Первый элемент (СИ) - Ли Рина

— Это что? — Перепугалась я. Надеюсь, не предложение руки и сердца.

— Кольцо-блок. На нем выгравировано заклинание, которое активируется, когда кто-то пытается прочесть ваши мысли. Оно не позволит даже сильному магу проникнуть в ваше сознание и подсознание.

— Сколько стоит? — Спрашиваю по-деловому, вставая с места и принимая кольцо. Надеюсь, оно мне будет как раз.

— Это подарок.

— Что же вы так расщедрились? — Щурюсь недовольно.

— Лежит без дела, нужно же его куда-то деть.

Понятливо киваю, всё-таки принимая кольцо. Глупо отказываться от того, что поможет держать мои мысли при мне же. От осознания того, что даже мои мысли может кто-то прочитать, стало паршиво. Хоть что-то от меня осталось со мной в этом мире, или я обязана полностью в нем раствориться?

— Спасибо. — Говорю довольно сухо, надевая амулет на указательный палец левой руки. Гравировка красиво переливается в лучах солнца, попадающих в библиотеку из окна.

Но я всё равно не совсем доверяю проректору, поэтому спрашиваю:

— Какое число я загадала?

Текст на кольце тускло светится насыщенно-зелёным цветом, а потом гаснет. Проректор пожимает плечами и улыбается уголками губ.

— А цвет?

Снова свечение, и проректор снова качает головой, показывая, что не знает.

И вот чисто мести ради:

— Как зовут молодого человека, который провожал меня до дома каждый вечер?

Лицо мужчины резко меняется, голос, естественно, тоже:

— Не знаю.

А ведь молодого человека никакого и не было.

— Вы правда больше не можете читать мои мысли? — Спрашивая, не скрывая облегчения. Думаю, имею на это полное право.

— Правда. Нужно было раньше отдать его, прости.

— Почему же тянули?

И почему вы снова ко мне на «ты»?

— Потому что сначала ты об этом и не подозревала, а потом просто стало интересно. Ты первая, кто догадался до этого сам. Похвально, адептка, похвально.

— Вы бы были аккуратнее с этой способностью, догадаться не так сложно.

— Возможно. — Спокойно соглашается. — Но почему-то у вас на это ушло несколько месяцев.

Скриплю зубами.

— Всего несколько месяцев, не вся же жизнь. — Отвечаю уже угрюмо. Всё равно злюсь на то, что всё это время мои мысли были полностью под его контролем.

— Чем вы так недовольны, Камелия? — Спрашивает всё также улыбаясь.

Я от возмущения даже теряюсь на несколько секунд! Чем же я недовольна, действительно!

— Может быть, тем, что вы всё это время читали мои мысли, без моего на то разрешения? Или на то, что, пользуясь этим, обвиняете на пустом месте?

— Я читаю мысли абсолютно всех вокруг. Да и не всё время я это делаю. Вам не стоит волноваться, ваши секреты и мысли всё равно остаются вашими.

А на второй вопрос отвечать мы не собираемся, значит.

Я лишь в бешенстве захлопываю книгу и тетрадь. За всё это время в моей голове было столько мыслей, страшно подумать, что я для проректора была открытой книгой. Всё нутро, как на ладони. Кошмар! Я имею полное право злиться!

— Но я всё равно волнуюсь и буду волноваться. — Вырывается злобное шипение. Складываю всё в сумку, собираясь уходить. Магистр Эшфорд даже не останавливает, лишь молча наблюдает с высоты своего роста.

И тут до меня доходит одна страшная вещь, поэтому я резко останавливаюсь, разворачиваюсь, подхожу достаточно близко и спрашиваю:

— Тогда, на празднике Небес…

— Да. — Спокойный ответ тихим голосом.

— И на озере… — Почти шёпот.

— Да. — Уже настойчивее. Неужели совесть проснулась?

— И вообще всегда, когда я попадалась вам на глаза? — Да, возможно, я уже перегибаю. Но мне так обидно, просто до трясучки.

Выдыхает сквозь стиснутые зубы, внимательно смотрит мне в глаза, отводит почему-то злой взгляд и всё-таки четко отвечает:

— Да.

— И что же вы хотите? Чтобы я вам «спасибо» сказала? — Перегнула знатно, да. Но теперь меня было не остановить.

И магистр Эшфорд тоже психует в конец, потому что в глазах цвета молодой травы полыхает неподдельная злость, или что-то на неё очень похожее.

