Иль Мактуб. Судьба Эмира - Ульяна Соболева

с Самидой. Ветер дул, холодный и резкий, как осенний шторм, но я едва ощущал его. Моя душа, моя жизнь — всё казалось пустым, словно я стоял перед пропастью, глядя в ничто. Я сел в машину. Завёл двигатель. Машина мягко заурчала, и я медленно поехал прочь, оставляя за собой всё, что было связано с этим местом. Я не знал, куда направляюсь. Всё, что я знал — это что мне больше нечего было искать здесь. Больше нечего было разрушать.

Ахмад… Вика… Аят. Все они останутся здесь, с болью, с прошлым, но свободные. Я хотел мести. Хотел уничтожить всё, что имел Ахмад, чтобы почувствовать хоть каплю удовлетворения. Но теперь я понимал, что месть — это замкнутый круг. Она уничтожает всех, кто попадает в её жуткие смертельные лапы, и, в конечном итоге, уничтожает и того, кто её жаждет. Я мог убить Ахмада. Мог уничтожить его жизнь. Но что бы это изменило? Всё, что я сделал бы, это продолжил путь Самиды, путь, который она так тщательно выстраивала годами. Я мог бы стать таким же, как она.

Но я этого не хочу.

Я ухожу.

Машина набирала скорость, а вместе с ней уходило и прошлое. Оно оставалось позади, как ночной кошмар, который никогда больше не сможет меня преследовать. Это был мой последний жест — жест искупления, который я мог себе позволить. Я ехал прочь, зная, что больше никогда не вернусь.

Глава 27

Каждый раз, когда я смотрела на него, лежащего на больничной койке, моё сердце разрывалось. Он был бледен, безжизненен, словно тень того человека, которого я знала. Но, несмотря на это, я видела его силу. Она не угасала, не исчезала. Каждый вдох, каждый слабо сжатый кулак говорил мне, что он борется. За нас. За себя.

Ахмад выжил, но цена за это была высокой. Его рана, которую нанёс Джамаль, могла стать смертельной. Врачам удалось остановить кровотечение и спасти его, но его выздоровление было долгим и мучительным. Каждый раз, когда он открывал глаза, я ощущала, как моё сердце начинает биться быстрее, как будто на мгновение в мире становилось немного ярче.

Но затем его глаза закрывались снова. И я оставалась одна в этой глухой, холодной больничной палате, где время словно замерло.

В один из таких вечеров, когда я дремала, положив голову на его руку, я почувствовала слабое прикосновение к моим волосам. Я медленно открыла глаза и увидела, как он смотрит на меня. Его тёмные, глубокие глаза. В них не было боли — только любовь. Такая настоящая, что я едва сдержала слёзы.

— Вика… — его голос был слабым, хриплым, но для меня он прозвучал, как музыка.

— Ты проснулся, — прошептала я, не веря своим глазам.

— Ты... ты не ушла, — он слабо улыбнулся, его губы едва дрогнули.

Я сжала его руку, чувствуя, как моё сердце разрывается от радости и боли одновременно.

— Никогда, — сказала я, глядя ему в глаза. — Я никогда тебя не оставлю.

Мы молчали, и в этом молчании было всё. Всё, что мы не успели сказать друг другу за все эти месяцы, все те чувства, которые мы так долго прятали. Его рука поднялась и нежно коснулась моего лица. Я почувствовала, как его пальцы дрожат, но даже эта слабость не могла скрыть его страсти. Слёзы текли по моим щекам, и я не пыталась их сдержать. Я просто смотрела на него и чувствовала как возрождаюсь из пепла.

— Я люблю тебя, — прошептала я, склонившись ближе, наши губы почти соприкоснулись.

Он ничего не сказал в ответ. Его глаза сказали всё за него. Там было столько любви, столько боли, столько нежности, что мне казалось, моё сердце не выдержит. Ахмад притянул меня к себе, его губы нашли мои, и в этом поцелуе было всё — все наши страхи, надежды, страсть.

Он был слаб, но его хватка была крепкой. Я почувствовала, как его руки, обвили моё тело, прижимая меня ближе. Он хотел ощутить моё тепло, мою близость, будто пытался убедиться, что я настоящая, что всё это не сон.

— Я люблю тебя, — снова произнесла я, не отрываясь от его губ.

Каждое его прикосновение было словно огонь, который пронизывал меня. Я чувствовала, как его пальцы скользят по моей спине, по волосам. Я чувствовала его желание, его любовь, его страх потерять меня. И я отвечала ему той же страстью, тем же безумным желанием быть рядом. А когда он окрепнет я покажу ему насколько сильно хочу быть с ним, насколько сильно я ХОЧУ ЕГО ВСЕГО. Он мой Мактуб…моя карма, моя судьба.

***

Несколько дней спустя, когда Ахмад начал постепенно возвращать себе силы, он принял решение.

— Я должен увидеть её тело, — сказал он однажды утром, когда я помогала ему сесть в кровати.

— Ахмад... — начала я, но он поднял руку, не давая договорить.

— Я должен убедиться, что она действительно мертва, — сказал он твёрдо. В его голосе не было гнева, только холодная решимость.

Я понимала, что он не оставит это просто так. Самида была тенью, которая стояла между нами все эти годы. Даже сейчас, после её смерти, её присутствие всё ещё ощущалось. Ахмад должен был лично увидеть конец этой истории.

Мы поехали туда вместе. Я сидела рядом с ним в машине, чувствуя, как напряжение нарастает с каждым километром. Ахмад молчал, его лицо было суровым, сосредоточенным. Я знала, что внутри него бушует буря, но он не хотел показывать этого. Он был слишком горд, слишком силен духом, чтобы дать волю своим эмоциям.

Когда мы прибыли, я видела, как его глаза сузились, когда он заметил дом, где гнило её тело. Мы вошли внутрь. Запах разложения ударил мне в нос, и я едва сдержалась, чтобы не отшатнуться. В комнате, укрытой пылью и мраком, лежало тело Самиды. Оно уже начало разлагаться, и это зрелище было одновременно отвратительным и окончательным.

Ахмад подошёл к телу, медленно, уверенно, и я видела, как его руки сжимаются в кулаки. Он не сказал ни слова. Просто стоял и смотрел на неё. Его глаза были холодны, как лед, но я знала, что внутри него кипят эмоции, которые он не позволит себе показать.

— Она больше не сможет плести свою липкую мерзкую паутину, — наконец произнёс он тихо, почти шёпотом. –