На ночь глядя - Роман Шмыков

Обед с Борей

Не основано на реальных событиях, а является ими.

В детстве у меня был друг. Звали его Боря. Он жил с моей бабушкой в деревне, и так жаль, что мы нечасто их навещали. Родители познакомили меня с Борей и сказали, что его обижать нельзя, потому что он очень хороший. А я и не собирался, кто вообще обижает друзей? Спрашивал, почему так вышло, что Борю нельзя забрать с собой в город, где живём мы сами, и мама сказала, что никак не получится. Почему? А просто не выйдет, и всё. Я не обижался, ведь любил Борю, мне с ним было бесконечно весело. Иногда так его не хватает, что слёзы душат, и в груди как-то неспокойно. Не думал никогда и до сих пор не верю, что так смог сдружиться с кем-то. Что-то на уровне магии, не иначе.

Я тогда ещё в школу не ходил, летом развлекаясь изо всех сил. С Борей мы часто бегали по песчаной дороге между деревянных домов. Словно кроме нас никто в деревне не жил, и это было так странно и очень весело одновременно. Мы играли в шпионов, в солдат, и Боря всегда соглашался со всем, что бы ему ни предложили. Папа говорил, чтоб я дал Боре хоть немного отдыха, ведь ему сложнее бегать по песку, чем мне. Я старался, но детский азарт чаще всего брал верх, и до самого вечера, пока не сядет солнце, пока родители с бабушкой не выйдут из дома, чтоб загнать нас под крышу на ужин, мы галдели и баловались до визга.

Боря никогда не сидел с нами за одним столом, бабушка уводила его в хлев. Я очень беспокоился, что у него там, может, и стула даже нет, но меня заверили, что всё хорошо, и Боря чувствует себя отлично. Спал Боря тоже в хлеву, по ночам без него было как-то одиноко. Помню, однажды он почти пробрался к нам в дом, громко цокая. Папа прогнал его обратно, я слышал, как Боря жаловался, но это не помогло. Каждую ночь я проводил без друга, желая быстрее уснуть, чтоб утром поскорее его увидеть. Но это лишь после завтрака, конечно, иначе из дома меня не выпускали вообще.

Мы бегали с Борей на пруд, и бабушка отдельно просила следить за Борей, чтоб тот не залезал в воду, ведь не умеет плавать. Я предложить научить его этому, попросил папу, но тот отказался. Со мной, совсем маленьким, справился, а с Борей ему лень? Я обиделся на отца в тот момент, но смирился с его решением, потому что изменить ничего не мог. Верный друг всегда ждал меня на берегу, пока я плескался под присмотром уже старенькой бабушки, особо не удаляясь в водоём. Разрешали заходить лишь по пояс, и чтоб без обмана. Быть наказанным хочу, ведь могут запретить общаться с единственным другом. Каждый день с ним я ценил как ничто иное. Ради такого приятеля и игрушки бы все свои променял, коллекцию наклеек и раскраску, которую до сих пор храню даже по прошествии стольких лет.

Много о чём тогда думал. Особенно о том, что искренне не понимал, почему Борю нельзя увезти в город. Теперь, конечно, всё осознаю, и смешно вспоминать, представлять, как я выглядел, когда умолял маму об этом. Дёргал её за летнюю длинную юбку, каждый день обещал, что не буду сводить с него глаз и помогать во всём, ухаживать за ним. Канючил изо всех сил, иногда впадая в некрасивые, совсем глупые истерики. Я знал, что когда-нибудь мои каникулы в деревне закончатся, и мы уедем домой. Мой самый лучший друг останется здесь, ждать меня ещё год, прежде чем мы вернёмся. Это ужасно томительно, и ещё более ужасно было не знать, что в то лето мы виделись в первый и последний раз. Может, я бы ценил Борю ещё сильнее. Хотя, казалось бы, куда ещё?

Я учился быть заботливым. Ощущал Борю своей личной ответственностью, хотя он и без меня в деревне отлично справлялся. Бабушка его часто хвалила, говорила, что его мама тоже была очень хорошая. Я её не увидел, ведь она умерла до моего приезда. Было грустно от этого, но я не плакал, видя, как Боря стойко держится, всё это выслушивая в своём присутствии. Он очень сильный, в его глазах словно блестела какая-то мудрость, какую мне никогда постичь не удастся. Глубокие, карие, такие странные, что я их часто разглядывал, а Боря это позволял. Он и правда не был против. Может, для него такая дружба тоже была в новинку?

Ближе к концу каникул приехал мой дядя. Он был очень сильным, с густыми чёрными усами и лысой головой. Он знал много анекдотов, особенно таких, которые мама запрещала слушать и закрывала мне уши, хотя сама при этом смеялась так, что я всё-таки сподоблялся что-то разобрать. Я анекдотов этих не понимал и смеялся за компанию. Боря не знал шуток, но открыто показывал, что ему не смешно. Как-то героически даже, сильный поступок. Не каждый может признаться, что он чего-то не понимает, этим противопоставляя себя большинству. Здесь есть нечто такое, что внушает уважение. Да, именно так — я уважал Борю.

Однажды утром перед отъездом домой меня усадили за стол и накормили супом. Он был очень жирный, меня чуть не стошнило. Папа заставил доесть, так как ехать далеко, и по пути не будет остановок, чтоб перекусить. Я справился с тарелкой, особенно долго возясь с кусочками мяса. Оно было очень сухое, твёрдое и такое тёмное, будто угля наложили, и он плавал между картошкой и луком, издеваясь над моим положением. Конечно сразу после завтрака я побежал прощаться с Борей, но нигде не смог его найти. Дядя подозвал к себе, поняв, что так дело оставлять нельзя. Он присел на одно колено, от чего наши взгляды остались на одном уровне, и сказал, что Бори больше нет.

Меня до сих пор непонятен сам факт чьей-либо смерти. Не могу принять, как-то сформулировать даже перед собой отсутствие мысли, отсутствие мечты или движения. Всё прекращается, превращается в тишину, а потом и она пропадает. А потом что? Что начинается после тишины, полного безмолвия и темноты? Боря, наверное,