КРАСНЫЙ ШАТЕР - Анита Диамант

добровольно отдавала своего младенца другой; в моем мире кормилицу звали, только если мать умерла или тяжело заболела.

Но что знала я о жизни при царском дворе? Меня поражало там почти всё.

Меня не слишком беспокоило, что Ашнан относится ко мне как к своей служанке. Я приносила юной наложнице еду и кормила ее. Я мыла ей ноги и лицо. Я делала ей массаж, которому научилась у старших женщин нашего дома. Я помогала ей красить лицо, а она показывала мне, как подводить глаза и наносить на веки сине-зеленый тон.

- Это не только украшает, - говорила Ашнан, - но и защищает глаза от москитов.

А еще я познакомилась там со скукой, страшным бедствием, постигающим многих женщин в роскошных дворцах. Иной раз я чуть не плакала от монотонности и тягучести времени, особенно днем, когда Ашнан спала и делать мне было абсолютно нечего. Я размышляла о том, знает ли Салим, что я сейчас нахожусь под кровом его отца. Откровенно говоря, я уже начала сомневаться, что он вообще помнит растрепанную помощницу повитухи. Я была в ловушке женских покоев, а стены между женским и мужским мирами во дворце выглядели очень толстыми, и вряд ли, думала я, пути их обитателей могут пересекаться.

Прошло много дней, прежде чем Ре-нефер пришла взглянуть на Ашнан, и я попыталась набраться смелости заговорить с царицей о ее сыне. Но ничего не вышло: я лишь заикалась и краснела в ее присутствии.

- Ты скучаешь по матери, дитя? - любезно поинтересовалась она.

Я покачала головой, но, похоже, выглядела такой потерянной, что царица взяла меня за руку и произнесла:

- Мне кажется, тебе нужно отвлечься. Девушка, подобная тебе, привыкшая к открытому небу и солнцу, должна чувствовать себя в этих комнатах, как птица в клетке.

Я улыбнулась Ре-нефер, а она сжала мои пальцы и сказала:

- Ты пойдешь на рынок с моей служанкой. Помоги ей выбрать самые лучшие гранаты, а может, вы найдете хороший инжир для моего сына. Салим очень его любит.

На следующее утро я вышла из дворца и оказалась в суматохе города. Служанка, сопровождавшая меня, казалось, не торопилась, и мы шли, куда мне хотелось. Я останавливалась едва ли не у каждого прилавка и возле каждого расстеленного на земле одеяла, удивляясь разнообразию и количеству товаров: светильников, фруктов, тканей, сыров, красок, инструментов, скота, корзин, украшений, флейт, трав, специй - словом, всего на свете.

Но инжир в тот день нам так и не попался. Мы искали его, пока от жары и жажды у меня не закружилась голова, но я не хотела возвращаться во дворец, не выполнив поручение царицы, не доставив сладкие плоды своему возлюбленному. Наконец мы осмотрели весь рынок, так что уже не оставалось ничего иного, как повернуть назад.

И как раз в тот момент, когда мы направились обратно к дворцу, я заметила невероятно дряхлую старуху, чья черная кожа была вся иссечена морщинами, глубокими, как сухие вади. Она продавала снадобья из трав. Я остановилась у ее одеяла и прислушалась к бормотанию о каких-то притираниях, помогающих от боли в спине. Но, когда я наклонилась, чтобы взять корень, который никогда прежде не видела, торговка проворно схватила меня за запястье и заглянула прямо в лицо.

- Никак девушка хочет что-то для своего любимого? Нечто волшебное, что приведет молодого человека в ее постель, дабы она избавилась наконец от опостылевшей девственности?

Я отдернула руку, испугавшись, что колдунья читает в моем сердце. Возможно, она говорила нечто подобное каждой молодой покупательнице, но служанка Ре-нефер увидела мое замешательство и рассмеялась. Почувствовав себя униженной, я бросилась прочь от старухи.

Я не видела, откуда появился Салим, но внезапно он возник передо мной, и солнечный свет сиял вокруг его головы, как корона. Я взглянула юноше в лицо и ахнула.

- Ты в порядке, моя госпожа? - спросил он мягко.

Я онемела.

Салим смотрел на меня с той же жадностью, которую чувствовала я сама, и он положил теплую ладонь на мой локоть, чтобы отвести меня обратно во дворец, а служанка царицы следовала за нами, ухмыляясь. Ее госпожа была права: между принцем и внучкой Оракула из священной рощи Мамре вспыхнул особый свет.

В отличие от меня, сын Ре-нефер не смог скрыть от матери то, что происходило в его сердце. Ре-нефер, с тех пор самых пор как совсем еще юной прибыла в Сихем в качестве царской невесты, презирала жительниц этого города. «Глупые и пустые женщины, - говорила она сыну. - Они плохо прядут, отвратительно ткут, безвкусно одеваются и ничего не знают о травах. Они могут родить только глупых детей. Мы найдем для тебя кого-нибудь получше».

На Ре-нефер произвела впечатление сельская повитуха, да и ее молодая помощница тоже понравилась царице. Она одобрительно отметила мой рост и силу рук, цвет волос и горделивую посадку головы. Ну а то, что я в столь юном возрасте уже способна была помогать повитухе, доказывало, что я совсем не глупа. Когда Ре-нефер увела Рахиль к себе отдохнуть, она исподволь, ненавязчиво, так что тетя даже не придала этому значения, расспросила про меня. В результате царица узнала, сколько мне лет, кто мои родители и что я умею делать по хозяйству.

Когда Ре-нефер и Рахиль застали нас с Салимом беседующими в коридоре возле комнаты роженицы, царица сразу заметила, что брошенные ею семена уже проросли в воображении сына. И она сделала всё возможное, чтобы развить успех. Именно Ре-нефер посоветовала Ашнан вызвать меня во дворец, а нынче утром она специально отправила сына на рынок.

- Я боюсь, как бы девушка с гор не потерялась в городе, - сказала она Салиму. - Ты знаешь, что служанка моя глупа и способна оставить ее без присмотра.

Может быть, ты помнишь эту девушку, помощницу повитухи по имени Дина? - спросила она сына. - Такая темноволосая, кудрявая, с красивыми руками. Ты еще разговаривал с ней в тот день, когда Ашнан рожала.

Салим с такой готовностью откликнулся на предложение матери, что Ре-нефер чуть не рассмеялась.

Когда мы с принцем вернулись во дворец, двор был пуст, и об этом тоже позаботилась Ре-нефер. Служанка мгновенно исчезла. Несколько мгновений мы стояли молча, а потом Салим увлек меня в тень в углу двора, положил руки мне на плечи, припал губами к моим губам и прижался ко мне всем телом. Меня никогда прежде не касались мужские руки, да и сама я никого не целовала,