Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин

В аппарате КГБ не раз предпринимали попытки самостоятельно, в обход Министерства иностранных дел, играть в политику. Георгий Маркович Корниенко, который многие годы был первым заместителем министра иностранных дел, хорошо знал Андропова. Корниенко счита­ет, что одно важное положительное качество Юрия Владимировича ча­сто оборачивалось против него. Он доверял своим подчиненным. Но иногда, идя на поводу у своего аппарата, принимал ошибочные реше­ния.

Мне известны десятки случаев, — вспоминал Корниенко, когда его собственные подчиненные просто-таки нагло обманывали Юрия Вла­димировича».

Однажды посол в Соединенных Штатах Анатолий Федорович До­брынин прислал личную шифровку министру Громыко. Советник амери­канского президента по национальной безопасности Генри Киссинджер сказал Добрынину, что в Вашингтон из Москвы прилетает некий пред­ставитель советского руководства, которому поручено установить с ним, Киссинджером, особый канал.

Советский посол был весьма раздражен чьим-то вмешательством в его дела. Сама возможность появления новой фигуры подрывала его позиции в сложной дипломатической игре с американцами. Но вопрос министру Добрынин задавал не от себя, а от имени Киссинджера, ко­торый ехидно интересовался, зачем Москве еще один конфиденциальный канал связи. Такой канал, по предложению американского президента Ричарда Никсона, давно был установлен мгжду Киссинджером и Добры­ниным — для предварительного обсуждения самых важных вопросов и обмена срочной информацией.

Удивленный Громыко призвал Корниенко и показал ему теле­грамму Добрынина. В Вашингтон с тайной миссией собирались команди­ровать некоего Виктора Луи, севетского гражданина, которому позво­лялось то, что смертельно опасно для других. В узком кругу его называли «Луи».

«За столом у Виктора Луи все было иностранное, вспоминал прозаик Анатолий Гладилин, случайно попавший к нему в гости, — и посуда, и рюмки, и бутылки, и еда. Причем не из «Березки», а пря­миком из загнивающей Европы... Виктор Луи пригласил спуститься в библиотеку. Подвальная комната, очень ухоженная, оборудованная в книжный зал. Я шарил глазами по полкам и тихо ахал Весь «самиздат»! Весь «тамиздат»! Полное собрание всей антисоветской литературы. Этих книг хватило бы, чтобы намотать полный срок не одному или двум диссидентам, а целому пехотному батальону».

Он предпочитал жить на даче в Баковке, в старом генераль­ском поселке, куда приглашал интересовавших его (и, видимо, его работодателей) людей.

«Виктор Луи слыл могущественным и загадочным человеком с замашками сибарита, — писал о нем литературовед Давид Маркиш. — Знакомство с ним, от греха подальше, творческие интеллигенты не афишировали — но бывать у него на даче бывали, и охотно.

А Виктор Евгеньевич принимал хлебосольно, показывал карти­ны, коллекционную бронзу, скульптуры Эрнста Неизвестного в саду, шесть или семь роскошных автомобилей в гараже: «порше», «бентли», «вольво». С затаенной гордостью коллекционера демонстрировал маши­ны и ронял как бы невзначай:

— У меня их больше, чем у Брежнева.

И от такого признания озноб пробирал визитера».

Значительно лучше этого загадочного человека знал сын Хру­щева Сергей Никитович. Он пишет, что особое положение Луи объясня­лось его сотрудничеством с КГБ.

«Меня познакомили с Виталием Евгеньевичем Луи, — вспоминает Сергей Хрущев. — Многие почему-то звали его Виктором. Отсидев де­сять лет по обычному в сталинское время вздорному обвинению, Луи вышел из тюрьмы после XX съезда...

Виталий Евгеньевич устроился работать московским корреспон­дентом в одну английскую газету, что обеспечивало ему несравненную с обычными советскими гражданами свободу выездов и контактов. По­сле женитьбы на работавшей в Москве англичанке (ее звали Дженифер) его положение еще больше упрочилось.

Конечно за разрешение работать на англичан госбезопастность потребовала от Луи кое-какие услуги. После недолгих переговоров поладили, и вскоре Виталий Евгеньевич стал неофициальным связным между компетентными лицами у нас в стране и соответствующими кру­гами за рубежом. Он стал выполнять деликатные поручения на все бо­лее высоком уровне, начал общаться даже с руководителями госу­дарств...»

Виктор Луи, как выяснил Хрущев-младший, переправлял запрещен­ные в Советском Союзе рукописи. Он начал с книги участника войны и писателя Валерия Яковлевича Тарсиса. В 1962 году его произведения были изданы на Западе, после чего сам Тарсис был помещен в психиа­трическую больницу имени Кащенко.

