Конфайнмент (СИ) - Тимофеев Владимир

Сидеть, несмотря на лёгкий мороз, было совсем не холодно. Железнодорожный бушлат грел не хуже армейского. А от крутящихся в голове мыслей становилось даже немного жарко.

То, что саму Лену увидеть здесь не получится, я узнал ещё в понедельник.

На балконе мы со Смирновым стояли минут пятнадцать.

Почему, спрашивается, не вернулись обратно в комнату, чтобы поговорить в нормальных условиях? Ответ на этот вопрос был чрезвычайно простым.

Конечно, Михаил ни на что конкретно не намекал, но лично я понял его прекрасно. И ещё больше утвердился в своей догадке во время беседы с Ходыревым. Тот, мало того что общался со мной только внутри квартиры, он ещё и говорил довольно отчетливо, тщательно произнося каждое слово. «Жучки», сиречь подслушивающие устройства, они, как известно, необходимые атрибуты всякого контролируемого спецслужбами помещения. А вот на балконе их, по всей вероятности, не было. Там слишком шумно, сыро, и при перемене погоде капризная техника может неожиданно засбоить.

То, что Смирнову вдруг вздумалось пообщаться со мной тет-а-тет, без лишних ушей, меня нисколько не удивило. Он и в моём прошлом-будущем всегда был себе на уме, даром что из «конторских», и кроме того основания, чтобы нарушить инструкции, у него и вправду имелись.

Прежде чем говорить о Лене, он повернулся ко мне и негромко спросил:

— Знаешь, что это?

Между его указательным и большим пальцем была зажата монета. На моём месте не узнать её мог только слепой. Номинал — два рубля, год выпуска — 1998, эмитент — Банк России.

— Знаю. Я такие обычно в правом кармане носил, вместе с другими мелкими. А те, что по пять и по десять — в левом. Так сдачу было легче отсчитывать.

— Два рубля — это мелочь? — удивился Смирнов.

— Инфляция, — пожал я плечами. — В моём времени нормальные зарплаты начинались тысяч от тридцати, а нарезной батон стоил у нас двадцать рублей.

Миша убрал монетку и ненадолго задумался.

— Я обнаружил её случайно. 29 августа. Нашёл на полу в ИАЭ.

— Где-где?

— В Институте Атомной Энергии, лаборатория номер 34…

— Второй этаж. Четвёртая дверь справа. Верно? — продолжил я с лёгкой усмешкой.

На лице Михаила не дрогнул ни один мускул.

— Это был неудачный эксперимент?

Я мотнул головой.

— Нет. Просто несчастный случай.

Смирнов почесал несуществующую бороду и снова достал монетку.

— Ты не поверишь, но раньше я никому её не показывал, даже начальству.

— Почему?

— В лаборатории случился пожар, комнату, где он был, передо мной обследовали пять человек. Монета лежала на видном месте, но кроме меня её никто не увидел. И я до сих пор не могу понять, почему? А через день эта монета исчезла, словно её и не было. Но двенадцатого сентября она появилась снова.

— Как это?

— А вот так, — пожал плечами Смирнов. — Может быть, в угол случайно в ящике закатилась, а после нашлась, а может…

Он опять посмотрел на меня. Догадаться, кому адресовался вопрос, было несложно.

— Мы познакомились… в 2001-м. В нашей конторе ты работал заместителем Генерального по безопасности. Уверять, что мы были друзьями, я бы не стал, но…

— Я понял. Можешь не продолжать, — остановил меня Михаил. — Думаю, что во всей этой ерунде я завязан по полной. Только не здесь, а там. Верно?

— Почти угадал. Но объяснять ничего не буду. Рассказывать о твоём личном будущем тоже. Причину, я думаю, ты понимаешь.

Смирнов едва слышно вздохнул.

— Да. Я понимаю. Всё правильно. Будущее не должно быть определённым. Его природа всегда вероятна.

Я посмотрел на него с удивлением.

Он в ответ усмехнулся.

— Пришлось заняться образованием. Книжки нужные почитать, с товарищами поговорить…

— Раньше, я помню, ты физикой не увлекался.

