Тень над короной Франции - Александр Бушков

— Арамис?!

Он обернулся — и с превеликим облегчением увидел по лицу герцога, радостному и вполне дружелюбному, что оказался прав. Этот пустой щеголь, ловец титулов, чинов и сокровищ, действительно не интересовался занудливыми подробностями интриг и заговоров — иначе смотрел бы совершенно иначе…

— Что случилось?! — шепотом вскричал герцог. — Вы что, прямо из Франции?

— Разумеется, — так же тихо ответил д'Артаньян. — я только переоделся в гостинице и сразу же отплыл в Хемптон-Корт…

— Отойдемте туда, там нас не услышат… — лицо герцога стало невероятно озабоченным. — Что-то с ее величеством? Да не молчите же, Арамис! Возьмите ваше кольцо… Удачно, что вы догадались его с собой прихватить… Я велел, чтобы никто меня не беспокоил, но это кольцо… Ну что же вы молчите! Ее величество…

— В полнейшей безопасности и добром здравии, — сказал д'Артаньян спокойно. — Она-то и послала меня к вам… Чтобы я вас предупредил.

— О чем?

— Известно ли вам такое имя — д'Артаньян?

— Ну конечно, — сказал герцог со злобной улыбкой. — Это тот шпион кардинала, что вкрался в доверие к бедняжке Мари и расстроил весь заговор. Мне писали об этом… Боже, с каким удовольствием я бы велел его четвертовать у нас на Тайберне, попадись он мне в руки! Но этот негодяй не осмелится сунуть нос в Англию…

— Вот тут вы решительно ошибаетесь, милорд, — сказал д'Артаньян угрюмо. — я только что его видел…

— Где?!

— На пристани. Он пытался проникнуть во дворец, но стража оказалась достаточно бдительной и его не пропустили…

— Черт побери! И куда же он делся?

— А никуда он не делся, — сказал д'Артаньян. — Вы плохо знаете этого наглеца, но ято, я с ним давно знаком… Он заявил, что будет ждать, пока вы не отплывете в Лондон, даже если пройдет неделя… Он так и торчит там со своим слугой по имени Гримо — весь в пыли после долгой дороги, упрямый, как дьявол…

— Что ему нужно? — ее величество сама не знает толком, с какой миссией его сюда отправил кардинал, — сказал д'Артаньян доверительно. — Но у нее есть стойкие подозрения, что Ришелье готовит на вас покушение — иначе зачем д'Артаньян так настойчиво пробивается во дворец? Он и его слуга известны всему Парижу как хладнокровные убийцы…

«А у тебя, пожалуй что, поджилки затряслись, красавчик, — подумал он злорадно, глядя на изменившееся лицо герцога. — В Париже ты не боялся красться ночной порой на свидание, но это совсем другое — даже смелым людям становится не по себе, когда они узнают, что поблизости рыщут наемные убийцы, кинжала в спину всегда опасаешься больше, чем десятка дуэлей, по себе знаю, на своей шкуре испытал, а ведь я малость отважнее этого английского хлыща…»

— Вы не могли ошибиться? — нерешительно спросил герцог.

— Я?! — саркастически усмехнулся д'Артаньян. — я столько раз скрещивал шпагу с этим прохвостом и столько раз мерился с ним хитроумием в дворцовых интригах… Говорю вам, это он — весь в пыли, упрямо пытающийся проникнуть во дворец… И Гримо при нем… О, эту парочку я знаю досконально! И потом, не забывайте — предупреждение исходит от ее величества. Она велела мне спешить в Лондон, не щадя ни лошадей, ни собственных сил, предупредить вас, что кардинал послал в Англию д'Артаньяна…

Герцог возвел глаза к потолку, на его лице появилось мечтательное, даже умиленное выражение:

— О, милая Анна! Я ей по-прежнему небезразличен… Какое счастье знать, что ты любим…

— Ваша светлость, — нетерпеливо сказал д'Артаньян. — Нужно немедленно что-то предпринять…

— Да, вы правы… Но что?

— О господи! — сказал д'Артаньян и произнес внятно, словно имел дело с ребенкомнесмышленышем: — Позовите офицера вашей стражи и прикажите немедленно арестовать этого мерзавца д'Артаньяна вместе с его слугой.

Лицо герцога стало обиженным:

— Надо же было этому негодяю испортить мне бал… скажу вам по секрету, у меня назначено здесь сви… одна важная встреча, от которой многое зависит…

«Все мы одинаковы, — подумал д'Артаньян даже с некоторым сочувствием. — Он всерьез влюблен в свою Анну, как я в свою, но это ему не мешает срывать мимолетные цветы удовольствия…»

— Помилуйте, ваша светлость! — сказал он насколько мог непринужденнее. — К чему вам портить бал? Пусть его потихонечку схватят и запрут в каком-нибудь надежном месте… тут наверняка сыщется такое, как в любом королевском дворце… До утра он будет терзаться мучительной неизвестностью, в таком состоянии его потом будет легче допрашивать… Кто вам мешает допросить его завтра утром… а то и завтра к обеду? Пусть посидит вдоволь, станет гораздо сговорчивее.

— Арамис, вы гений! В самом деле, пусть посидит как можно дольше, а мы будем заниматься своими делами… В конце концов, он никуда не денется и до завтрашнего вечера… Я велю запихнуть его в самый сырой и глубокий здешний подвал, а потом… о, потом мы с ним поговорим по душам! Вы, конечно, останетесь?

— К сожалению, не могу, ваша светлость, — сказал д'Артаньян с видом крайне озабоченным. — Как ни хочется мне допросить этого мерзавца д'Артаньяна вместе с вами, я обязан немедленно пуститься в обратный путь. Таков был недвусмысленный приказ ее величества — предупредить вас о приезде д'Артаньяна и немедленно возвращаться.

— А может, все же останетесь? Вы лишаете себя великолепного зрелища. Я прикажу вздернуть его на дыбу, если будет запираться…

— Чертовски хотелось бы полюбоваться этим зрелищем, — сказал д'Артаньян. — У меня большие счеты с д'Артаньяном… Но… Каждый лишний час моего пребывания здесь означает, что ее величество будет терзаться неизвестностью. Она так беспокоится о вас… Представьте, в каких расстроенных чувствах она будет пребывать, пока я не вернусь и не доложу, что с вами все в порядке…

— Да, действительно… — озабоченно кивнул герцог. — Что ж, вы совершенно правы, Арамис, нельзя заставлять ее величество мучиться неизвестностью. О, Анна, божественная Анна! Непременно передайте ей, что когда вы говорили со мной, ее подарок был приколот к моему плечу — это дивное украшение, которого касались ее руки и даже губы… она поцеловала алмазы, прежде чем отдать мне… Так и передайте ей — меня положат в гроб с этими подвесками, я уже на всякий случай составил завещание, где выразил свою непоколебимую волю… О, память о прекрасных минутах любви!

Говоря это, он с мечтательным и одухотворенным лицом покосился на свое левое плечо, где сверкали радужным сиянием великолепные алмазные подвески, прикрепленные к связанным узлом синим шелковым лентам, украшенным золотой бахромой, — тот самый аксельбант, который д'Артаньян уже видел на рассвете на Новом мосту.