Страшные сказки для дочерей киммерийца - Светлана Тулина

— Это не могла быть она! Она так просто не умеет! И высоты боится…

Правильно.

Он и сам почти теми же словами только что подумал. Только короче.

«Она — не Лайне».

Это для Лайне спуститься с горного склона, на котором и скальный баран себе все рога пообломает — пустяк, лёгкая разминка перед утренней трапезой. Для Лайне, с её исцарапанными руками и вечно сбитыми в кровь коленками, Лайне, больше похожей на дворового мальчишку-сорванца, чем на королевскую дочь.

Но — не для нежной и избалованной Атенаис, с её безукоризненной кожей, тонкими ухоженными пальчиками и изящной хрупкостью весеннего первоцвета. Атенаис и на лошадь-то забирается лишь при помощи двух слуг и особой лесенки, к тому же она действительно боится высоты — ей даже на галерее третьего яруса как-то раз дурно сделалось. Да и лазать в длинном платье по верёвке? Бред!

А Атенаис с трёх зим отроду не носила ничего иного.

Платье, особенно из невесомого паучьего шелка — штука великолепная. Никто не спорит. Мечта любой аристократки. До сих пор жалко. Просто сердце кровью обливается при воспоминании, как легко распадался его роскошный многоюбочный подол на невесомые длинные ленты прозрачного лунного серебра. Такое платье один раз в жизни встречается…

Но лазать в нём по верёвке?!

Бред.

Да и не было бы у неё никакой верёвки, попытайся она оставить то великолепное и неповторимое платье себе. Выбор иногда очень прост.

Атенаис отряхнула штаны, потеребила пояс, прикидывая — а нельзя ли из этих мелких обрезков связать нечто путное, чтобы дальше спуститься? С сожалением поняла, что это навряд ли — все более ли менее пристойные куски она уже использовала, когда вязала верёвку. На пояс и подвязку походных кожаных штанов по фигуре, чтобы не особо мешались во время спуска, пошли совсем уж никуда не годящиеся обрезки чуть ли не в ладонь. Такие во что-то длинное связывать — себе дороже.

Эти походные штаны из тонкой кожи — штука тоже неплохая. Не пачкаются, не промокают, почти не стесняют движений. Лайне, пожалуй, кое в чём всё-таки права. Но её правота — правота выживания, правота Рубиновой Башни. В Тарантии эта её здешняя правота нелепа и смешна, там вся правота целиком и полностью была на стороне Атенаис. Глупо во дворце вести себя точно так же, как и в военном походе. Иначе каждому королю пришлось бы тащить к себе во дворцовую спальню своего жеребца в полном боевом облачении. И спать с ним в обнимку, не снимая при этом походных доспехов. Что наверняка привело бы королей к большим неприятностям. Потому что вряд ли нашлись бы королевы, которым такое поведение супругов доставило бы удовольствие.

Жаль, конечно, что от верёвки не оторвать ни куска — слишком уж высоко она заканчивается. Не дотянешься, даже подпрыгнув. А прыгать Атенаис умела высоко.

Интересно, откуда родилось это глупое заблуждение, что если ты выглядишь и ведёшь себя как истинная дочь короля — то ты обязательно должна быть слабой и беззащитной? Если не носишься ты целыми днями по окрестным полям и лесам, пугая дикое зверьё, не дерёшься на палках с окрестными парнями, не лазаешь по деревьям — значит, руки твои неспособны удержать ничего более смертоносного, чем жареная фазанья ножка?

Чисто мужское заблуждение. Ни одна служанка, хоть раз одевавшая Атенаис хотя бы на одну из многочисленных дворцовых церемоний, не сочла бы её слабой и изнеженной. Потому что церемониальное платье её в руках держала — и знала, сколько оно весит.

Эти шитые золотом и серебром и чуть ли не в несколько рядов усыпанные драгоценными камнями церемониальные платья весили зачастую больше самой дочери короля Аквилонии. А ведь в них нужно было не просто отстаивать скучнейшие приёмы, устраиваемые в честь визита соседей или по каким другим поводам — в них ещё и танцевать надо было!

А дамское седло?!

Тот, кто считает, что езда в нём — сплошное удовольствие и не требует никаких особых усилий, словно в колеснице на удобном сиденье восседаешь, наверняка сам ни разу не пробовал. Вот любопытно было бы на такую пробу взглянуть!

Дамское седло элегантно. Оно позволяет истинной женщине — а кто может быть более истинной женщиной, чем старшая дочь короля Аквилонии? — сохранить изящное достоинство и красоту. Но красота — очень жадная богиня. Она всегда жертв требует.

И крупных.

Дамское седло неудобно.

Верхом — куда проще. И требует куда меньше сил. Ни одна изнеженная слабачка не сумеет усидеть в дамском седле даже при самом спокойном аллюре. А ведь при этом ещё и требуется сохранять видимость элегантной расслабленности и непринуждённости, словно бы всё происходит само собой, и ты не прилагаешь к происходящему ни малейших усилий.

Даже Лайне, пожалуй, не смогла бы усидеть в дамском седле. Во всяком случае — усидеть достаточно долго.

Ладно.

Это всё так, праздные размышления на то время, пока окончательно не затихнут отзвуки боли под лопатками и не прекратят ползать мурашки по онемевшим было рукам. Нечего время зря терять. А то прогорят курильницы, налетит свежий ветерок — и кончится власть пыльцы омариска. Лучше убраться с балкона до того момента, как очнувшиеся жрицы вспомнят о пленнице и решат проверить её самочувствие.

Балкон длинный.

Не может быть, чтобы на нём не оказалось ничего, что можно было бы использовать для спуска.

— Ты что-нибудь видишь?

Конан не стал отвечать, только поморщился досадливо. Ничего он не видел. Даже странной светлой верёвки отсюда уже не было видно за полукруглым боком стены — Квентию некоторое время назад показалось, что он что-то услышал именно с этой стороны, вот они сюда и переместились. И не только они одни — оглядевшись, Конан с раздражением отметил, что к ним с Квентием, бросив свои костры, подтянулись уже с полдюжины драконов и соколов — их, перемазанных и продымлённых, теперь было не отличить друг от друга не только на первый взгляд. Если так пойдёт дальше, скоро здесь соберётся весь лагерь. Отличная мишень для вражеских лучников! Пока из Башни, правда, не прилетело ещё ни одной стрелы или арбалетного болта, но кто может поручиться, что так будет продолжаться и дальше?

— Сай! — привычно вычленил он из толпы главную фигуру. — Отправь своих. Пусть будят спящих и седлают коней. Возможно, уходить придётся очень быстро.

К его удивлению, благородный разбойник не кинулся мгновенно исполнять порученное, а лишь кивнул и довольно осклабился:

— Уже!

— Что — «Уже»?

— Уже разбудили и, думаю, уже седлают — я послал два десятка сразу, как только понял, что тут что-то происходит. И верёвку принёс! Длинную!