Клинки города ярости - Юлия Арвер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грядущая ночь вселяла ужас и надежду одновременно. Если я лишу Мансура главного оружия и части соратников, он разозлится. Творец, как же он разозлится, но без Аждархи ему меня не победить. Единственные, кого я опасалась, – это кадары. Если любящий папенька отправит их за нами, придется дать серьезный бой. Благо рядом с нами будет Илмар. Его демоны встанут на защиту имения, как и ритуал, который я проведу уже следующей ночью. Благодаря цепким ручонкам Диши в моем распоряжении оказались нужные засушенные травы, а еще десяток склянок с кровью Мансура. Девчонка стащила все это богатство у Мауры. Не зря она промышляла воровством в Мореславе – умения пригодились в самый нужный момент.
– Отец, я хотела бы с вами поговорить. Уделите мне минутку, – скрипнув зубами на слове «отец», попросила я, когда зал совета почти опустел.
Мансур окинул меня изумленным взглядом, но благодушно остался. Маура с сомнением обернулась, но встревать не посмела. У меня уже не впервые возникал вопрос: осмеливалась ли она когда-нибудь перечить Мансуру? Я знала всего про один такой случай: когда мать, поддавшись душевному порыву, привела Амира в Даир по огненному коридору.
– О чем ты хотела поговорить, Амаль?
Мансур устало опустил подбородок на сцепленные пальцы и выжидающе замолчал.
Давай же, Амаль, заставь его потерять бдительность.
– Я много думала этой ночью и поняла, что вела себя недостойно. Вы столько сделали для меня, столько усилий приложили, чтобы возвысить меня.
Ага, например подослал кадара к моему брату. Стал виновником смерти Беркута. Окутал мою жизнь паутиной коварства.
– Я – просто глупая девка, которая пытается удержать власть, полученную не своими силами. Возможно, всему виной моя закалка в семье воеводы. Я жила, не доверяя ни отцу, ни братьям, поэтому сейчас мне так тяжело довериться вам.
– Ты отстранилась от матери. Она страдает, но не подает виду, – буркнул Мансур, не глядя на меня.
– Я – плохая дочь. Бесспорно. Но я постараюсь не подвести вас. Примите мою помощь сегодня ночью. Вместе мы сожжем все, как сожгли имение воеводы. Позвольте разделить с вами эту победу. Я встану подле вас и помогу всеми силами, потому что вы – мой отец, а я – ваша дочь.
Мансур перевел на меня задумчивый взгляд, и на миг там отразилось торжество победителя. Он сломал строптивую дочь, она первой пришла за примирением. Паук ликовал, наблюдая за жертвой, что сама затянула на своей шее паутину.
– Я не могу рисковать тобой, Амаль, – наконец сказал он. – Я ценю, что ты решила примириться, и действительно счастлив, когда называешь меня своим отцом. Я сделаю грязную работу сам, от тебя прошу лишь покорности. Революция – сложная задача, и не во всем ты разбираешься так хорошо, как думаешь. Твои упрямство и строптивость только вредят общей цели. Не рушь мои мечты и позволь посадить тебя на трон Нарама. Ты рождена для этого. Каждый шаг, который делали мы с тобой, вел тебя на вершину мира. Не сбивайся с пути.
– Но, отец… Я хочу помочь, – проникновенно заверила я, от переизбытка фальшивых чувств схватив Мансура за горячую руку. Под его кожей бушевал тот же огонь, что и у меня. И то же лицемерие.
– Не спорь, Амаль. Мы же договорились, что ты научишься покорности. – Вторая рука Мансура накрыла мою. – Я знал, что однажды ты поймешь мотивы моих поступков и доверишься мне. Рад, что это наконец произошло. Сегодняшней ночью я приближу победу Нарама с легким сердцем, зная, что здесь меня ждут не только любимая женщина, но и любимая дочь.
Я скромно потупила взгляд, едва удерживая язык за зубами, чтобы не спросить о кадаре, чтобы не бросить ему в лицо очередное обвинение. До чего же проникновенны и до чего лживы его красивые речи! Я добилась главного: Мансур ослабит бдительность…
А еще свершила маленькую месть: он бессовестно лгал и манипулировал мной. Я поступила так же, сыграв на его извращенной отцовской любви, если она и вовсе жила в его черством сердце. Мансур породил лицемерную тварь, которая овладела его же оружием. Это больно и унизительно. Кровь за кровь, папенька.
* * *
Пещера наконец опустела. Когда все, кого Мансур взял с собой в Фадаят, наконец исчезли в коридоре огня, оставшиеся разбрелись по своим комнаткам. Их оживленные голоса еще долго эхом разносились по коридорам и отражались от каменных стен. В волнении я до крови искусала покрытые коркой губы, все еще завороженно вспоминая огромный силуэт Аждархи в небе.
Ювха обратилась быстро, но к этому зрелищу я, как и многие обитатели пещеры, оказалась не готова. Ее хрупкая фигура ломалась и скрючивалась, кости и суставы росли и менялись, кожа слезала лоскутами, а под ней проступала чешуя, волосы скрылись под новой броней, а голова… она треснула, будто тыква, и из кровавого месива выросли три новые. Мне приходилось видеть многие тошнотворные зрелища, но это превзошло все ожидания. Ильсию даже вывернуло в сторонке, отчего я ехидно усмехнулась, пожалев, что мерзавка не захлебнулась собственной рвотой.
Когда в коридорах наконец воцарилась тишина, ко мне в дверь постучали. Я схватила набитый заранее вещевой мешок и тихонько приоткрыла ее, никого не увидев на пороге.
– Ну что, подлая дочь, готова предать отца? – ехидный шепот Рефа раздался прямо над ухом. Куда же теперь без вредного лиса?
– Было бы кого предавать, – так же тихо ответила я, и уже через мгновенье мою руку схватили теплые пальцы Иглы.
Мираж скрыл нас от любопытных глаз на случай, если кто-то из обитателей пещеры – например, мерзавка Ильсия – решит прогуляться ночью не в кровать, а по холодным коридорам.
Мы прокрались к комнате Эрдэнэ, и Игла осторожно постучала. Дверь приоткрылась, впуская нас. Эрдэнэ с Илмаром уже ждали. Лицо кадара хоть и отливало зеленцой, зато светилось от гордости.
– Что-то он подозрительно веселый, – буркнула я, когда тени Иглы рассеялись.
Эрдэнэ расплылся в улыбке и загадочно ответил:
– Он сумел подсыпать собратьям в еду кое-что весьма интересное.
– Больше не нужно беспокоиться о кадарах. Мансур не отправит их за нами, – самодовольно сообщил Илмар.
Я все еще непонимающе переводила взгляд с одного гордого лица на другое, когда Эрдэнэ пояснил:
– Все они отравлены и умрут ровно через шесть часов.
– Как благородно подсыпать яд тем, кто наивно считает тебя своим, – проворчал Реф, но вопреки напускному недовольству весело перекувыркнулся
