Нечто по Хичкоку - Д. Бростер

Словом, не было клочка моей фермы, куда они не совали свой нос. Перед воротами сарая уже была груда инвентаря, выкинутого на улицу. Что делалось внутри, я не видел, но понимал, что и там кипит работа.

Самым радостным зрелищем для меня оказалось представление, происходящее на птицеферме. Оттуда выгнали всех птиц, чтобы изучить бетонный пол. Это было не так просто: пришлось убрать трехвершковый слой навоза. Когда я подходил к птичьему двору, то с удовольствием посмотрел на аккуратные темные кучки, выстроенные рядком перед воротами.

Вдоль стены, с наружной ее стороны, несколько полицейских старательно открывали фундамент.

Все полицейские, занятые розыском, трудились в поте лица своего, и их и без того трудная работа дополнительно осложнялась тем, что толпы кур стремились с чисто птичьим безмозглым упорством вернуться в свой курятник. Им надо было нестись, и они настойчиво усаживались то на узкий край фундамента, то на его более широкие выступы, а именно в этих местах полицейским хотелось порыться как следует. Беднягам летели в лицо куриный пух и пыль. Надо сказать, что леггорны — это такая порода кур, с которыми надо уметь обращаться, с ними надо или болтать без умолку, или же не произносить ни единого слова. Один из полицейских неосторожно окликнул своего товарища — эффект был поразительный: тысяча кур единым взмахом крыльев взмыли в воздух в облаках перьев. Полицейские скрылись за густой завесой земли, навоза, соломы и куриного пуха.

К сожалению, мне пришлось прервать наблюдения за деятельностью полицейских — Терон решил отправиться со мной в комиссариат. Там он передал меня констеблю Хендэлу. Я вежливо поздоровался с ним, на что он ответил довольно холодно.

Инспектор Терон начал мне задавать различные вопросы в довольно бесцеремонном тоне. Я слегка занервничал и много курил. Когда я хотел взять четвертую сигарету, с фермы прибежал один из полицейских.

— Инспектор! Мы нашли тело!

Я так и подскочил на месте.

— Где вы его нашли?

Не знаю, какой оттенок чувств мне удалось вложить в мой выкрик, может быть, мне не удалось проделать это с хорошим вкусом. По крайней мере, о том, что моя совесть чиста, из этого возгласа заключить было можно. Чтобы проверить впечатление, я повернулся к Терону, он смотрел на меня очень внимательно, и я обнаружил в его взгляде тень сомнения.

Выдал я себя этим возгласом или отвел от себя подозрение, трудно сказать. В любом случае, я не собирался признаваться в содеянном, какие бы они трюки ни применили. Однако было бы неприятно, если я заронил подозрение в душу Терона, он тогда немедленно признает меня убийцей. Вот как раз этого я хотел бы избежать, потому что мне нравилось приходить в деревенский кабачок и отдыхать там за стаканчиком вина, и я хотел продолжать такой образ жизни впредь.

Таким образом, мы с инспектором Тероном посмотрели друг на друга, и тогда он спросил у полицейского, где они нашли тело? Полицейский уже без особого интереса и довольно туманно описал ему какое-то там место на лужайке. И они опять посмотрели на меня, и я очень хорошо понял, что комедия продолжается. Им очень хотелось, чтобы я как-нибудь высказался по этому поводу. Тогда я им сказал:

— Это очень любопытно. Я никогда бы не подумал, что в этом месте можно зарыть труп. Я говорю труп, потому что предполагаю, что вы нашли тело мертвое и, очевидно, убитое. Я прав?

Я-то прекрасно знал, что никогда в жизни им не отыскать не только тело Сюзанны, но даже и малейшего следа, связанного с этим убийством.

Они, конечно, такие умники, они знали, что убитого можно сжечь, они проверили золу в печи и наскребли сажи из дымохода, ничего человеческого там подмешано не было.

Они продемонстрировали свои обширные познания, разобрав все сливные трубы, чтобы в сточных водах обнаружить растворенное в кислоте человеческое тело. Полиция в Иоганнесбурге была не глупее, чем в цивилизованном мире, но результат оказался нулевой.

В конце концов полицейские сдались, что их, конечно, весьма смущало. Они были совершенно убеждены, что Сюзанна убита, но никаких доказательств предъявить не могли. И постепенно облако подозрений, висевшее над моей головой, рассеялось, потому что никаких причин для того, чтобы я убил Сюзанну, невозможно было придумать.

На Рождество я послал инспектору Терону парочку отборных петушков, чтобы он знал, что я никакого зла на него не держу.

