Повести - Анатолий Черноусов

— И все это по воле божьей, — с каким–то железобетонным упрямством заявил Зима, крутнув своей большой лобастой головой. — Вам только кажется, что вы сами все это сделали. Кажется! На самом деле через вас осуществляется промысел божий, желания божьи. Вы только исполнители его воли.

И снова Климов почувствовал, как глухое отчаяние овладевает им. Стало быть, все научные открытия — это тоже «промысел божий»? Ощущение было такое, будто бьется он, Климов, головой о холодную каменную стену и уже избился весь, исколотился, а стена стоит себе хоть бы хны. Бесчувственная, твердая, равнодушная…

XIX

Саня «промывал» Климову мозги, расхаживая по своему кабинету.

— Вот, старик, ты и добрался, докопался до главного в твоих баптистах!.. Вот теперь–то ты и уперся в самую что ни на есть слепую веру… Сейчас я тебе попробую разъяснить с точки зрения науки самое суть этой слепой веры. Ты должен ее понять, чтобы до конца понять твою Лину и всю ее семейку… Слушай меня внимательно. Сначала — вообще о вере. Религиозная вера — это ведь, старик, лишь одна из вер, веры бывают разные. И психологически все они объясняются вот чем. Самое главное условие появления любой веры — это дефицит информации, нехватка знания. Причем в той именно области, которая интересует человека. Эта нехватка знания, естественно, вызывает у человека отрицательные эмоции. А отсюда желание (часто подсознательное) освободиться от этих отрицательных эмоций. На этой–то, старик, почве и возникает вера в то, что хотя и не является истиной, зато освобождает от этих отрицательных переживаний. Усек?.. Вера, стало быть, есть признание истинным желаемого. Причем предмет веры воспринимается верующими как безусловная истина, а все то, что ему противоречит, — это, мол, заблуждение. Ну, пояснить это можно хотя бы на примере с «пришельцами». В свое время были обнаружены некие таинственные знаки, дороги, якобы взлетные площадки в Кордильерах, было найдено наскальное изображение человека в скафандре на юге Сахары, была загадка Тунгусской катастрофы. Все эти явления, предметы, сооружения вызывали неприятные переживания именно своей неразгаданностью, таинственностью. Но вот началась космическая эра, заговорили о возможности жизни на других планетах… И как избавление от неприятных переживаний возникает мысль об инопланетянах, о «пришельцах». Мол, это они оставили знаки, они построили взлетные площадки, это их корабль потерпел крушение над районом Подкаменной Тунгуски… Да так уверовали некоторые в этих «пришельцев», что любые попытки земного, так сказать, истолкования этих знаков, явлений и сооружений яростно оспаривают, встречают в штыки… А возьми парапсихологию, передачу мыслей на расстояние. Некоторые ведь до сих пор верят, что можно передавать мысли на расстояние, и приходят в ярость, когда им пытаются доказать, что это шарлатанство… Как подсознательное желание избавиться от неприятных переживаний возникает и вера в правителей, в вождей, то есть культ личности. Почему возникает культ личности? Да потому, что шевелить мозгами, разбираться в сложностях жизни, анализировать обстановку и принимать решения человеку всегда нелегко. Гораздо легче поверить, что вождь или там правитель все знает и за каждого решает. Вера в правителя — как избавление от трудностей, как облегчение мозга от тяжелой работы. Правитель думает за меня, что он скажет, то и верно, то я и стану делать. Тем более, что проверить истинность спускаемых сверху лозунгов и установок далеко не всегда возможно. И постепенно тот или иной правитель превращается как бы в божество. Аналогично обстоят дела и с верой в бога, в потусторонний мир. Ведь мысли о краткости земной жизни, мысли о старости, о смерти всегда неприятны человеку. Иного мысли о том, что когда–нибудь он умрет, приводят в ужас, лишают покоя. Но стоит человеку поверить в потусторонний мир, в вечную жизнь за гробом, как отрицательные эмоции тут же снимаются. А то, что предмет веры в данном случае абсолютно иллюзорен, не имеет для верующего никакого значения. Коль этот предмет веры вызывает чувство удовлетворения, значит, он есть на самом деле. Ощущение счастья, которое дается верой, служит для человека доказательством истинности самой веры. Вера, таким образом, дает некое психологическое равновесие, некий духовный комфорт, эмоциональную удовлетворенность. Сознание верующего — это сознание умиротворенного, не знающего сомнений, а потому самодовольного человека…

— Это ты здорово сказал, — заметил Климов. — Очень верно и метко. Сколько я ни бывал у Лины, сколько ни наблюдал их семью, всегда они такие, ну, устроенные, что ли. Всегда очень довольные собой…

