Измена. Закрыть гештальт - Екатерина Рыжая

поглаживая, несмотря на то что каждое движение отдается в избитое тело острой болью. Дверь в эту каморку иногда открывается, и кто-то заходит, проверяя не сдохла ли я. Кто-то из них меня спас, оттащив от меня подонка, который решил выместить на меня злобу за то, что им в руки попалась совсем не дочь Ланского. На тот момент я уже была на грани потери сознания, но и в дурмане понимала, что даже взрослые суровые мужики были в шоке от поступка своего коллеги. Бандиты с принципами, и такое бывает.

— Что ты смотришь на нее? Она все равно скоро помрет. Бык реально перегнул палку, а ведь проебались его люди. Запугали девчонку и не стали ее слушать. Кто она такая? Может любовница Ланского? Он же ведет переговоры.

Они выходят из комнаты, оставляя меня одну. Значит, за меня борются, и мне тогда нужно бороться тоже. Я выживу. Мы выживем, малыш. Ты только держись, ты мне очень нужен. Я очень тебя люблю, и уверена, что все у нас будет хорошо.

Сознание путается, и уносит меня в блаженное забытье. Где-то там, в реальности, раздается сильный грохот и слышны выстрелы. Наверное, это пришли за мной. Или спасители, или смерти. У меня нет сил реагировать на это. Я не обращаю внимания ни на шум, ни на двоих парней в темной форме, ввалившихся в мой закуток, которых вижу словно сквозь дымку. Прежде чем окончательно отключиться до меня доносится громкое требование немедленно привести врача. А потом только темнота.

Я не знаю, как долго была без сознания, но когда вновь открываю глаза, то меня слепят белоснежный потолок и стены. Мне больно смотреть на эту сияющую белизну, поэтому приходится практически сразу же закрыть глаза, чтобы положить на другие органы чувств.

В помещении приятно пахло пионами, но сквозь приятный цветочный аромат пробивался легкий запах лекарств. Еле слышное, ровное пищание приборов наводило на мысль, что я нахожусь в больницу. Значит мне удалось продержаться и меня спасли. Все конечности казались инородными и чугунными и практически не двигались, но тем не менее усилием воли я опустила левую руку на живот. Ладонь лежала ровно, не ощущая привычную округлость, и до меня не сразу дошло, что это значит.

Пульс резко подскочил до запредельных показателей, голова закружилась и стало трудно дышать. Но меньше всего в эту минуту меня заботило мое состояние, ведь другой вопрос полностью занимал мои мысли.

— Что с моим ребенком? — Пересохшие губы едва шевелись, но мне казалось, что я кричу. Мне удалось приподняться на локтях, но низ живота тут же пронзила острая боль. На белой простыне проступили алые пятна, которые не значили ничего хорошего. Однако я упорно старалась встать. — Где мой ребенок?

— Синьорина Евгения, вам нельзя вставать!

К моей постели тут же подбежала молоденькая медсестра и попыталась уложить меня, но она не в силах была остановить мой порыв. Чем сильнее девушка прижимала меня к кровати, тем отчаяннее я вырывалась из ее рук.

— Что с моим ребенком? Скажите же, что с моим ребенком?

Ее полные сочувствия глаза встретились с моими, и я увидела в них жуткую правду. Она ненадолго остановила меня, вынудив замереть, словно лань в свете фар. Хриплый крик смертельно раненного животного сорвался с моих губ, а затем я принялась вырываться с удвоенной силой. Перед глазами стояла алая пелена, за которой для меня скрывался весь мир. В приступе отчаяния до меня не сразу дошел легкий укус боли, когда игла шприца вошла в мое тело. А затем я снова провалилась в темноту.

В следующий раз пробуждение было более мягким, но только в медицинском плане. Стоило мне открыть глаза, как на меня сразу же обрушилась жестокая реальность, в которой моего ребенка больше не было. Я отчаянно хотела вновь уснуть, потому что только во сне мы были все вместе: Ярослав, я и наша малышка. Что-то подсказывало мне, что этот ребенок был девочкой, жаль, что правду узнать уже не получится.

Теперь в палате пахло не только цветами и лекарствами, но и терпким табачным парфюмом, который не вызывал восторга, но и отторжения тоже. Я повернула голову на подушке в сторону окна и увидела высокого крепкого мужчину в строгом костюме темно-синего цвета. Мы точно не были знакомы, но его глаза было трудно не узнать. Именно такие были у моей итальянской подруги Анжелы, а значит передо мной сам Ланской.

— Меня зовут Владислав Сергеевич Ланской, я отец Анжелы и приехал лично поблагодарить тебя за то, что ты спасла мою дочь. Поверь мне. Мы сделали все, что было в наших силах и даже больше, но никто не мог предположить, что Фауст приедет проверять сделку. Он единственный, кто видел Анжелу в лицо с близкого расстояния. — Мужчина замялся, а потом присел рядом с кроватью. — Я соболезную твоей потере и знаю, что ничто в мире не облегчит твою боль, но все же хочу сделать для тебя хоть что-то. Скажи мне, что ты хочешь, и я исполню любую твою просьбу.

Богатые и успешные люди привыкли все мерить деньгами. Не сомневаюсь в искренности его слов, но это только злит меня. Решил откупиться из-за проваленной операции?

— Мне от вас ничего не нужно.

— Женя, не торопитесь. У меня достаточно влияния, что сделать абсолютно все, что ты захочешь. Не рассматривай это, как попытку купить тебя. Я действительно хочу тебя порадовать.

— Не старайтесь, Владислав Сергеевич. Вы не сможете дать мне то, что я хочу.

— И все же я настаиваю на том, чтобы вы озвучили свое желание.

— Настаиваете? — Я горько усмехаюсь, растягивая губы в искусственной улыбке. — Вы знаете, что я люблю отца моего ребенка, пусть и хотела бы сказать о своих чувствах в прошедшем времени. Мою любовь не смогло убить даже его предательство. Знаю, что я ему не нужна. Он давно забыл обо мне и трахает другую дурочку, пока его жена, забеременевшая сразу после меня, вынашивает ему первенца. Хаитов подонок, который не заслуживает моей любви, но это ничего не меняет. Я хотела его ребенка, я хотела ребенка от любимого мужчины. А теперь его нет. Так что единственное чего я хочу, так это свое дитя. Вы уверены, что можете сделать Владислав Сергеевич? А впрочем, не отвечайте. Ответ на этот вопрос мне известен. Пожалуйста, выйдите из палаты, мне нужно побыть одной.

Я с закрытыми глазами чувствовала, что Ланской смотрит на меня, но мне было все равно. Эта речь морально опустошила