Два шага до рассвета - Екатерина Неволина

Этот человек из моих снов… его глаза… он мне ужасно кого‑то напоминал… кого‑то очень знакомого…

— Хугин?… — удивленно спросила я, мой язык едва ворочался.

— Я не ошибся в тебе, ты действительно умная девочка… — он улыбнулся. — Пойдем со мной.

И он протянул ко мне бледную худую руку.

— Пойдем со мной. Разве я не прощу своего сына?! Пусть он сто раз заблуждался, пусть предал меня и вместе со мной весь свой род… Будь он тысячу раз не прав, я все равно прощу его, потому что я — Отец, потому что в моем сердце нет места ненависти. Только любовь и только боль…

В голосе Отца звучала печаль.

Артур сжал зубы. Не поддаваться. Он знает эти штучки и специально пришел сюда, чтобы… Зачем он сюда пришел?… Ну конечно, Отец звал его, Отец хотел его видеть!

Печаль и любовь были в добрых мудрых глазах, которые не раз уже видели обман и предательство, но только Он был так чист и справедлив, что прощал своим детям все.

Отец казался уставшим. Кружева на старинном парчовом камзоле измялись, а пышный парик чуть сбился на бок, но все это ничего не значило и ничуть не уменьшало Его красоты, напротив, подчеркивало ее. Что может быть прекраснее всепрощающей отцовской любви и заботы?…

Не в силах смотреть на Отца, Артур опустился на колени. Волна раскаяния и любви накрыла его с головой, придавив к полу.

— Я виноват, Отец! Как же я виноват! Прости меня! — прошептал он.

— Я прощаю тебя, — Его рука опустилась на плечо Артура. — Встань, мой верный и любимый сын, и я расскажу, как тебе следует поступить.

— Нет, я не пойду, — я словно очнулась ото сна и, отпрянув, споткнулась и чуть не упала на старуху. — Вы вместе обманывали меня и хотели использовать в своих целях!

— Я защищал тебя. — Мужчина… тот, кого я привыкла видеть в образе лохматого пса, улыбнулся. — Вспомни свои сны. Ведь ты помнишь меня? Я всегда был рядом с тобой и берег тебя от всех опасностей. Вспомни, все твои предки сражались с вампирами, и ты предашь их, если позволишь бледнокожим победить тебя. А оставшись одна, ты будешь обречена. Пойдем со мной.

— Но она… — я кивнула в сторону застывшей в кресле прабабки. Вот теперь она точная копия мумии — щеки запали, рот похож на черный провал, тонкие старческие руки сложены на груди.

— Она не справилась со своей задачей, — холодно произнес Хугин. — Мы просто забудем о ней…

— Ты не можешь так со мной поступить! Я верно служила тебе сотни лет! — сбивчиво заговорила старуха. По ее лицу метались тени, а из темных глазниц смотрел страх.

Он не удостоил старуху ни единым взглядом, по‑прежнему глядя только на меня.

— Я не пойду с вами, — проговорила я, чувствуя, как у меня пересохло во рту. Ноги едва держали меня. Вернее, держали даже не ноги, а та воля и гордость, которые во мне еще оставались. А еще вернее, все поколения предков, которые сейчас безмолвно стояли за моей спиной.

— Ты отказываешь мне?… — его брови изумленно изогнулись. Он смотрел на меня, как на странное существо, которого просто не могло существовать в природе. — А ты вообще представляешь, кто я?

— Примерно… представляю… — пробормотала я. Кажется, губы растрескались, как земля в какой‑нибудь африканской стране. До чего же больно. Это мне кажется или по ним и вправду стекает кровь?… Я вспомнила свои странные сны. Один из предков назвал меня девочкой, идущей с богами. А вот и боги, будем знакомы. — Вы — кто‑то из древних богов, — решительно произнесла я. — Один из тех, кто был очень давно… Все то, что вы мне показывали во снах, вы же видели это на самом деле?…

— Ты почти права. Можно называть меня так. В свое время я смотрел на мир с плеча седого одноглазого старика, но все течет, времена меняются, и вот его нет, а я все еще здесь. Я только набираю силу, и, если ты пойдешь со мной, мы сможем перевернуть весь этот мир. — Он не мигая смотрел на меня, и его зрачки, как и в моем сне, постоянно изменялись.

— Ну конечно! — я нервно расхохоталась. — Ты — ворон! Всего лишь зазнавшийся ворон из старых мифов! И, конечно, ты, как в сказках, не можешь заставить меня сделать что‑либо против моей воли? Тебе нужно мое добровольное согласие? Так вот, ты его не получишь!

Я говорила все это словно в бреду, словно лишившись рассудка. Кажется, я совсем отучилась бояться смерти.

— Ты понимаешь, что в этом случае я лишу тебя своего покровительства уже навсегда. Ты понимаешь, о чем ты говоришь?…

— Да, Отец, я понимаю, — Артур припал к сухой руке, сверкающей массивными перстнями. Отец очень любил крупные перстни с камнями и печатками. Неудивительно, их ведь носили в его время.

— Ты славный юноша, мой милый мальчик. Я рад, что ты, наконец, услышал мой голос… — Отец ласково потрепал его по черным волосам. — Теперь ступай и сделай то, что должен.

— Я уйду, — прошептала я и пошла, чувствуя на себе тяжелый, как столетья, немигающий взгляд. Он так легко отказался от моей прабабушки, хотя та служила ему много лет и, похоже, превратилась в функцию, почти потеряв за время долгой службы свою настоящую личность. Меня бы ожидала такая же участь. Так чем Хугин лучше того же старейшины? И тот и другой собирались использовать меня в своих собственных целях как некое супероружие, а кто будет спрашивать, скажем, у супер‑меча, что он хочет, а что нет, — его просто вынут из ножен и пустят в дело. И будь я проклята, если позволю сделать из себя послушную железку. Не дождетесь!

В дверях я последний раз оглянулась.

— Только знай, что они вскоре доберутся до тебя. — Хугин не мигая смотрел на меня своими странными глазами с постоянно меняющим форму зрачком. — И тогда тебя не спасет никто и ничто: ни твой древний род, ни сильная кровь. Ступай прочь и знай, что идешь на смерть.

Я отвернулась и вышла из дома.

Я выбралась и из этой ловушки. Теперь нужно постараться найти Артура. Даже если я и вправду не нужна ему, я должна убедиться в том, что у него все в порядке!

Смерть. Это был единственно возможный выход. Артур покинул Дом, как планировал, ровно в пересменку — так что никто, кроме Отца, не знал о том, что он побывал здесь.

Полине все равно суждена смерть. Он, Артур, просто сумеет сделать ее милосердной. Это самый большой дар любви, который он может принести своей возлюбленной. Это так же просто, как задернуть шторы, — принести ей смерть и освобождение. Так хочет Отец, а значит, и он сам.

Глава 3