Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Будем подражать им в технических знаниях, если эти знания у них есть, но будем помнить, что не надо подражать им в области отношения их к рабочим массам».

И снова Григорий Евсеевич приводил примеры того, как «многим лучшим рабочим приходится теперь быть вроде погонял. Петроградскую портниху заставляют работать 12–14 часов в день, иногда без освещения».

Закончил же Зиновьев перечень причин недовольства рабочих, солидаризируясь с «децистами», — наличием «бюрократизма в нашей собственной среде». «Эта болезнь, — пояснил он, — временная, эта болезнь сезонная, которая должна была явиться теперь в результате трехлетнего существования партии как правящей (выделено мной — Ю. Ж.)».

«Я не буду приводить примеры, — продолжил Зиновьев, — они достаточно известны. Скажу только следующее: товарищи много говорят о “верхах” и “низах”. Не надо обманывать себя тем, что здесь, сейчас (на партконференции — Ю. Ж. ) собрались от “низов”. Мы все вместе взятые, как партийный слой, и есть “верхи”, на этот счет не нужно заблуждаться. И если в этом слое (в “верхах” — Ю. Ж.) есть широкое недовольство, значит, в более широком слое рядовых работников нашей партии это недовольство значительно больше. Если на наших собраниях мы можем видеть, как крышка поднимается паром, это значит, что в “низах” пар еще больше и крышка поднимается еще больше. Мы должны это учесть».

Зиновьев не ограничился такой более чем острой критикой. Заявил: «Не следует разменивать нашу дискуссию только на то, чтобы указать ЦК и центральным советским ведомствам, как много у нас волокиты и бюрократизма. Надо поставить дело шире, сказать врачу: исцели себя сам, и на местах подумать, что в губернских комитетах нисколько не лучше».

Приведя пример как вопиющего безобразия положение в Ростове, где он только что побывал на пути в Баку, пояснил: «Это обратная сторона того явления, что мы не втягиваем рабочих из “низов” в наши советские организации. Это создает поле не только для взяточничества и контрреволюции, но и подготовляет настоящий жесткий кризис в тех наших партийных организациях, где дело пошло именно по такому пути, вот почему тут не следует ограничивать задачу тем, что указать центру, что у него нехватка».

Тут же поспешно уточнил, чтобы быть правильно понятым: «Я говорю не к тому, чтобы мы не критиковали ЦК. ЦК готов подвергнуться критике по этому вопросу, обсудить его и дать возможность указать каждому сколько-нибудь деловое предложение, которое дает нам возможность сделать предохранительную прививку от тех опасностей, которые вытекают из положения вещей, из милитаризации войны и так далее, а не из злой воли того или другого члена ЦК. Я призываю к тому, чтобы понять, что этот вопрос более обширный, чем только простая проверка нашей партии».

Нарисовав столь мрачными красками положение в РКП, Зиновьев и задал главный вопрос: каковы же те меры, которые должны быть приняты? И сразу же дал первый, но не единственный ответ. Необходима, заявил он, «прежде всего большая свобода критики внутри нашей партии». И развил свое предложение: «Теоретически мы это всегда признавали, и тут ничего нет нового, но надо признать это теперь практически. У нас иногда бывает такое положение, что некогда подождать, пока высохнут чернила, которыми написана резолюция, как мы должны проводить ее в жизнь. Это надо преодолеть, для этого следует прибегнуть к созданию дискуссионного листка, чтобы каждый член партии имел возможность изложить свой взгляд».

Не ограничиваясь тем, Зиновьев предложил и столь же важное: «Большая свобода критики должна быть обеспечена и на собраниях, но для этого надо, чтобы эти собрания существовали. Как это ни печально, но в целом ряде мест такой институт, как общие собрания членов партии, все больше отходит в область воспоминаний, и против этого надо начать борьбу».

Понимая, что тем самым он предлагает свободу критики, Зиновьев продолжил: «Но может получиться так, что выйдет товарищ и скажет что-либо против, а завтра на него обрушатся репрессии, его снимут и так далее. Я запросил у нашего организационного бюро список тех конфликтов, которые дошли до ЦК нашей партии. Товарищ Преображенский заявил, что у него в портфеле чуть ли не 500 дел, которые ждут рассмотрения. Как видите, очень богатый урожай».

Задался Зиновьев и вопросом, на который дал отрицательный ответ: нужны ли нам назначенцы? Выразил свое мнение, что назначение на должность вместо избрания возникает из-за того, что партия не знает своих людей. «Мы еще, — продолжил он, — пытаемся пробовать одного на одном посту, другого — на другом. В этом, конечно, ничего плохого нет… но из этого факта ясно, что мы еще не вполне нащупали, испытали своих членов.

При таком положении вещей, разумеется, руководящий центр, долженствующий быть генеральным штабом и являющийся таковым, должен иметь на месте человека, которого он знает насквозь. Конечно, часто посылая товарищей, мы ошибаемся. Но то, что называется у нас назначенством, это все-таки должно быть. Если партия послала неудачного “назначенца”, пусть, мол, та партия (партийная организация — Ю. Ж. ) исправит это, но отказаться от этого института — значит отказаться от какого бы то ни было планомерного строительства».

Завершая доклад, Зиновьев затронул самый больной вопрос — о неравенстве. «У нас, — сказал он, — нет еще полного равенства в стране, нет полного равенства в партии». Сославшись на Ленина, исправившего в Уставе Коминтерна его цель — «завоевание полного коммунизма» — на цель иную — «социализма». Мотивировавшего такую коррективу тем, что «полный коммунизм, действительное равенство мы завоюем только после длительной борьбы, сейчас же мы находимся только на рубеже полной победы». Развивая такую мысль, Зиновьев пояснял: «Мы имеем премии, мы имеем тарифную политику и тому подобное — все это ведет к неравенству. Это всецело возникает из всей современной обстановки, и это рикошетом ударяет по всей партии. И дело сознательных работников нашей партии — объяснять широкому кругу населения, что у нас полное равенство сейчас невозможно… Мы не можем идти навстречу инстинкту и давать неисполнимые обещания».

Соглашаясь с высказываниями ряда делегатов, говоривших о коммунистах, злоупотребляющих своей властью, Зиновьев предложил создать «особый орган, который можно назвать Контрольной комиссией или судом коммунистической чести. Орган этот должен быть избран из работников с партийным стажем не менее 10 лет и должен млеть задачей действительно блюсти честь партии. Таким образом, этот орган должен быть своего рода чисто партийной инспекцией.

Конечно, эта идея еще не разработана, ее надо хорошо продумать, чтобы не создался параллелизм с советскими органами. Но эту идею