Верное слово - Дарья Зарубина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А потом вам показалось, что вы в огне, в лаве, перед глазами красная пелена. И в позвоночник словно кто шурупы стальные вкручивает. Потом дышать тяжело и больно становится, так лёгкие жжёт. И плечи… хруст и боль, так?
Волков даже не кивнул, только стоял у окна, с плохо скрываемым испугом вглядываясь в лицо Нелли.
– Плохая вы разведчица, – наконец попытался пошутить он, но голос выдал с головой. В нём отчётливо прозвучал страх. – Верно, и шурупы были, и дышать невмочь. А вот плечи… Это, верно, вам кто-то другой рассказывал. Кто? Скажите, Нелли, если кто-то от этого уже излечился, я должен знать. Не могу я фрица в голове носить. Я же советский человек. Что, если он надо мною верх возьмёт, во сне или в беспамятстве? Это сейчас я калека, выжат так, что только профессорам на стол гожусь, а когда силы вернутся… Я ведь боевой маг. А с фрицем внутри я же…
Волков, испугавшись собственных слов, замер на мгновение, а потом бухнулся на колени, застонал, задев перебинтованной ладонью колено Нелли. Она дёрнулась, звякнули в ящике стола чемоданчики со шприцами.
– Спасите меня, Нелли Геворговна! Руку спасли, так спасите и разум. Ведь я с ума вот-вот сойду. Не могу я врачам открыться. Комиссуют сразу. А потом… знаю я, что будет, если им немец, что в моей голове засел, понадобится. Откуда вы про всё знаете, Нелли? Ведь, может, у вас в руках спасение мое.
– Как зовут вашего фрица? – спросила Нелли тихо.
– Ульрих… Ульрих Кноссе, – ответил Волков, озираясь. Думал, как подняться с колен, не повредив раненые руки. – Мальчишка совсем. Одна… – Роман Родионович едва не сплюнул. – …Хильда в голове.
– Я попробую сделать всё возможное, товарищ Волков, – произнесла Нелли холодно. Только бы не заметил Волков, как страшно ей стало от его слов. – Как вы сами сказали, шпион из меня никудышный. Я встречалась с подобной формулой и, возможно… только возможно, смогу связаться с магом, который рассчитал вербализацию для подавления трансформации.
Заметив удивлённый взгляд Волкова, Нелли поняла, что придётся сказать больше.
– Если я права, то там, за щитами, демоны-трансформанты…
– Секретное оружие, которое удалось подавить отряду капитана Герасимова? Я думал, это большей частью слухи… Не могли немцы создать такую формулу…
Нелли посмотрела на бледное лицо своего пациента – впалые щёки, сухие губы, – перевела взгляд на перебинтованные до локтей руки. Зачем было спасать пальцы, если сейчас, расскажи она правду, подпишет Роману Родионовичу смертный приговор? Но смолчать было хуже. Не сторонний человек теперь Волков – один из них, чью жизнь перечеркнула формула. Почти «серафим». Войдёт снова в силу – и рванёт его засевший в теле призрак мёртвого немецкого мальчишки в небо, заставит выпустить чёрные крылья и ринуться в бой, который давно отгремел, за Хильду, которой, может, уж и в живых нет. А Машина формула, найденное ею верное слово, может Волкову жизнь спасти… Да и не бросают «ночные ангелы» своих.
Хотелось обнадёжить, прогнать отчаяние из тёмных глаз военного мага – не к лицу офицеру такой взгляд. «А если солгал? Если подослали его ко мне – выведать про девчат, которые заперты за щитами? – шептал опасливо внутренний голос. – Пока магии в нём остались крохи после ранения, и не почувствуешь демона, вот он и пользуется».
– Вы не торопитесь с выводами, Роман Родионович, – сказала она тихо, заставила сесть рядом, размотала бинты с левой руки. – Давайте я сейчас сделаю массаж, а вы успокоитесь. Я… попробую узнать, что можно сделать. А чтобы вы не переживали, я могу… энергию вашу забрать…
Нелли сама ужаснулась собственным словам. «Высушить» военного мага – подсудное дело. И тут никакие оправдания, что он сам на это согласился, не помогут, если всё вскроется.
«С другой стороны, – прошептал внутренний голос, – разрешившего «слить» силу офицера могут расстрелять, как предателя. Если согласится Волков, значит, того, что забралось к нему в голову под Стеблевом, он боится больше, чем расстрела».
– Согласен, – глухо согласился пациент. Руки Нелли замерли: ладонь Волкова казалась раскалённой. Он сам изо всех сил старался отдать свою магию – осталось только принять этот дар, позволить чужой силе проникнуть в тело, рассредоточиться и отыскать себе место.
