Сафари - Артур Гайе

Он снова яростно зарыл руки в свою всклокоченную шевелюру, раздумывая над моим предложением: два голоса из-под тени деревьев тщетно взывали о чашке кофе, — он не слышал ничего, занятый решением серьезной задачи. Наконец он произнес:

— Господин, дай мне время подумать и посоветоваться с моими сыновьями. Завтра утром я дам тебе ответ. Я думаю, что мой младший сын Идрис пойдет с тобой, но я должен сначала хорошенько обдумать все. Нет, господин, не плати за свой кофе! Желаю тебе покойной ночи!

Обратная дорога в гостиницу была не особенно приятна: кругом было темно, как в аду, облака закрыли звездное небо, ветер шелестел верхушками деревьев и соломой, которой были покрыты крыши туземных хижин, своры собак грызлись у куч мусора, лежавших посреди улицы, изредка в тишине ночи раздавался вой голодной гиены. Мимо меня скользили темные фигуры, которые я замечал только по громадным тюрбанам, белеющим во мраке. Дрожа от холода, кутались они в свои лохмотья.

Я окончательно сбился с пути, и когда спросил одного из встречных прохожих, не знает ли он, где находится моя гостиница, он, не ответив, прошел дальше. С проклятием бродил я по уличкам туземного квартала, которые были настолько узки, что я наткнулся лбом на выступ крыши и до крови содрал себе кожу. Затем я попал на рынок, где стояло стадо ослов, и в конце концов забрел во двор горшечника. Я понял это по звукам падающих и бьющихся горшков, которые раздались, когда я толкнул ногой что-то высокое. Одновременно с этим послышался крик ярости из-под натянутой на четырех кольях парусины, возле которой тлела маленькая жаровня. Я сначала хотел заплатить пострадавшему за убытки, но когда я увидел его, освещенного слабым светом тлеющих углей, с громадной палкой в руках, то в ужасе бросился бежать. Возможно, что пешка подействовала проясняющим образом на мою память, потому что я внезапно очутился на знакомом мне углу улицы и через минуту возле своего отеля.

В вестибюле гостиницы сидела группа европейцев за ужином. Они любезно пригласили меня принять участие и стали расспрашивать, кто я, куда направляюсь, и особенно загорелись любопытством, когда услышали, что я думаю поехать в Сомали.

— Извините: неужели я правильно понял вас, и вы хотите без вооруженной охраны, с двумя-тремя проводниками, отправиться отсюда в Кисимайо? Неужели это правда? Тогда позвольте мне выразить удивление пред вашей безграничной храбростью, которая, очевидно, является отличительной чертой вашей нации! Вы знаете — эта орда дикарей причиняет нам столько вреда, что мы часто вместо воскресной прогулки направляемся, вооруженные ружьями, в горы, чтобы подстрелить нескольких из этих чертей, — сказал мне один темнокожий араб. — Но как бы то ни было, синьор, доставьте нам удовольствие и напишите из Кисимайо открытку.

Тщетно пытался я расспросить их основательно относительно некоторых подробностей — они были уже пьяны. Когда я, ложась спать, подошел к окну своего номера и посмотрел на молчавшую темную даль, куда я думал направиться, — я понял, что смерть будет моим постоянным спутником в путешествии по этой стране.

Когда я ровно в девять часов утра появился под развесистым кедровым деревом, то из-за игрушечных кофейников, кипевших на раскаленной жаровне, показалась кудлатая голова моего Ховаги. Он с низким поклоном приветствовал меня, или, вернее, те двадцать фунтов, которые я пообещал ему вчера, и без конца справлялся о том, как я провел ночь. Кофе, который был сегодня особенно вкусен, мне подал худой юноша с мрачно сверкавшими глазами, который также отвесил мне низкий поклон. Старик послал его хлопотать по хозяйству и, присев возле меня на корточки, начал разговор.

— Вчера вечером я уже кое-что сделал для тебя, — сказал он. — Этот юноша — мой сын Идрис, который рассудителен как старик и храбр как лев; он горит желанием отправиться с тобой в это страшное путешествие. Что касается найма мулов, то вряд ли это будет возможно, но я могу помочь тебе купить их по сравнительно невысокой цене. Об этом я уже позаботился.

Тут старик сделал паузу, тревожно оглянулся и пододвинул свою подозрительную голову так близко к моему лицу, что я вдруг почувствовал зуд во всем теле.

— Что касается того спутника, с которым я обещал познакомить тебя, то он может дать ответ только после того, как переговорит с тобой лично. Окажи ему честь и пойди с моим сыном в двенадцать часов туда, куда он назначил. Ты должен знать, господин мой, что этот туземец был когда-то большим человеком, почти эмиром… — Его голос стал тише. — Он был полководцем у Эль-Махнуна, у «Чайного мулы», как его называют англичане. Эль-Махнун был убит, и с тех пор его воины скрываются повсюду и боятся попасться на глаза англичанам. И поэтому глаз правительства — да будет оно благословенно! — не должен увидеть его, так же как и глаза туземцев, которые просто могут проболтаться. Кроме того, ведь туземцы потом подчинились «тальяни» и поэтому стали врагами Эль-Махнуна, а вы знаете, что значит, когда туземные племена враждуют между собой? Они готовы разорвать друг друга на части зубами, ногтями…

Но, господин мой, прошу тебя, не дай ему заметить, что ты слышал о нем из моих уст. Обещай мне это именем Аллаха! Дальше поговорим о бумаге, которую я должен подписать: она для меня очень велика, больше чем мой дом, моя кофейня и мои быки. Против всего этого имущества твои двадцать фунтов очень малы, — пятьдесят фунтов будут больше, о господин!

— Тебе кажутся небольшой суммой двадцать фунтов? Тогда возьми их в одну руку и посмотри на свой дом, ведь он состоит всего-навсего из двух бочек глины и вязанки хвороста, а также посмотри на худые бока твоих быков, и тебе покажется, что золотые фунты весят гораздо больше всего этого, даже если их будет только пятнадцать, потому что я принужден понизить сумму, так как ты не достал мне котлов.

— Пятнадцать! Ты сказал пятнадцать! — запищал он. — Господин, ты видишь, я смеюсь твоей шутке. Ты, может быть, думаешь тридцать?

— Нет, я говорю пятнадцать, но прежде дай сосчитать, сколько мне придется уплатить проводникам и за мулов, — тогда я увижу, сколько денег останется у меня в кошельке, и все, что останется после этого, я дам тебе. А теперь довольно об этом. Скажи мне лучше, где и когда я могу посмотреть мулов, которых ты предлагаешь мне купить? И найдешь ли ты для меня третьего проводника?

— Господин, ты дашь мне больше пятнадцати фунтов! Я думаю, что в твоем кошельке найдется хотя-бы еще один фунт! Третьего проводника я еще не нашел, а мулов ты сможешь посмотреть завтра.

Я был очень заинтересован этим так осторожно действующим эмиром. В четыре часа, выпив под наблюдением шести пар любопытных глаз чашку восхитительного кофе, я спросил хозяина, где же я увижу таинственного незнакомца. Он подозвал мальчишку-араба, и тот повел меня по дороге из города до какого-то полуразвалившегося домика, стоявшего в открытом поле.