Северный Удел - Андрей Кокоулин

— Ключи! — выдохнул я. — Ключи в подвал.

— Собственно… — дядя просеменил ко мне, заглянул в глаза. — Вы вообще здоровы, Бастель?

— Там дождь.

— Дождь? — дядя Мувен оглянулся на окно. — Ну и? Я вот в дождь работаю, у меня замечательные планы под бам-бам-бам выстраиваются. А тут вы.

Ладонью я вытер испарину со лба.

— Мы поймали шпионку, хотим посадить ее в отцов подвал.

— Вот! — вздернул палец дядя. — Чувствуется служба! Коротко, в два предложения и всю суть. Мне бы так в кредитной комиссии.

Он отступил к конторке, порылся в писчей бумаге, звякнул чем-то там, открыл один ящичек, второй, чуть не по локоть засунул руку. От усердия круглые глаза дяди еще больше выкатились из орбит.

— Да что же? Ага! — вскрикнул он и потряс выловленной связкой.

Получив ключи, я пообещал дяде, что обязательно поговорю с ним о его предприятии, как только выдастся свободная минута.

Двери, поворот, бумс-бумс сапогами по плитам пола. Кто-то (молодец какой!) споро прижался к стене.

— Бастель!

У самого выхода меня схватили за рукав.

— Гуафр! — я чуть не «щелкнул» жилками наотмашь.

Но опомнился. Хотя, может, и стоило бы.

— Извини… те, — Тимаков отпустил мою руку.

Смотреть на него было страшно — бледный, всколоченный, в плохоньком гражданском, с синевой вокруг шеи он виновато кособочился передо мной, одно плечо выше другого. Еще какой-то дурацкий, сиротливый тючок путался у него в ногах.

— Что, Георгий?

— Господин Кольваро, я бы хотел просить отсылки в Леверн, — произнес он, подбирая тючок и прижимая его к груди. — А за убийство доктора… за убийство можете под суд. Апелляций подавать не буду. Хоть в солдаты…

— Ясно, — сказал я. — Пошли со мной.

— Куда?

— Да бросьте вы этот тючок, Георгий! — раздражился я. — Как погорелец, честное слово!

— Хорошо.

Тючок шлепнулся у двери, и мы выскочили под дождь.

На баллюстраду натекло, вода пузырилась, в небе погромыхивало, но больше пугало, гроза обходила поместье стороной, посверкивая над далекими холмами. Зато лило знатно, чуть ли не стеной.

Карету Шалбаевых у крыльца сменил дормез, тоже, видимо, отловленный погоней, фыркали, коротко ржали лошади, жандармы в накидках препирались с пассажирами, вздергивающими зонтики и придерживающими шляпы. Какое распоряжение дал на их счет Лопатин, я не знал, но, судя по всему, беглецов настойчиво приглашали в дом.

По кружной дорожке я устремился к прорехе в кустах, обозначающей спуск в подвал. Тимаков, не отставая, дышал рядом, дождь прилепил его волосы ко лбу и будто прозрачной глазурью окропил лицо.

— Георгий, — спросил я, сворачивая, — вы действительно так думаете: всех нас — на фонари?

— Думал, — мрачно сказал капитан. — Раньше думал. Думал, таил, планы строил.

— А сейчас?

— Откровенно? Уже нет. Поумнел. Был и на западе, и в Инданн как-то занесло. Сравнил. Но Иващиных с той деревни…

Тимаков мотнул головой.

— Ясно.

Сагадеев, Штальброк и еще два жандарма стояли под узким козырьком, который почти не спасал от бегуших вниз потоков воды. Зоэль за их мокнущими спинами совсем не было видно. Она там хоть в наручниках?

— Наконец-то! — Обер-полицмейстер выступил из-под козырька, получил струю за шиворот и заступил обратно. — Господин капитан, вы никак пришли в сознание?

— Пришел, — хмуро ответил Тимаков.

— И хорошо. Об остальном — после. Открывайте, Бастель.

Я спустился к двери в подвал и выбрал нужный ключ. Подумал: если отец держал в подвале виверну, нет ли там еще какой твари?

Замок щелкнул.

Дохнуло холодом, напитанный кровью, сам зажегся фонарь, стоило мне лишь коснуться его жилками.

Подвал был пуст и жил тенями, у одной стены стояло несколько ящиков со снятыми крышками, угол засыпала глиняная куча, к небольшой перегородке был притиснут стол, уставленный неказистыми глиняными человечками.

За перегородкой темнели сложенные из камня и прихваченные решеткой ниши, три — с одной стороны, две — с другой. Для зверинца, думается, не совсем подходяще, а вот для Дианы Зоэль — вполне.

— Спускайтесь, — выглянул из подвала я.

— За мной, — скомандовал жандармам Сагадеев.

Наручники на Диану все-таки надели. Она вошла внутрь с кривой улыбкой на лице, и не понятно было, то ли сама, то ли сосредоточенный Штальброк довел ее до стола. Один из жандармов подставил женщине кривой стул, но та осталась стоять.

— Что, мальчики, — хрипло произнесла она, — шестеро на одну?

— Не обольщайтесь, сударыня.

Сагадеев прошел к нишам, подергал прутья.

Я перехватил взгляд Тимакова, обращенный на шпионку — взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Георгий…

Тимаков посмотрел на меня и занялся глиняными человечками.

— Так, вот сюда, — показал обер-полицмейстер на среднюю нишу. — Здесь, кажется, и топчан, и отхожее место.

— Сволочи!

Диана кинулась на одного из жандармов, но сопротивление ее было недолгим. В результате волосы растрепались, коротенький сюртучок потерял пуговицу, а щека расцвела красным от нечаянного удара жандармским плечом.

— Ритольди-то — ха-ха! — уже в Благодати вашей! — выкрикнула она.

— Еще слово, — подступил к ней я, — и я сделаю вас временно-немой.

— Капитан, эй, капитан, — обернулась Диана к Тимакову, — что ж ты не подстрелил-то красавчика? Тебе ж сказано было.

Грохнулся на пол и разлетелся на осколки один из глиняных человечков.

— Промахнулся, — бросил через плечо Тимаков и вышел из подвала вон.

Я запер шпионку в нише, Сагадеев оставил одного жандарма сторожем, а второго послал за одеялами и едой.

— Пусть приглядывают, — сказал он мне. — Мало ли.

— Не загипнотизирует?

— Без лент? Вряд ли, — Сагадеев пригладил мокрые усы. — Одно мне не дает покоя.

Мы вышли наружу.

— Господа, я в расположение, — сказал и откланялся чуткий к чужим разговорам Штальброк. — Служба.

— И что же? — спросил я Сагадеева, когда силуэт поручика, пригибаясь, растворился в пелене дождя.

Обер-полицмейстер подставил лицо каплям.

— Кажется мне, Бастель, что сдалась она нам нарочно.

Глава 18

Тимаков, сидя на балюстраде, пытался зажечь мокрую сигарету. Ничего у него, конечно, не получалось, но он шкрябал спичками о наждачный бок коробка с маниакальным упорством. Гражданское платье, все, до короткого раскроя было темным от влаги.

Я так и не решил еще, как к нему теперь относиться. Если бы слова про фонари были словами, вложенными Зоэль…