – уже нашим, пермским бензином. Такая же древняя, как Мангышлак и Устюрт, как Кама и Волга, как степь и шиханы Торатау, Куштау, и Юрактау, пермская нефть, будто глоток живой воды, придала нам сил для последнего рывка.

Впереди была Барда – еще одно большое, славное прикамское поселение. Живут в нем преимущественно башкиры.

Как-то мне попалось на глаза исследование, что по результатам анализов генов британцев самая родственная им гаплогруппа оказалась у башкир. А наибольшая концентрация «британской» гаплогруппы – именно у бардинских башкир. Вот так! Теперь и думайте, откуда взялся Стоунхендж. Ведь, если рассудить здраво, откуда же еще?!

Как среди военных Советского Союза и жителей южного Прикаспия бытовала поговорка: «Есть на свете три дыры – Термез, Кушка и Мары», так и в Пермском крае есть поговорка: «Орда, Барда и Куеда – все большие города». Она отражает ситуацию: полосой от Перми по направлению к югу тянется череда башкирских и татарских поселений.

Уже упоминавшаяся Барда вообще практически мононациональна. И это невероятно обогащает нашу пермскую землю. Пермский край вообще уникальный субъект – по количеству коренных народов он второй в России после прикаспийского Дагестана. Русские, татары, башкиры, удмурты, коми-пермяки, коми-язьвенцы, марийцы, чуваши и, увы, последняя коренная семья вишерских манси – Бахтияровых.

Все эти народы для Прикамья – коренные. Историки могут спорить о времени проникновения новгородцев на Колву и Каму, говорить про татарские государственные образования – орды. Я не буду спорить с историками. И не буду спорить со смыслом. Все народы откуда-то куда-то пришли. И лишь коми-пермяк, если верить стенду Кудымкарского краеведческого музея, сразу же «произошел под грибом».

А по смыслу – в Прикамье девять коренных народов. И потому в Прикамье не было и нет никаких национальных конфликтов. Иного коми-пермяка от русского отличит только наметанный местный глаз. Татары ходят к своим русским друзьям праздновать Пасху, а все они, вместе с башкирами и удмуртами, празднуют Сабантуй. И дни рождения, и крестины, и поминки отмечают вместе. И новоселья, и посевную, и сбор урожая. «Водка пить – земля валяться», – весело говорят у нас.

В смешанных семьях к детям на Новый год приходят и Дед Мороз и Кыш Бабай, а чудо-богатырями, защищающими родную землю, помимо Алеши, Добрыни и Ильи, являются грозные Пера и Кудым-Ош. И уже много веков идет непрерывный бой за сердце красавицы Вишеры между могучими каменными стражами севера – Полюдом и Ветланом.

А еще атаман Ермак, начав свой поход из строгановских пермских владений и утонув в хладных водах Иртыша, стягивает могучими плечами века подряд его берега, скрепляя Русь и Сибирь, соединяя их в Россию здесь, на Урале.

И вот уже осталась позади и Барда, и вскоре нас выкинуло с прямой, но узкой региональной дороги на широченное цельнотканое полотно федеральной трассы.

В расходящихся солнечных лучах была видна Пермь. Совсем не та Пермь, что мы покидали тринадцать дней назад. Она была чиста и умыта, она вся зацвела и оделась в зеленое, будто прибралась и нарядилась к нашему приезду.

Однако мы не чувствовали себя триумфаторами. Мы сидели в машине, на стоянке возле дома, и хотя наши тела затекли от долгой дороги, выходить не спешили.

Мы сидели и молчали. Молчала и навигаторша Оксана. Мы ждали ее неизменного «Вы приехали» как сигнала, как точки в окончании этого повествования. Но, похоже, Оксане тоже было жаль расставаться с этой дорогой, ей хотелось продолжать путь.

А путь привел нас домой. Теперь нам предстояло переступить порог, но лишь для того, чтобы взлелеять новый замысел. Ибо хоть этот наш путь и был завершен, но много ли мы прошли?

Изрядно, если измерять лишь расстоянием, и чуть-чуть, если целой жизнью.

Многое ли мы постигли? Немногое по сравнению с тем, на что нацеливались. И ничтожное по сравнению с тем, что могли бы.

Но раз за разом, покидая пределы обжитого, мы делаем маленький шаг. И из этих крохотных шажочков неизменно складывается тот путь, которым меряет человек эту планету и масштабирует под себя мир. Чем больше шагов – тем больше мир.

Итого за день 670 км. Всего 7445 км.