Последующие месяцы прошли мирно и даже, можно сказать, идиллически. Правда, небольшая тучка пролетела по моему спокойному, радостному небу — инспектора Терона перевели в Родезию. Мы ему устроили теплые проводы. Билл Виггинс дал для этого прощания вино; а я — птицу. Бедняга Джонни! У него немножко смазалось прощальное представление ковбойской стрельбы, которым он развлекал нас в последний раз. Сильный ветер, залетавший в тот день во двор кабачка, мешал ему держать равновесие тела в различных сложных и неустойчивых позах, необходимых актеру этого спектакля. Один из порывов ветра мог даже свалить его с ног, но Джонни ухватился за бельевые веревки, протянутые через двор, и удержался на ногах.

Бесстрастное время быстро отодвинуло все эти события и привело к новым заботам. Я очень серьезно занялся постройкой нового инкубатора усовершенствованной конструкции. Это дело меня очень увлекло, и заботы о домашнем хозяйстве стали мне казаться досадной обузой. Я долго обдумывал, как выйти из положения, и решил все-таки нанять для поддержания порядка в доме экономку. Такая вскоре подыскалась. Это была крупная белокурая девица, приятная полнота которой еще носила отпечаток девчоночьей пухлости. О, эта девка оказалась работящей! Немного только меня настораживает ее постоянная дружелюбная улыбка, не перешло бы это дружелюбие в несколько иную плоскость любовной привязанности. Но если отставить в сторону сомнения, которые постоянно отравляют нам жизнь, то следует признать, что благодаря трудолюбию моей экономки я сижу вот сейчас вечерком за своим столом и с удовольствием пишу свои мемуары человекоубийцы.

Не могу удержаться от довольной улыбки, расползающейся по моему лицу, когда думаю, что мои воспоминания могут быть приняты каким-нибудь издателем и выйти в свет. Особенно приятно представлять себе, как их будет читать инспектор полиции Джон Терон. Скажем, вот он узнает из чтения, что те аппетитные цыплята, которые так ему нравились, были откормлены не без примеси плоти убиенной Сюзанны Бретвейт. Хе-хе, как ему это выворотит все внутренности. И тут его реакцию можно считать совершенно неадекватной, потому что я никогда не пошел бы на вульгарное откармливание птицы умерщвленной плотью в необработанном виде. У меня все было сделано на научной основе: мясо и кости после дробления, размола, сушки и других технологических операций были превращены в питательную муку, а кровь была обработана по другой методике. Откормочная смесь приготавливалась затем по энергетически сбалансированным рецептам и только после этого поступала к столу цыплят.

Все мои научные сведения я почерпнул из вполне благопристойного ежемесячного журнала «Спутник фермера».

Припоминаю, как тщательно я проделал всю эту кропотливую работу по дроблению и размельчению Сюзанны Бретвейт. Особенно пришлось повозиться с дроблением зубов, они при допущении оплошности могли оказаться уликой для следствия. А ее искусственно завитые кудри просто сжег на голове. Я не пожалел своих сил и времени пропустить в дальнейшем через эти же дробилки и мукомолки огромную массу безобидных костей животных, кукурузных зерен и люцерны для того, чтобы полностью уничтожить следы предшествующего помола.

Я не могу утверждать, что цыплята из партии, откормленной с добавкой в комбикорм, превращенной в муку Сюзанны Бретвейт, особенно отличались от моей обычной продукции, об этом хорошо бы спросить у Терона и других потребителей. Впрочем, не желая хвастаться, я все же могу сказать, что моя репутация птицевода очень высока, и ко мне для обмена опытом по откорму и составлению рациональных смесей постоянно приезжают фермеры из разных мест.

Вот такие дела! Все эти пикантные подробности дойдут в один прекрасный день до слуха изящного инспектора иоганнесбургской полиции Бена Либенберга, и он, возможно, захочет поднять давнюю историю, связанную с безуспешными поисками трупа пропавшей женщины на некоей ферме… Да только, что он сможет доказать? Невозможно выполнить лабораторный анализ мяса цыплят, угощавшихся рациональной смесью с добавкой Сюзанны Бретвейт, потому что они и сами были с аппетитом съедены инспектором Тероном и его друзьями, благодарными зрителями театра одного ковбоя.

Кроме того, я не такой уж простачок: я ставил условие при продаже возвращать мне кости цыплят. Публика у нас покладистая, и кости мне возвращались, тем более, что я дал удовлетворительное объяснение: я испытываю постоянную потребность в сырье для костной муки. Кстати, вот вам хорошая иллюстрация к закону великого химика Лавуазье: «Ничто не пропадает, ничто не создается вновь».