– Сколько у вас по Риману? Шестнадцать? – шёпотом спросила Нелли, чувствуя, как поднимается по телу озноб. Даже сильно ослабленный, Волков тянул на восемь. А это означало, что следующие минуту или две у Нелли будет возможность использовать силу двух магов, двадцать три единицы…
– Семнадцать…
«Двадцать четыре, – подсказал внутренний голос. – Но в охраняемом сильными боевыми магами госпитале, напичканном магодатчиками… А такой мощи хватит, чтобы заглянуть за щиты. Если не сгорят кости от превышения порога…».
Сила текла и текла в руки. Нелли начало трясти как в лихорадке.
– Сколько у вас? – испуганно спросил капитан.
– Тринадцать, – солгала Ишимова, понимая, что второго шанса не будет.
– Всё равно, хватит с вас. – Роман Родионович отнял руки и тотчас прижал к себе женщину, которая начала заваливаться на бок и едва не соскользнула с кушетки.
– Проклятье! – Нелли колотил озноб. Капитан, лишившись большей части силы, не мог даже пощупать поисковым, в сознании ли медсестра, а медицинской магией он не владел вовсе. Если бы Нелли могла видеть его в тот момент, пожалела бы – Волков ругался, все сильнее сжимая в объятиях бьющуюся женщину, прижался губами к горячему виску.
Но Нелли не видела. Сознание, отделённое от корежимого магией тела, неслось в сторону закрытого щитами холма.
Ей казалось, что вместе с магией, что позволил ей забрать из своей крови капитан Волков, она выпила из его рук и часть той, чужой памяти. Не врага – совсем ещё мальчишки, влюблённого, испуганного, талантливого мальчишки из пригорода Дессау. Перед глазами всплыло круглое курносое личико, серый берет, тоненькая, как у цыплёнка, шейка – Хильда. А потом заснеженное поле. Какие-то тёмные хутора, над которыми Нелли летела вслед за чужой памятью. Орудия, плюющие в брюхо демону огнём. А потом снег повалил стеной, всё тело будто взвыло болью, и в этом снежном аду стало всё равно, кто враг, а кто друг. Ульрих только цеплялся мыслью, словно бы всей душой, тем, что осталось от неё – за зов старшего, Юргена Вольфа, да за блекнущее с каждой секундой в памяти личико Хильды. Ульриху было страшно, и Нелли, ухнувшую в его последние воспоминания, пронзил этот страх, подчиняя чужой воле. Она почувствовала, как уснувшая формула ворочается в ней, заставляя суставы выворачиваться, кожу – растягиваться и лопаться, выпуская наружу чёрное оперение «ночного ангела». «Конец! Это конец!» – промелькнуло в её – или его – сознании. Два демона прошлого в одном теле молились о пощаде любой силе, способной их помиловать. Но помощь пришла неожиданно. Сквозь горячий снежный туман издалека пробился знакомый голос: «Нелли, вы слышите меня, Нелли? Не поддавайтесь ему! Нельзя сдаваться!».
– Больно… Ему… Мне… Больно… Страшно… – прошептала опалёнными губами в метельную тьму «грузинская княжна».
И сквозь морок чужой памяти почувствовала на своих плечах крепкие руки, в касании которых была опора, забота, желание защитить, даже что-то, что много лет назад Нелли назвала бы нежностью.
Вспышка и удар настигли её внезапно. Прямой Ясенев! По зиме! И чёткий отпечаток знакомого заклятья против брони. Учитель…
– Всё-всё-всё! – прошептал капитан, отнимая руку от её губ, хотя перехваченное страхом горло едва ли способно было издать хоть какой-то звук. – Вот так бывает, Нелли Геворговна, когда хотите и секрет сохранить, и помочь, а выходит всем худо. Ведь едва не вышло. Страная вы женщина, Нелли, и удивительная…
Ишимова, сотрясаясь всем телом, отстранилась от пациента, не смея поднять глаза от стыда и отчаяния.
– Как у вас получилось меня спасти? Ведь я забрала всю силу.
– Не я – вы сами себя спасли. Как почувствовали, что трансформация начинается – набросили сеть, только вербализация у вас никак не получалась. Вот я и произнёс. А потом просто звал вас, чтобы вернулись. Удивительная женщина.
И дальше капитан сделал то, чего Нелли не ожидала, никак не ждала, иначе успела бы отодвинуться, отбежать, хотя бы отвернуться.
Волков обнял её, выдохнув со сдавленным стоном, и прижался губами к губам.
«У вас же руки больные», – хотела сказать Нелли. Но не сказала ничего. Только подумала: «Господи, как спокойно».
* * *В председателевом доме тотчас захлопотали вокруг сникшей Лены, оттеснив к двери мрачного техника Ряполова. Хватились Нины, и Солунь впервые в жизни не нашлась, что ответить. Как могла она словами передать, отчего уехала Нина и отчего отъезд этот так ранил её саму? Словно бы это последнее, мизерное, простенькое предательство стало той каплей, что разбила надежду на то, что когда-нибудь жизнь будет добра к «серафимам».