Никому тебя не отдам - Тайёта Сан

– Все, что угодно, – парень поднял голову, чтобы заглянуть в лицо девушки.

– Расскажи мне о себе, – на одном дыхании выдала Кредова, не веря, что все-таки осмелилась произнести эту просьбу. Она прекрасно понимала, что лучше было бы дождаться, пока он сам захочет об этом говорить, но эта неизвестность ее убивала. Ей просто надоели эти сюрпризы, которых за последние дни оказалось очень много. Мила всего лишь хотела знать, к чему ей морально еще готовиться в случае чего. Она не хотела никого торопить, но и сама уже с трудом держалась в нормальном состоянии. – Немного информации о себе. Я хочу знать, что ты из себя представляешь. Прости, но я, правда, устала от сюрпризов, преподносимых твоей жизнью.

Глеб задумчиво закусил губу, отведя взгляд в сторону. Парень явно обдумывал просьбу Милы. Он был похож на замешкавшегося преданного пса, которому хозяин приказал сделать что-то, что может повредить этому самому хозяину. Он знал, что есть риск, что все может повернуться плохой стороной, но ведь хозяина нельзя ослушаться…

– Хорошо,– наконец, выдохнул Маршал. – Я расскажу.

Глава 39

Мила с облегчением выдохнула и, выпутавшись из рук Глеба, залезла на кровать, устроившись посерединке среди мягких подушек.

– Предпочитаю слушать долгие рассказы в комфортных условиях, – с улыбкой произнесла она на слегка опешивший взгляд Маршала.

– Ну и что именно ты хочешь знать? – спросил он, сидя на краю постели вполоборота к девушке.

Мила повела плечом:

– Начиная с детства и заканчивая нынешним моментом. Можешь без подробностей, хотя не скрою, мне это интересно, но не буду настаивать. Просто расскажи, что считаешь важным.

Маршал кивнул и на несколько секунд задумался, после чего, наконец, заговорил:

– Детство… Детство – это, наверно, единственное время в моей жизни, когда я был обычным беззаботным ребенком, таким, как тысячи других детей. У меня были мама и папа, которые души во мне не чаяли, и которых я любил больше всего на свете. В то время жизнь вокруг казалась красочной и веселой, как в мультиках. Мы были обычной среднестатистической счастливой семьей. Отец работал в больнице, мама была ведущей на радио. Ну, а я ходил в школу и радовался жизни. Все казалось таким естественным, незыблемым. Только нельзя забывать, что люди, в общем-то, хрупкие создания. Опухоль в мозге, о которой никто ничего не знал, и «хоп!», человека нет. Мама умерла внезапно. Мы с отцом ничего не подозревали. Она просто нам ничего не сказала. Мне было одиннадцать, когда наша счастливая семья превратилась в воспоминания.

Глеб замолчал. Взгляд его стал пустым и направленным куда-то в пространство. Мила почувствовала себя неловко. Мысленно она уже приступила к самобичеванию за излишние любопытство и эгоизм.

– Мне очень жаль, извини, – прошептала она.

– Ничего, – парень дернул головой, отгоняя образы прошлого, мелькавшие в голове, и продолжил. Но, признаться, он не думал, что это будет сложновато. Он давно считал, что прошлое осталось простым опытом для будущего. Парень совсем не ожидал, что в сердце что-то зашевелится от собственных слов. – После смерти матери отца как подменили. Сейчас-то ясно, он просто не выдержал горя, потеряв самую любимую женщину в его жизни, но тогда я не понимал, почему он постоянно пьет. После похорон он ни на день не прекращал пить. За полгода он потерял работу. Коллеги пытались ему помочь, но он не хотел. Жизнь для него смысл потеряла, а меня он просто не замечал. Через год мы лишились дома и оказались в прогнившей комнатушке где-то на окраине города. Я уже тогда отца днями не видел. Приходилось красть, чтобы жить. Еду, одежду… Все, до чего руки могли дотянуться. Тогда мне было около тринадцати. Я был полностью предоставлен самому себе на опасных улицах, среди еще более опасных людей. Соответственно, ни о какой школе и речи не шло. С горем пополам закончил пятый класс, а потом все, улица стала моей школой. Однажды мне не посчастливилось попытаться обокрасть людей, которых трогать нельзя. Но на что только голод не толкает. Превращает в животное, которое любой ценой хочет выжить. Меня, конечно же, поймали тогда. Основательно поколотили, но не убили. Им нужны были такие, как я. Пронырливые мальчишки, знающие город, как свои пять пальцев. Их вербуют как курьеров.

– Курьеров? – не поняла Мила.

– Наркота, – подняв взгляд на девушку, с усмешкой ответил Маршал. – Я стал наркокурьером.

Мила пораженно молчала, внимательно слушая дальше. Она буквально впитывала каждое произнесенное им слово. Впитывала, не осознавая, что в груди они откладываются каким-то тяжелым комом, растущим с каждым новым предложением. Должно быть, все, что рассказывал Глеб, было слишком шокирующим, чтобы что-то ясно осознавать в эти минуты.

Маршал тем временем продолжал.

– Занимался этим до пятнадцати лет. Можно сказать, что именно это время сделало меня таким, какой я есть.

– В смысле?

– Я научился выживать. Не многие этим могут похвастаться из тех мальчишек, что начинали вместе со мной. Дети – слабые создания, ими намного проще управлять, чем взрослыми. А если ребенок начинает капризничать, его убирают. Детей много и заполучить на его место кого-то другого просто. Я очень не хотел быть убранным. Упрямо хотелось жить, хотя я не понимал зачем. У меня не было никаких планов, я не знал, что будет в будущем, да и наслаждение от каждого прожитого дня было весьма сомнительным. По сути, для меня не было бы никакой разницы, живой я или нет. Если бы умер, все стало бы гораздо проще, но нет. Я не мог так просто сдаться. Я воевал с жизнью, доказывал ей, что я сильнее, чем все, что она может для меня уготовить. Знаешь, а это детское упрямство помогло. Я стал умнее. Именно поэтому в пятнадцать лет решил, что пора уносить ноги. Если продолжу, не выживу. Но ума мне хватило только на то, чтобы понять, что нужно уходить. Про то, что брать чужие деньги нельзя, тем более деньги своих работодателей, ум промолчал, – Глеб коротко хохотнул. – И опять меня словили! Вернули обратно, но в живых оставлять не собирались. Использовали как мальчика для битья. Забава такая, где большие дядьки забивают до смерти какого-нибудь пацаненка. Мучают, насилуют, делают все, что в голову придет. А эти люди очень извращенны. Даже фору инквизиции какой-нибудь дать могли бы. Правда, в правилах есть такой пунктик, который разрешает жертве сопротивляться. Их ошибкой было то, что они меня развязали. Я слишком сильно хотел жить, чтобы ждать, пока