Зодчие - А Волков

Этот счастливый день настал. Подпираясь кленовыми посошками, с котомками за спиной, зодчие оставили Москву, и перед ними раскинулась манящая вдаль дорога.

Но не стало прежней выносливости у Никиты Булата. Не мог он так же неутомимо, как прежде, шагать по лесным тропинкам. Во время ночевок в поле старик беспокойно ворочался с боку на бок под легким армяком: ему было холодно...

Только два месяца проходил Булат по стране со своим учеником, а потом Андрею пришлось покупать телегу и лошадь и везти Никиту в Москву.

Булат лежал на телеге и грустно смотрел в высокое небо.

- Отошло мое времечко... - шептал он. - Съела силушку проклятая татарва...

В Москве Никита отдохнул, поправился, но ему стало ясно, что он уж не работник.

- Даром буду есть твой хлеб, Андрюшенька, - вздыхал он. - Хоть бы смерть поскорее пришла...

Такие разговоры до глубины души обижали Голована.

О приезде Бармы и Постника в Москву Андрей узнал от Ордынцева. Молодой розмысл поспешил к знаменитому земляку, с которым так давно мечтал встретиться.

Постник принял Голована приветливо. Оказалось, что и он давно слышал об Андрее и видел многие его постройки. Теперь, при личной встрече, Постник похвалил работу Голована, указал недостатки. Беседа затянулась на многие часы.

Постник первый заговорил, что хотел бы видеть Голована товарищем по работе. Андрей признался, что это его давняя мечта.

- Эх, кабы твой учитель не состарился, много бы он нам помог! - с сожалением сказал Постник.

- Советом он поможет, а по лесам Никите уж не ходить, - отозвался Голован.

Постник просил Андрея не браться за стройку, которая связала бы его надолго.

- Жди своего часа, - сказал он. - Лишь только государь разрешит набирать помощников, ты будешь первый...

Это время настало, и больше всех порадовался счастью Голована его старый учитель Никита Булат.

Но одним помощником, даже таким знающим и деятельным, как Голован, никак нельзя было обойтись. Зодчие понимали, что в грандиозном строительстве, какое им предстояло, они смогут осуществлять лишь общее руководство. Требовалось найти молодых, усердных мастеров, проникнутых тем же русским духом, той же любовью к родине.

Этим молодым архитекторам надлежало доработать в мельчайших подробностях проекты отдельных храмов, когда Постник и Барма набросают черновой проект собора. И позднее каждый будет вести постройку одной или двух церквей, повседневно проверять работу каменщиков, плотников, кузнецов, кровельщиков...

Слух о строительстве распространился широко, и немало мастеров приходили предлагать услуги.

Барма устраивал придирчивый экзамен:

- У какого зодчего учился? Где строил? Нарисуй на память церковь, в сооружении коей участвовал... Как составляется замес?..

Если молодому строителю удавалось ответить на вопросы, если рисунок получался удачный и показывал хорошую зрительную память, Барма становился добрее. Пряча под седыми усами одобрительную улыбку, задавал каверзные вопросы:

- Что выгоднее строителю: тысяча пуд кирпичу крупного, в пуд весом каждый, али тысяча пуд кирпичу мелкого, по шесть фунтов?

Находчивые отвечали:

- Кирпич потребен всякий: и крупный и мелкий!

- Понимаешь дело! А вот размер пространства, над коим надо вывести своды: сколько опорных столпов поставишь?

Если экзаменующемуся удавалось благополучно пройти техническую часть, Барма начинал пытать его на ином.

- Коли надеешься на богатые корма, - говорил он, хмуря брови, - то ошибешься. У государя нужд и забот много, и надобно храм построить подешевле. Жалованье дадим, чтоб прожить, а богачество скопить не думай!

После такого заявления Бармы некоторые обещали зайти в другой раз, но не приходили.

Барма вспоминал о таких с презрением, но и с сожалением, если претендент обнаруживал хорошую техническую подготовку.

После тщательного отбора Барма принял несколько человек.

Пришелся ему по душе веселый, с постоянной улыбкой на румяном лице, светлоглазый, с русыми, мягкими, как шелк, волосами владимирец Сергей Варака. Варака учился у хороших мастеров - Владимир был колыбелью древнего русского искусства.

Сергей без споров согласился с вознаграждением, какое положил Ордынцев.

Совсем другим человеком выглядел помор Ефим Бобыль. Ходил он тяжело, половицы трещали под ним, голос был грубый и громкий. За маленькую кисточку толстые, плохо гнущиеся пальцы Ефима взялись с робостью, сидел он за пробным рисунком несколько часов, не подпуская Барму; старик решил, что у парня ничего не вышло и он скрывает работу от стыда.