— Всё когда-то бывает впервые, — пожал он плечами и указал на одинокую девятиэтажку. — Я, кажется, обещал тебе о ней рассказать, да?

На перемену темы я отреагировал предсказуемо:

— Хватит играться, Миш. Хотел рассказать, так рассказывай. Я тебя за язык не тянул.

— Ладно. Будем считать, что уел, — засмеялся Смирнов. — Короче, в ДСМУ мне сказали, что Елена Кислицына две недели назад подала заявку на перевод в одно из стройуправлений БАМа, а с прошлой среды оформила себе сразу десять отгулов. В воскресенье я заходил к ней домой. Оказалось, сейчас там живут её родственники из Рязани, пенсионеры, переехали туда по просьбе её родителей. Сказали: их попросили последить за квартирой до марта, пока старшие Кислицыны в командировке в загранке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А сама она сейчас где? — невольно вырвалось у меня.

— Пока, говорят, на даче. Заявку ей вроде уже одобрили, и не сегодня-завтра она уедет. Ну, по крайней мере, должна, — развёл руками Смирнов. — Такие вот пироги, Андрей. Нужно это тебе или нет, решай сам…

Что ж, он был абсолютно прав. Свои проблемы надо решать самому.

Поэтому я и сидел сейчас на холодной скамейке и в очередной раз пытался разобраться в себе и своих желаниях. Зачем я здесь? Что должен сделать? Не станет ли лекарство хуже болезни?

На втором этаже хлопнула форточка.

Опять, как и тогда, когда мы с Леной неожиданно помирились, из чужого окна зазвучала почти забытая в будущей жизни песенка:

Ты обещала мне давно,

Что мы с тобой пойдём в кино,

Но не попали мы в кино, обманщица.

Должна была ты в пять прийти,

Я ждал тебя до девяти,

Напрасно ждал до девяти, обманщица…[3]

Неспешно поднявшись, я закинул за спину рюкзак и побрёл в сторону общежития.

А вслед, несмотря на мороз, всё неслось и неслось:

Ненадёжная

Ты, как лёд весной,

Видишь, я в глазах твоих тону.

Почему всё шутишь ты со мной,

Почему люблю тебя одну?..

[1] Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США

[2] Американская некоммерческая организация, выполняющая функции стратегического исследовательского центра

[3] «Обманщица» — песня ВИА «Поющие сердца» (муз. В.Добрынин, сл. М.Пляцковский)

Глава 11

Пётр Сергеевич терпеть не мог ситуации, когда кажется, что всё под контролем. За тридцать лет службы он уже привык к тому, что если перед операцией всё складывается идеально, то, как только она начинается, все заранее разработанные варианты и планы сразу летят в тартарары и действовать приходится в условиях критической недостаточности информации. Зато если планы начинают вдруг исполняться с безукоризненной точностью, а информация поступает вовремя или даже заблаговременно — жди беды.

Сегодня всё складывалось почти идеально. Тот, кого долго искали, нашёлся и снова готов к сотрудничеству, препятствия, как мнимые, так и реальные, устранены, санкция руководства получена, полномочия наивысшие, а межведомственные споры и дрязги ушли в прошлое вместе с прежним Генсеком.

Тем не менее, генерала не покидало ощущение какой-то неправильности, как будто он упустил что-то важное, ставящее под угрозу всю операцию.

Вероятней всего, причиной волнения являлось обычное нервное напряжение последних недель, но возможно, его истоки находились гораздо глубже. Ведь то главное, что лежало в основании разработки «клиента» — об этом Пётр Сергеевич начальству пока не докладывал. Не потому что специально хотел это скрыть, а потому что сперва ему требовался результат, причём, безусловный и значимый.

Генерал знал, что сегодня его соображения об иновременном происхождении Свояка вызвали бы у руководства Комитета в лучшем случае улыбку, а в худшем его просто уволили бы из органов и отправили на лечение. Поэтому волей-неволей пришлось включать вариант прикрытия и делать акцент на разоблачении кротов в собственном ведомстве. Сведения, полученные от Свояка в начале ноября, сыграли здесь ключевую роль. По некоторым фигурантам данные уже подтвердились, по остальным велась плотная оперативная разработка…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})