Грешница и кающаяся. Часть II - Георг Борн

Не будем подтверждать или опровергать старинную легенду, заметим лишь, что в этом монастыре под покровительством благородной и добросердечной принцессы Шарлотты спасали свою душу многие благочестивые монахини.

Однажды в воскресенье к воротам монастыря подъехала карета, запряженная четверкой рысаков. Слуга соскочил с козел и, держа в руках шляпу, отворил дверцы кареты. Из нее вышел князь Монте-Веро.

Лицо его окаймляла светлая бородка, пока еще даже без намека на седину, несмотря на то, что он пережил немало испытаний. Величественная фигура его сохранила былую осанку, он все еще оставался красивым, сильным и стройным мужчиной. Он сделал знак лакею, чтобы тот надел шляпу: князь не любил церемоний.

Твердыми шагами подошел он к воротам. Старый мрачный монастырь высился перед ним, но существовала большая разница между этой обителью, освещенной добросердечием игуменьи, принцессы Шарлотты, и зловещим монастырем кармелиток, где в каменном подземелье томилась обреченная на смерть его дочь…

Эбергард позвонил у решетчатой двери, тотчас же появился брат-привратник. Он увидел богатый экипаж и незнакомого светского господина в дорогой собольей шубе и спросил тихим голосом:

— Что привело вас сюда?

— Доложите высокой игуменье, благочестивый брат, что ее желает видеть князь Монте-Веро.

— Соблаговолите подождать немного, благородный господин,— с поклоном ответил привратник и поспешил в монастырь.

Он скоро возвратился и гостеприимно распахнул калитку.

— Добро пожаловать, благочестивая мать-игуменья ждет вас.

Двор монастыря был обширен, по краям росли старые деревья с раскидистыми ветвями, теперь голыми. Чисто выметенная от снега дорожка вела от ворот в стене к стрельчатому входу, такому же, как и окна в монастыре.

Ранняя обедня давно уже кончилась, и монахини разошлись по своим кельям.

Указывая князю дорогу, привратник пояснил:

— В настоящее время года посетители у нас редки.

— Летом здесь, должно быть, очень оживленно? — спросил Эбергард.

— Да, благородный господин, летом здесь благодать. Впрочем, мы и зимой не чувствуем себя заброшенными с тех пор, как нами руководит благочестивая игуменья.

— Вы давно здесь в монастыре? — спросил Эбергард.

— Скоро тридцать лет, благородный господин.

— И сколько же вам лет?

— Скоро минет семьдесят! Я попал сюда в тринадцатом году, после того, как моя правая рука была совсем раздроблена; позже мне отняли ее.

— Оттого-то вы отворяете левой,— заметил наблюдательный Эбергард.— Под рясой не видно, что у вас нет руки.

— Работать я больше не мог,— словоохотливо рассказывал привратник,— и когда умерла с горя моя мать, а следом и отец, я поступил в этот монастырь, еще не будучи постриженным… Да благословит Пресвятая Богородица нашу милостивую игуменью! С тех пор, как она здесь, нам грех роптать на свою судьбу.

— Вы достойный служитель, благочестивый брат! Примите от меня небольшое вознаграждение за ваши прежние доблести.

С этими словами Эбергард опустил в руку привратника горсть золотых монет.

— Благодарю вас, благородный господин, за ваше великодушие. Но зачем мне деньги, у меня здесь есть все, что нужно.

— Я вижу, вы дали обет нищенства,— проговорил Эбергард.— Простите мне мою недогадливость.

— Позвольте, благородный господин, опустить ваше богатое подаяние в эту железную кружку.

— Конечно, делайте с ним, что хотите. Для кого собираются деньги?

— Для бедных жителей окрестных деревень.

Эбергард с радостью мог убедиться, что этот монастырь достойно выполнял свое истинное предназначение.

Он пожал руку старому монаху и вслед за ним поднялся по лестнице.

Наверху показалась игуменья и двинулась к нему навстречу.

Привратник удалился.

Эбергард поклонился принцессе Шарлотте. Оба были взволнованы этой встречей и не произнесли ни слова.

Игуменья протянула князю руку и повела в свою приемную. Нельзя было сказать, что здесь живет принцесса. Покинув мир со всем его блеском и роскошью, Шарлотта стала вести жизнь суровую и простую.

Она избегала глядеть на князя. Душа ее только начала успокаиваться, и этот неожиданный визит разбередил старые раны. Она до сих пор любила Эбергарда и никогда не переставала его любить, разлука с ним принесла ей много горя. Но теперь ее чувство, глубокое и потаенное, видоизменилось — она любила Эбергарда как верного надежного друга, который может ободрить ее в трудную минуту и подкрепить советом и помощью.

— Простите мне, благочестивая женщина,— сказал Эбергард взволнованным, проникающим в самое сердце голосом,— что еще раз нарушаю ваш покой; когда мы с вами простились навеки, я никак не думал, что нам суждено снова встретиться.

— Я понимаю вас, Эбергард, вы охотно избежали бы этой встречи. Но я счастлива, что мне пришлось еще раз увидеться и поговорить с человеком, которого я теперь вполне поняла. Примите мой искренний привет!

— Ваша доброта действует благотворно, Шарлотта.

— Вы страдаете, Эбергард, я это вижу. Скажите, что с вами случилось? — воскликнула игуменья.

— Я вам все расскажу, и вы поймете,— отвечал Эбергард.— Да, я пережил тяжелые часы.

— Голос ваш дрожит. Ваше дитя… ваша дочь?…

— Она нашлась, Шарлотта, она жива!

— О, благодарю тебя, Создатель, за это известие.

— Она жива, но…

— Говорите же, я должна все знать!

— Никогда больше не будет она счастлива, никогда душе ее не знать покоя!

— О Боже! Говоря так, вы выносите приговор и своей душе и судьбе.

— Мой удел — утешать и поддерживать несчастную. Она разбита душевно и истощена телесно; бесчисленные страдания исчерпали ее силы, и теперь единственное ее желание, главное в жизни,— это найти ребенка, которого она в минуту отчаянья отдала в воспитательный дом, чтобы избавить от преследований.

На лицо Шарлотты набежала тень, она чувствовала, как князю тяжело говорить об этом.

Эбергард между тем продолжал:

— Но самое ужасное в ее судьбе, самое страшное ее наказание в том, что второе существо, произведенное ею на свет одновременно с первым, брошенное в минуту умопомрачения, исчезло бесследно.

Шарлотту потрясло это известие; она всплеснула руками и проговорила:

— Вам приходится, мой друг, переносить и это тяжелое испытание!

— Моя дочь,— продолжал Эбергард,— томится теперь желанием видеть своего ребенка. Я поспешил сюда, чтобы забрать девочку из воспитательного дома, и что же я узнаю…

— Я догадываюсь… Жозефина?

— Вы и принц Вольдемар взяли ее под свое покровительство?