— А как же, а как же, старик! — воскликнул Саня. — Ты вот представь на минуту, что тебе обеспечена вечная загробная жизнь. Представь! И сколько сомнений сразу же отпадет, сколько страхов! Как легко становится жить! Ничто тебя не гложет, ничто не беспокоит, все тебе нипочем: бури, войны, болезни. Ты уверен, что там ты будешь счастлив, и в этом состоянии счастья будешь жить вечно… Так что верующие, ты правильно сказал, «прекрасно устроились»… Вот это обещание вечного счастья за гробом — это, старик, сильнейший аргумент религии, соблазнительный, притягивающий аргумент… Можно еще и так сказать о вере в бога. В сознании верующего отождествляются субъективная и объективная стороны опыта. Чувственные образы наделяются качествами объективного существования. Ну, как у психов. Для больного сознания такое слияние объективного и субъективного в порядке вещей. Не случайно же психи могут утверждать с самым серьезным видом, что их посетил, скажем, Наполеон. Нафантазируют, а потом утверждают, что так оно и было в действительности… Вот и верующий. Нафантазирует, навоображает себе бога и утверждает, что бог есть на самом деле. Разница лишь в том, что у психов такое происходит постоянно, а к верующим приходит в состоянии молитвенного, так сказать, экстаза… Словом, религия, старик, — это, конечно, самообман, но, как сказал поэт — «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»… Религия, хотя и в иллюзорной форме, но дает людям то, что они страстно желают. Человек боится смерти и жаждет бессмертия — вот тебе «вечная жизнь» за гробом. Кто–то потерял близкого человека — религия обещает ему свидание с этим близким человеком на том свете. Вольному она дает надежду «на чудесное исцеление». Обиженного утешает тем, что бог–то, мол, установит справедливость, уж он–то обязательно покарает обидчика. Хотя и иллюзорное, но утешение… Вредность религии, старик, в том, что она учит пассивности, смирению… Верующий впадает как бы в сладкий сон, вместо того чтобы, засучив рукава, понимаешь, бороться с недостатками, делать реальную жизнь лучше, устранять то, что мешает людям жить нормально…

Климов внимательно слушал разговорившегося приятеля, мысленно примерял сказанное к семейству Лины, и все было верно — действительно, он теперь глубже понял и Лину, и папашу. Однако легче ему от этого не становилось. Наоборот, чем лучше он понимал серьезность религии, веры в бога, тем безнадежнее и тоскливее ему делалось. «Ведь как могло быть чудесно! Как могли мы любить друг друга! Как были бы счастливы!..»

А Саня между тем говорил о том, что религия смыкается с идеализмом, с Кантом и его «вещью в себе», с неотомизмом и неопозитивизмом и что если Климов хочет чувствовать себя во всеоружии в борьбе с папашей, то ему придется попотеть и над Кантом, и над всеми этими «измами»…

Климов в ответ устало кивал головой, мол, куда денешься, если надо, изучим еще «измы»… Кивал, а сам думал: «Да когда это кончится? И кончится ли когда–нибудь вообще?..» Он чувствовал, что дошел до какого–то предела. Голова его, привыкшая всю жизнь работать с конкретными понятиями и вещами, теперь была забита какими–то абстракциями, которые не пощупаешь, не рассчитаешь на логарифмической линейке, не набросаешь в виде линий на бумаге… Вместо того, чтобы изучать, скажем, порошковую металлургию, он изучает «послания» апостола Павла, вместо геометрии червячной фрезы — теологические труды Гельвеция и Дидро, вместо режимов резания — очередное «Житие Иисуса Христа»… И, наконец, вместо того, чтобы им с Линой пожениться, чтобы жить да радоваться жизни, они занимаются всей этой схоластикой!..

Климова теперь не покидало ощущение, что жизнь его круто повернула куда–то и несет, несет, а куда принесет, неизвестно. И не исключено, что вместо милой его сердцу обработки труднообрабатываемых металлов и сплавов, которой он мечтал всерьез заняться, ему до конца своих дней придется доказывать Лининому папе, что он заблуждается… И не исключено, что вместо того, чтобы жить вместе да радоваться, им с Линой предстоит всю жизнь перетягивать друг друга всяк на свою сторону…

Весь годами отлаженный режим его сломался. Климов не помнил уже, когда в последний раз делал зарядку, ходил на лыжах в любимый свой Заячий лог; в лаборатории–каморке давно хозяйничает пыль, а сконструированное им приспособление съедает ржавчина.