— То, чего я хочу, адептка Васильченко, вы мне дать не можете.

— Вы уверены? Всё-таки вы читали мои мысли, может, там что-то и было! — Откровенный наезд, понимаю, но злость просто разрывает изнутри.

И тут совершенно бешенный проректор резко подходит ко мне почти вплотную, заставляя задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза, и всё-таким же тихим, от того и страшным, шёпотом отвечает:

— Даже если что-то и было…

Он не заканчивает фразу, обрывая её смысл даже не на половине, а где-то в самом её начале. Смотрит на меня уже даже не злыми глазами, а какими-то грустными. Я резко перестаю думать о том, что могу ему ответить, что в принципе могу сказать. Навык успешно потерян. Я лишь несколько глупо смотрю в глаза проректора, слыша биение собственного сердца где-то в ушах. Что это за чувство? Страх? Но магистр Эшфорд не кажется страшным.

Пока я усиленно пыталась размышлять об этом, проректор внимательно разглядывал моё лицо. Мне стало интересно, я глянула вниз, на кольцо. И да, оно светилось зелёным. Вскидываю глаза на мага, полные неподдельного возмущения, но он лишь виновато отвечает:

— Привычка… прости.

А потом и вовсе разворачивается и стремительно уходит, оставляя после себя чувство пустоты и одиночества. Странное чувство… Хорошо, что никто больше не прочтет мои мысли.

***

Сегодня весь день лил дождь. Небо заволокли серые тучи, им не было конца. Видимо, погода предугадала моё настроение — казалось, что тёмные, дождевые облака заполнили всю мою душу и мысли. Раньше весь мир в моих глазах был серым, а теперь он такой по-настоящему.

Я скучающе смотрела в окно, на капельки воды на стекле, на мокрые дорожки и серое небо. Профессор Виртель монотонно зачитывал лекцию. Эту тему я прошла уже давно с ним индивидуально, отчего пара стала практически невыносимой. В какой-то степени апатия пошла мне на пользу — ломать и крушить ничего не хотелось, весь мой пыл спал на нет. Мне было просто противно, вот и всё. Ссорится и выяснять отношения я уже ни с кем не хотела. Поэтому профессор Виртель спокойно проводил свой урок, а я спокойно сидела на своём месте и не портила пожилому магу жизнь.

Периодично мои мысли очень резко возвращались к Ониксу. Иногда ни с того, ни с сего слезились глаза, как только я могла подумать о нём. У меня просто в голове не укладывалось, как я смогла так сильно привязаться к магическому существу за такой короткий период времени, прошел где-то месяц, может, чуть больше. А он… а я ведь давала себе обещание, что к этому миру меня ничто и никто не сможет привязать. Я хотела, чтобы это было страшным сном, о котором я забуду вскоре, после того, как вернусь домой. Но всё становится только сложнее. За три месяца в этом мире, я сделала больше, чем на Земле за всю свою жизнь. В моральном плане, конечно. Даже, вон, на турнир с присутствием королевской семьи собираюсь.

Тяжело вздыхаю и морщусь. Воспоминания о турнире сразу пробудили и воспоминания о ссоре с проректором. Опускаю взгляд на руку, лежащую перед раскрытым учебником в кожаном переплёте с пожелтевшими страницами и грубыми зарисовками. Профессор Виртель был страшным фанатиком старых книг. Он говорит, что в книгу раньше вкладывали не просто текст, а душу. В принципе, хоть в чём-то наши мнения совпали.

На указательном пальце моей руки блестело кольцо, подаренное магистром Эшфордом. Я прислушалась к себе — нет, больше не злюсь, лишь после самой ссоры довольно неприятный осадок, но такое нормально после конфликтов. Но я так и не смогла понять причину его злости. Он же начал говорить, что я не высыпаюсь и провожу с кем-то ночи. Если отталкиваться только от последнего, то можно подумать, что он ревнует. Но это невозможно.

Или?..

Задумываться об этом мне всегда было как-то неловко. Магистр Эшфорд хоть и был проректором, но, когда мы были наедине, то таковым я его совсем не ощущала. Да, иерархия, вежливость есть, но было что-то ещё, что-то сильнее и больше, чем статус или мнение общественности. Все его поступки, взгляды, касания — что это? Он спасал меня так часто просто потому что мой мозг громко верещал мысли? Думаю, в академии много кто несчастен, им нужна помощь даже больше, чем мне. Он всем так помогает? А что тогда чувствую я?