Охота на ведьму - Алёна Харитонова

И снова мгновения стали вязкими. Близнецы увидели, как из-под снега — аккурат, на том самом месте, где они стояли мгновенье назад — в воздух взмыл фонтан гладких булыжников. Камни, все в комьях смёрзшейся земли, брызнули в стороны. Точнее, не брызнули, а словно воспарили — степенно поплыли в воздухе, кружась и переворачиваясь. Но уже через несколько мгновений время опять потекло так, как должно. И, лишь только это произошло, один из увесистых булыжников тяжко рухнул на ногу некроманту. Юноша непроизвольно охнул и смешно запрыгал в сугробе. Другая каменюка, гораздо меньшая по размерам, угодила точнёхонько в плечо чернокнижнику, однако колдун и в этот раз сдержался и не издал ни звука, лишь лицо исказила гримаса боли.

Торой слишком уж пристально наблюдал за происходящим, из чего Люция сделала вывод, что камни отыскали свои цели не случайно, а строго по приказу разгневанного мага. Близнецы, наконец, кое-как начали приходить в себя. Оба недоумевали унизительному наказанию, которое учинил над ними противник. Странно, но незнакомый волшебник не призвал с неба молнии, не принялся поражать своих неприятелей огненными шарами, не развеял в прах, не вырвал души из тела, обрекая на вечную муку.

Он просто не посчитал нужным тратить на них всяческие магические ухищрения и обошёлся лишь очередной эффектной демонстрацией собственной Силы. Словно дал понять, на что он на самом деле способен и тем самым поставил точку в волшебном состязании. Колдуны прекрасно понимали, что любой другой на месте неизвестного чародея попросту выпил бы всю их Силу и бросил издыхать прямо здесь, в рассыпчатых сугробах, и уж тем более не стал бы швырять в противников камнями да колошматить об стены. Однако гадать о странном поведении незнакомого мага близнецам было недосуг.

Потихоньку колдуны поднялись-таки на ноги, не забывая опасливо коситься на неприятеля. Торой равнодушно наблюдал за тем, как юноши отряхивались от снега и бочком, бочком, хромая и корчась от боли, обходили его по крутой дуге. Наконец, некромант, который едва переставлял ноги в снежной, перемешанной с камнями и землёй каше, пристыжённо опустил голову и произнёс:

— Прости нас, маг. Мы были не правы.

Тот, к кому обращались, промолчал. Он и без того знал, что колдуны были не правы.

— Спасибо, что оставил нам жизнь, — едва слышно вторил брату чернокнижник. — Но по твоему следу пойдут другие. Ты не сможешь защищать свою колдунью долго.

Волшебник равнодушно безмолвствовал и в этот раз. Ну, не препираться же с юнцами, гордо выпячивая грудь! Кроме того, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — загадочная колдунья, приславшая близнецов, вскоре изобретёт какую-нибудь новую гадость.

Тем временем, оба колдуна отвесили магу почтительные поклоны (чернокнижник, чьё плечо невмоготу ломило после удара булыжника, даже постарался сдержать гримасу боли), круто развернулись и побрели обратно сквозь пелену неподвижно замерших снежинок. Ещё пару мгновений на улицах Мирара царила тишина, а потом природа снова пришла в движение.

Только теперь Торой, наконец, позволил себе перевести дух, понимая, что каким-то неведомым чудом остался жив. Поправив на голове капюшон, маг пошёл к пепелищу, на котором пряталась ведьма. Некоторое время волшебник ещё чувствовал лёгкое покалывание во всём теле, однако скоро оно переместилось к кончикам пальцев, а потом и вовсе исчезло, словно никогда не возникало.

Чернокнижники-подранки уже пропали за углом. Больше они не придут. А Торой терялся в догадках, что за странная Сила приходила к нему, помогая и спасая? Бросок близнецов мог свалить с ног почти любого. Но он-то выстоял. Каким образом? Но вот волшебник, безвозвратно погружённый в свои мысли, неожиданно оказался в чьих-то крепких объятиях — ведьма вцепилась в него, словно в родного, и повисла на шее. Её лицо, мокрое от снега, было перемазано сажей и жирной копотью, зелёно-голубые глаза сияли от радости и восхищения:

— Ты их прогнал! Ты их прогнал!

И девушка снова стиснула мага в объятиях. Он, скорее непроизвольно, нежели осознанно обнял её за бесформенную талию и согласился, с некоторым удивлением в голосе, сам не веря случившемуся:

— Прогнал…

Колдунка подняла на него чумазое лицо и счастливо улыбнулась. Торой аккуратно вытер ей щёки, но только ещё сильнее размазал копоть. Усмехнулся, глядя на странное нечто, лишь отдалённо напоминающее девушку — в бесформенном плаще, огромной юбке, с грязной, угольно-чёрной мордочкой и сияющими глазами. Люция была похожа, скорее на огородное пугало, нежели на зловредную ведьму. Волшебник улыбнулся и сказал:

— Идти надо. Где Илан?

Ведьма поняла, что Торою уже более чем достаточно её восторгов и, путаясь в юбке, исчезла на пепелище. Очень скоро она вышла оттуда, неся в охапке спящего паренька и свой узелок. Маг принял ребёнка и, как ни в чём не бывало, зашагал в пургу. Вот только колдунья не знала одного — чародей чувствовал себя так, как будто только что оббежал по кругу весь Мирар.

Люция поспешила следом. Она всё-таки заметила, что маг как-то разом посерел лицом и осунулся. Видимо противостояние стоило ему немалых Сил… Впрочем, это не удивило колдунью. «С другой стороны, — продолжала недоумевать девушка, — он же забрал Могущество своих противников. Отчего в таком случае еле-еле идёт?» Но ведьма не осмеливалась спросить об этом вслух и с молчаливой покорностью брела следом за волшебником.

Путники прошли ещё пару кварталов. Торой чувствовал себя разбитым и неимоверно уставшим — голова кружилась, ноги подгибались. Это не просто злило мага, это приводило его в неописуемую ярость. В конце концов, все последние дни он только и делал, что валился с ног. За всю свою жизнь волшебнику не приходилось столь часто и долго бывать ослабшим. Непокорность собственного тела будила настоящее бешенство. И, хотя рассудок был ясен, а мысли не путались, руки, ноги и глаза упрямо отказывались служить.

Ветер тонко и жалобно выл. Вдоль по улице сквозь предрассветный полумрак стремительно неслись клочья позёмки, а где-то впереди жалобно скрипел на промёрзших петлях ставень.

Торой плёлся сквозь пургу. Ноги увязали в снегу и никак не хотели вытягиваться из зыбучих ловушек сугробов. Волшебник оскальзывался и даже не мог отвести душу, крепко выругавшись — язык онемел и присох к нёбу. Тщетные попытки хоть чего-нибудь пробормотать закончились тем, что маг наглотался колючих снежинок, но так и не смог прохрипеть ни звука. Однако вынужденное молчание помогало беречь дыхание, и Торой, в конце концов, смирился с временной немотой. А очень скоро и вовсе забыл сокрушаться об утрате речи — изнеможение, сковавшее тело, всё равно не позволяло трепать языком.