Нырнуть без остатка - Катя Саммер

Я так хочу повиснуть у него на шее, запрыгнуть, прижаться к нему и целовать, целовать! На деле же просто смотрю снизу вверх в горящие светлые глаза и робко улыбаюсь.

– Я тоже скучала, – мямлю еле слышно.

Никита ухмыляется в ответ. Он забирает тяжелый рюкзак, помогает залезть в танк, закрывает дверь и сам усаживает Волка на плед. В этом весь Никита: включает в машине печку, хотя на улице не так уж холодно. Для меня включает.

– Ну, привет. – Его белоснежная улыбка ослепляет пасмурным днем.

Я никогда не привыкну к тому, что случилось глобальное потепление. Да-да, оно. Иначе как объяснить, что многовековой айсберг оттаял?

Всю дорогу домой Никита практически не отпускает мою руку. А в небольшой пробке на Садовой он даже позволяет себе вольность – кладет ладонь на коленку. Я, кажется, не дышу, пока мы не трогаемся и ему не приходится отвлечься, чтобы переключить эту дурацкую коробку передач.

Когда мы съезжаем с трассы, я начинаю нервничать. И чем дальше, тем хуже. Во дворе меня уже откровенно колотит. От предвкушения, смущения и постыдных мыслей, которые не покидают голову. Это нормально так сильно его хотеть? Я думала, пройдет после первого раза, но все оказалось с точностью да наоборот.

– Я приготовила салат с ананасами и чесноком, который тебе понравился, – переступив порог и начав разуваться, бормочу без остановки. – А еще я, кажется, разобралась с грилем, представь!

Это нервное. Волнение. И… наверное, возбуждение, я не знаю, но сердце отплясывает в ритме «Бамболейлы», я слышу стук в висках.

Мимо проносится Волк, я собираюсь поспешить следом за ним, но, едва скидываю куртку, Никита цепко хватает за руку. Не успеваю удивиться, как оказываюсь прижата к твердому телу. Он запускает пальцы в мои волосы, тянет их даже чуточку больно и давит на затылок. Никита впивается в мой рот и целует так нетерпеливо, как ни разу не целовал.

– Вот, чего мне не хватало, – произносит хрипло на выдохе.

Роняет рюкзак на пол, ведет пальцами вдоль позвонков, ныряет под свитер. Как приятно! Его действия дают мне зеленый свет, чтобы ухватиться за широкие плечи, провести ладонью по колючему затылку и одним прыжком забраться на него.

Это сумасшествие.

Со мной на руках путь по лестнице занимает в три раза больше времени, а вот раздеваться с моей помощью выходит гораздо быстрее. Я ждала этого, ждала, я…

– Так тебя ждала, – шепчу в продолжение мыслей.

Никита отпускает мои губы, но пальцы на талии сжимает только сильней. Он ведет носом по щеке, все громче слышу его прерывистое дыхание.

– Ты мне доверяешь, – произносит.

И это не вопрос. Это итог нашего недолгого расставания, которое открыло мне глаза на многое. А главное – на то, какие прекрасные люди меня окружают. Я всегда считала, что одна во всем огромном мире, что никому не нужна. И никогда не была так счастлива ошибиться.

– Да, да! – чуть ли не выкрикиваю я, заливаясь хохотом от щекотки под ребрами.

Сегодня Никита не так осторожен, сегодня я громче. Мы долго катаемся по кровати, сминаем простыни, раскидываем подушки. И здесь мне уже совсем не до смеха.

Я влюблена в его лицо. Так может быть? В каждый мелкий шрамик и крохотные морщинки в уголках глаз, в крупный нос и щетинистый подбородок. А больше всего я влюблена в его взгляд – пронизывающий, острый, от которого вспыхиваю каждый раз. Даже сейчас, когда лежим после долгого марафона, он смотрит, а я плавлюсь.

Никогда не думала, что можно так сильно кого-то полюбить.

Никита привычным уверенным жестом убирает прядь с моего лица и заправляет за ухо: волосы растрепались после того, как натянула любимую майку из его гардероба.

– Заходи уже, – выдает он, и я не сразу понимаю, что имеет в виду.

Но потом хлопает по месту рядом, добавляет «давай», и в комнату врывается огромная черная туча.

– Ты его балуешь! – стараюсь возмутиться, толкая Волка на Никиту, но быстро сдаюсь.

Горский в одних бóксерах и этот чернющий негодяй – слишком милая картина. Слезы против воли выступают на глазах, и я спешу скрыться за экраном телефона. Делаю несколько быстрых снимков и прижимаю к самому сердцу.

– Мама всегда твердила, что мои дети будут неуправляемыми, – начесывая гриву Волку, говорит Никита, а я сажусь и демонстративно поднимаю бровь. – Марк, ну сын брата моего, обычно на голове у меня танцует.

Он болтает, а я представляю, какие красивые у него могут быть дети, если возьмут серебряный цвет глаз. А они возьмут, не сомневаюсь.

– Я обязательно познакомлю тебя с эти маленьким монстром, – обещает, чем только больше смущает.

– Ты, кстати, знал про Макса и Майю? – перебиваю, чтобы не продолжать.

– Догадывался, – отвечает коротко.

Я ловлю его взгляд, который снова оживляет, снова к чертям сбивает пульс. Поддаюсь порыву и тянусь поцеловать, но между нами тотчас возникает пушистая морда.

– Фу, Волк!

Выплевываю шерсть и тру рот. Хотела бы на него злиться, но как это возможно? Свесил язык и мотает головой – то на меня смотрит, то на Никиту. Внимания хочет. Сдаюсь и заваливаюсь на него всем весом, мы так частенько развлекаемся на кинодроме.

После усталость берет свое, и я отключаюсь на несколько часов. Просыпаюсь довольная, потому что Никита рядом – пахнет мятой.

– Долго я спала?

– С Волком уже погулял, – отвечает он и отставляет ноутбук в сторону, – и салат весь съел.

Отодвигаю штору: за окном темно, но сейчас рано солнце заходит, может быть и пять часов, и все десять. Тянусь за телефоном и проверяю – семь. Никита рывком придвигает к себе.

– Ой! – вскрикиваю от неожиданности, а потом начинаю в шутку сопротивляться его вездесущим рукам. – Фу-фу! Так ты теперь чесноком пахнешь! Я не буду с