Почему Мангышлак - Алексей Борисович Рачунь

class="p1">Южнее пермского края, уже ниже Уфы, к Уралу примыкает еще одна обширная площадь песчаников – уфимско-оренбургская группа месторождений. Именно на ее запасах около четырех-шести тысячелетий назад таинственные горняки образовали, как пишет, ссылаясь на заводчика Ивана Твёрдышева, Алексей Иванов в книге «Вилы», «По множеству рудокопных мест… великия заводы».

Современные исследования упоминают о примерно 5 миллионах тонн медной руды и выплавке из нее от 100 до 150 тысяч тонн металла рудокопами и металлургами бронзового века. Следы их штолен, да и сами штольни до сих пор встречаются в степях Каргалы и поражают своей сохранностью. У Ивана Ефремова есть рассказ «Путями старых горняков» – о том, как герои провели в путешествии по таким штольням больше суток.

Освоение Каргалинских месторождений продолжалось две-три тысячи лет. А затем таинственные металлурги по какой-то причине вдруг покинули оренбургские степи, не выработав и половины запасов.

Кто они были? Куда они ушли? Быть может, кто-то более сильный и напористый предъявил права на эти земли и обратил против древних каргалинских рудокопов отлитые ими же боевые топоры.

В то время небывалое могущество в Великой Степи приобрело степное государство скифов. Возможно, они согнали с места металлургов Каргалы, возможно истребили их. А может быть, рудокопы ушли после какого-то катаклизма или мора.

Как бы то ни было, Каргалы не были закрытым городом кудесников металла, с тщательно оберегаемыми секретами. Связи народов и мест и в то время были обширнейшими и крепчайшими. Велась торговля, велся всякий обмен.

На Южном Урале спустя небольшое время появляется так называемая «Страна городов» – укрепленные поселения Аркаим, Синташта, Чекотай, Бахта, Шикуртау и им подобные. Их особенностью, помимо жизни и уклада, были и некоторые ноу-хау в сфере металлургии.

К этому же времени или даже чуть раньше на Среднем и Северном Урале, в нынешних пермских землях, относятся первые находки, говорящие об овладении приемами металлургии.

Что примечательно, литьевые формочки находят преимущественно в женских захоронениях. Это наводит на мысль, что первыми пермскими металлургами были женщины. Возможно, они, вольно или невольно, будучи выданными замуж или захваченными в плен, попали сюда прямо с рудников Каргалы, став первыми передатчиками технологий выплавки меди и литья бронзы. Образ праматери – повелительницы стихии закрепился в сознании местных народов, и с тех пор женщин было принято хоронить с соответствующей атрибутикой. А могло быть и совсем по-иному.

Участвовавшие в культурном обмене североуральцы подсмотрели у южноуральских рудознатцев приметы обнаружения пород и руд, переняли навыки и технологии и стали выискивать в дремучих своих лесах месторождения. Они без остатка посвящали себя этому тяжкому и опасному труду, который заводил их порой далеко от дома и глубоко под землю. В таких условиях женщине пришлось приняться за выплавку, и она стала хранительницей не только домашнего очага, но и тигля – печи для выплавки металла.

Или же все было совсем не так. Однажды на берегах северной реки появились во множестве пришлые люди. Это был так называемый выселок – место, где селились люди, по какой-то причине отколовшиеся от своего племени, общины и искавшие для себя новой жизни. Возможно, это была как раз часть тех самых каргалинских горняков, бежавших от напора скифов. Или же их гнала прочь другая неодолимая силища.

Местные племена сначала враждебно встретили чужаков, ринулись в стычку, но столкнулись с организованным отпором гораздо лучше оснащенных незнакомцев. Редкие медные топоры в частоколе костяных и каменных копий и деревянных вил не могли одолеть сплоченный, хоть и малочисленный отряд, снабженный металлическим оружием. Чужаки, впрочем, вели себя не как захватчики и не зарились на чужое. И вскоре местные и пришлые стали добрыми соседями. Возможно, что таким образом проникла металлургия в древние уральские пармы.

Или же было вовсе по-другому? Кто знает. Однако первые находки, свидетельствующие о появлении металлургии на Северном Урале, относят к III веку до нашей эры.

Этот народ остался в памяти последующих поколений как чудь. Он явил миру такое уникальное явление, как Пермский звериный стиль – украшения с поразительными, фантастическими сюжетами. В них птицекрылые люди с лосиными головами преследуют гусей и уток, стоя ногами на спинах ящеров – подземных чудовищ.

Добыча меди велась из слоев медистых песчаников, что являли собой прибежище останков всевозможных ящеров пермского периода. Да, Пермь похоронила и динозавров – исполинских, не знавших врагов свирепых чудищ. Все погребает эта земля. Всякая жизнь перед ней бессильна.

Странные находки не могли не повлиять на мифологию чуди, но одними находками костей ископаемых животных невозможно объяснить тот мир, что вызывают в воображении хтонные, будто проросшие из самой сердцевины земли, продравшиеся сквозь немыслимое давление толщ наружу, ухватившие горнюю жизнь и врастающие корнями в землю, не в силах окончательно разорвать с ней, сюжеты.

Исследования Пермского звериного стиля – это целая научная вселенная о вселенной, до сих пор мало нам известной. Как и вселенная вокруг нас. Очевидно лишь то, что чудь была высокоразвитым народом, обладающим серьезными познаниями в геологии и металлургии, имевшим невероятно обширную мифологию и культуру.

Но и этот народ не дожил до наших дней. Мы знаем о нем больше, чем об их предшественниках, металлургах Каргалы, и вместе с тем значительно меньше. Все вновь нами познаваемое только расширяет наше соприкосновение с границами незнаемого, ибо ставит перед нами все новые и новые вопросы. Воистину, многие знания – многие печали!

По до сих пор бытующим на Урале невероятно крепким легендам, чудь никуда не делась. Она просто ушла под землю и забрала с собой свои несметные сокровища.

Некоторые предания связывают это с деятельностью святителя Стефана Пермского, явившегося на Урал в XIV веке с христианской миссией: дескать, чудь не приняла нового бога.

И хотя Стефан проповедовал отнюдь не с мечом в руке и даже создал для аборигенов алфавит, чудь не дала Слову притянуть себя к Руси цепью гораздо более крепкой, чем любые выплавляемые древними литейщиками вериги.

Другие уверяют, что произошло это двумя веками позже, во время покорения Сибири, когда, как пела группа «Чернозем», «Ермак с дружиной, в шапке набекрень, с грохотом и дымом делал новый день».

И снова чудь не дала гораздо более острому и крепкому, нежели бронзовый, железному мечу включить себя в великую семью российских народов. Снова, как и в случае с каргалами, горняки исчезли, не выработав и половины запасов медистых песчаников.

Однако только история чуди поражает своей загадочностью. Чудь не оставила после себя ничего. Штольни и карьеры, разрабатывавшиеся в основном вблизи воды, были размыты паводками и половодьями, изрытые борта оврагов осыпались, и вскоре ничего не напоминало о кипучей и славной деятельности чудских