Но когда Бобыль решился предъявить рисунок на суд Бармы и Постника, те пришли в восхищение. Ефим изобразил деревянный храм, покрытый тремя шатрами разной величины, заброшенный среди снежных сугробов севера. Простота и огромная сила чувствовались в очертаниях храма - такой он был родной, русский, до последнего бревнышка, изумительно тонко переданного кистью художника.

- Вот так Бобыль! - с веселым удивлением воскликнул Постник. - Чего ж ты мялся?

- Необык я скоро работать, - стыдливо пробасил Ефим. - Да и думал: может, не поглянется...

Барма с опасением приступил ко второму испытанию: заговорил о жалованье. Выслушав старого зодчего, великан вздохнул:

- Чего греха таить, беден я: батька помер, семья большая - братишки, сестренки малые. Но все одно останусь у вас: больно работа по душе. А с семьей... Что ж, сам не доем, а им скоплю.

Он бесхитростно улыбнулся и сразу завоевал дружбу Постника и Бармы.

Никита Щелкун был в годах, жизнь потерла его достаточно. Побывал он в Польше, Литве, Галиции, видел много храмов и палат самых разнообразных стилей; сам много строил. После скитаний Щелкуну захотелось пожить несколько лет на одном месте, а стройка Покровского собора обещала такую возможность.

Пришел присланный дьяком Висковатым саксонский архитектор Ганс Фридман. Был немец мал ростом, чуть прихрамывал на правую ногу, глаза его прятались, избегали собеседника. Волосы были серые, как у волка.

Фридман пришел с переводчиком - он все еще скрывал знание русского языка.

Увидев на столах рисунки Постника и Голована, немецкий архитектор попросил разрешения посмотреть их. За листы схватился с жадностью, долго перебирал с завистливым изумлением, но похвалил скупо; попутно солгал, что в Германии искусство составления проектов стоит на большей высоте.

Вознаграждение за работу Фридман запросил большое.

- Велик кус ухватывает, не ровен час - подавится! - сердито сказал Барма, которому саксонский архитектор не понравился с первого взгляда.

Постник вступился за Фридмана:

- С виду немец неказист: и ростом не вышел, и рожа поганенькая на сторону воротится. Но, может, хорошо станет работать? Возьмем немца, наставник: по царскому указу прислан.

- Ин ладно! - недовольно согласился Барма.

- Русскому языку надо учиться! - сказал саксонцу Постник.

Тот засмеялся, показав мелкие неровные зубы:

- Пробовал: не дается он мне, труден ваш язык...

Глава XII

ИЗ ДНЕВНИКА ГАНСА ФРИДМАНА

"...Обещание царя Иоанна осуществилось: я принят в штат строителей Покровского собора.

Познакомился я с главными архитекторами будущего строительства, носящими трудно запоминаемые имена: Барма, Голован, Постник.

Особенно замечательна наружность Голована: глаза его широко раздвинуты и смотрят смелым, в душу проникающим взглядом. Голован - недюжинная личность.

Постник кажется попроще, но я его возненавидел после первого знакомства. Возненавидел за то, что он, не подозревая о моем понимании русского языка, осмелился бросать обидно-снисходительные замечания о моей наружности.

Но не в этом одном причина неприязни. В рабочей комнате архитекторов я увидел чудесные рисунки и эскизы, сделанные Постником. При всех моих способностях мне трудно тягаться с этим несомненно талантливым человеком. И в этом большая опасность для моей карьеры.

Но я упорен и настойчив! Я буду биться за первое место, и горе тому, кто станет на моем пути!

Старше всех Барма, помощник Постника, хотя тот из вежливости называет Барму учителем. Это старик скромный, невидный. Он поглаживал седую бороду, говорил мало и непонятно. Кажется, он из породы баранов, готовых служить кому угодно; ознакомившись поближе, я использую его простоту и наивность для своих целей.

Сейчас моя задача: подорвать доверие к руководителям строительства. Как это сделать, мне пока неясно. Но если я этого добьюсь, царю Иоанну некого будет поставить во главе дела, кроме меня. И тогда - почет, деньги...

Все блага жизни раскроются перед саксонским архитектором Гансом Фридманом!

Август 1554 года".

Глава XIII

УТВЕРЖДЕНИЕ ЧЕРТЕЖЕЙ

Попы с соблюдением надлежащих церемоний вынесли священные предметы из церквей, обреченных на снос, и ломцы принялись за свою веселую работу.