История публикации за границей книги Тарсиса похожа ни обычную полицейскую провокацию. Толкнуть с помощью собственного агента-провокатора человека на поступок, считавшийся тогда проти­воправным, а потом его за это наказать...

Луи привлекали и к более важным акциям.

Бежав на Запад, дочь Сталина Светлана Аллилуева засела за кни­гу воспоминаний «Двадцать писем к другу».

Информацию о подготовке книги в советском руководстве воспри­няли крайне болезненно. Тем более что записки дочери Сталина долж­ны были появиться в октябре 1967 года - накануне празднования 50-летия социалистической революции. Чего испугались в Москве — по­нятно.

Александр Твардовский, слушая отрывки из книги по западному радио, записал в дневнике свои впечатления:

Содержание малое, детское, но в этом же и какой-то неверо­ятный, немыслимый ужас этого кремлевского детства и взаимоотноше­ний с отцом, по-видимому, привязанным к ней, но и заметно игравшим доброго отца для истории, игравшим в такие годы, когда у него руки были уже а крови до плеч».

Вот этого рассказа о крови на руках Сталина и хотели и из­бежать в политбюро, где к тому времени, отказываясь от хрущевского наследства, вновь с восхищением заговорили о вожде. Но помешать появлению воспоминаний Светланы Аллилуевой не удавалось. Пытались дипломатическими и недипломатическими путями хотя бы отсрочить их выход. Западные издатели, естественно, спешили поскорее выбросить книгу на рынок, предчувствуя широкий читательский интерес.

Выход, по словам Сергея Хрущева, нашел Луи:

«Он предложил на свой страх и риск, как частное лицо, сде­лать в книге купюры, изъять моменты, вызывающие наибольшее беспо­койство Кремля, и издать эту книгу на несколько месяцев раньше официального срока.

Условия он поставил следующие: нужна рукопись, купюры не должны искажать смысл книги и остаться незамеченными для читателя, доходы от издания, наравне с неизбежными неприятностями, отдаются на откуп исключительно Луи.

Условия приняли. Виталию Евгеньевичу предоставили копию ру­кописи, хранившуюся у Светланиных детей. Операция удалась: изда­тельство, согласное на пиратскую акцию, нашлось без труда. Книга вышла летом 1967 года и до какой-то степени сбила нараставший ажио­таж. Виталий Евгеньевич получил немалый гонорар и повестку в канадский суд. Авторитет Луи в глазах советской власти вырос...*

Луи рассказывал Сергею Хрущеву, что у него установились до­верительные отношения с самим Андроповым. Они встречались, но не в служебном кабинете председателя КГБ, а в неформальной обстановке.

Виктор Луи провернул и комбинацию с отправкой за границу мемуаров Никиты Сергеевича Хрущева.

«Луи, — пишет Сергей Хрущев, — предложил изъять из текста упоминания, способные вызвать слишком большое раздражение у Бреж­нева или других членов политбюро. Это в основном касалось крайне редких упоминаний о них самих и некоторых одиозных фактов — таких, как помощь супругов Розенберг в овладении американскими атомными секретами, кое-какие «секреты», касающиеся ракет...»

Сергею Хрущеву Луи сказал, что заручился согласием Андропо­ва — во время одной из встреч рассказал ему свой план. Председа­тель КГБ идею одобрил. Забавная деталь. Луи предложил Андропову прочитать записки Хрущева, уверенный в том, что тот заинтересует­ся. Но Андропов, учыбнувшись, отказался.

Юрий Владимирович разыгрывал свою комбинацию. Он, видимо, понял, что помешать выходу хрущевских воспоминаний на Западе не­возможно, поэтому принял предложение Луи повторить историю с кни­гой Светланы Аллилуевой. Но не хотел быть напрямую причастным к этой истории.

25 марта 1970 года Юрий Андропов отправил в политбюро за­писку:

«В последнее время Н.С. Хрущев активизировал работу Но под­готовке воспоминаний о том периоде своей жизни, нала он занимал ответственные партийные и государственные посты. В продиктованных воспоминаниях подробно излагаются сведения, составляющие исключи­тельно партийную и государственную тайну... Раскрывается практика обсуждения вопросов на закрытых заседаниях политбюро ЦК КПСС.

При таком положении крайне необходимо принять срочные меры оперативного порядка, которые позволяли пи контролировать работу Н.С. Хрущева над воспоминаниями и предупредить вполне вероятную утечку партийных н государственных секретов за границу. В связи с ним полагали бы целесообразным установить оперативный негласный контроль над Н.С. Хрущевым и его сыном Сергеем Хрущевым...