Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер

в год: этого ему едва хватало на неделю. «Люблю я горячительное – любого вида и любой марки!» – заявил он, откупорил бутылку и опрокинул её в себя. Ни разу не предложил он бутылку присутствующим, кроме женщины, которую звал «Толстуха» и нетвёрдо покачивал у себя на колене, обняв мясистой рукой.

Надо было срочно выпытывать у Кливленда важные сведения, пока он не напился до бесчувствия. Фройхен и Расмуссен торопливо попросили его рассказать о регионе и его населении. Но Кливленд, отъявленный волокита, тут же перевёл тему на секс, заявив, что переспал с 80 % местных женщин и не подхватил никакой болезни. Задав ему несколько конкретных вопросов, путешественники обнаружили в Кливленде кладезь знаний.

Кливленд повторил то, что уже рассказывали о местных племенах Нетсилингмиут, и от себя посоветовал, как найти к ним подход. Потом он упомянул других белых, которых видели в округе, в том числе капитана Жана Берти, франкоканадца, который жил неподалёку от залива Вейджер и тоже служил в Компании Гудзонова залива. Рассудив, что было бы неплохо познакомиться и с Берти, Расмуссен попросил Фройхена разыскать его. Выполнив это задание, Фройхен встретится с товарищами в Ревущей Хижине.

Прежде чем закончился ужин – вернее, прежде чем окончательно опьянел Кливленд, – путешественники узнали у него достаточно, чтобы спланировать следующие два года исследований. Потом, когда трезвость покинула Кливленда, серьёзные разговоры закончились и началось веселье. Кливленд задал тон, притащив старый граммофон и пригласив датчан осмотреть его коллекцию пластинок. В основном у него был американский фолк и кантри, которое когда-то привезли в эти окрестности китобои: ещё до того, как индустриализация сделала их промысел никому не нужным, и они перестали здесь появляться. Когда проигрыватель с треском пришёл в движение и звуки музыки наполнили комнату, пришли местные на старый добрый хоудаун. Многие женщины были одеты в бальные платья по западной моде: их шили из ткани, которой торговал Кливленд. Танцы продолжились далеко за полночь.

Кливленд был человек грубоватый, но Фройхен и Расмуссен невольно симпатизировали ему. Его имя часто встречается в записях датчан на протяжении нескольких лет, они отзываются о нём с раздражением и одновременно с неподдельной теплотой. Той ночью, прежде чем откланяться, они сообщили хозяину, что часто его будут навещать: передать почту и пообщаться. К тому же Расмуссен пообещал к Рождеству прислать ему ещё одну бутылку.

Фройхен недолго искал капитана Жана Берти: он тоже слыл в этих местах крупным торговцем пушниной. Подобно Кливленду, он был человек эксцентричный: носил повязку на один глаз, а лицо у него было обветренное, как старое седло, до того измятое, что обрело собственную причудливую красоту (глаза он лишился на фронтах Первой мировой войны). В приполярную Канаду Берти прибыл, работая на братьев Ревийон, французскую пушную компанию, но Компания Гудзонова залива быстро приметила, как бегло он говорит на нескольких местных диалектах, и сама предложила ему работу – распространять влияние компании дальше на север. У неё были на то веские причины: всё больше независимых торговцев приходили с юга, и монополия стала пошатываться. Компания Гудзонова залива не желала связываться с новыми игроками на пушном рынке и стремилась уйти ещё дальше на север. Берти был одним из первопроходцев в этом предприятии, он отвечал за территорию, на юге граничащую с регионом, заинтересовавшим Тулевскую экспедицию.

Фройхен сразу поладил с Берти. Ему немедленно представили местных из племени Нетсилик, которым было очень любопытно послушать о Гренландии, далёкой стране, о которой они знали только по слухам. Они засыпали Фройхена вопросами: «Все ли в Гренландии носят усы, как ты?» – «Нет». – «А гренландцы каннибалы?» – «Нет». – «А детей они делают так же, как мы?» – «Да».

Вечером Берти устроил танцы, чтобы Фройхен смог познакомиться с большим количеством местных. Когда гости стали прибывать, Фройхен заметил, что некоторые женщины носят большие татуировки, как у Нетсилингмиут, и, как женщины на танцах у Кливленда, наряжены в хлопковые платья, «которые вышли из моды век назад». На танцах играли «старомодный гудзонский сквер-данс», который, видимо, также остался в этом краю от китобоев. На противоположном краю континента уже гремел джаз, но здесь его даже не слышали. Нетсилик весело кружились под музыку, доводя себя до пота, а Берти сидел на перевёрнутом бочонке, хлопал в ладоши и объявлял туры. Слова его даже тогда уже звучали старомодно, словно эхо прошлого.

– А теперь – все на запад! – кричал он, и танцоры, выстроившись в одну линию, устремлялись в один угол комнаты.

– А теперь – домой на восток! – и все возвращались обратно.

– Девица в пироге – и трое вокруг!

– А теперь по четверо – и скорей, скорей!

– Петушок улетает – девица прилетает!

– А теперь все вместе – и топаем, как черти!

Танцевали без конца, пока все уже не задыхались и не обливались потом. Во время перерывов, переводя дыхание, местные шутили так грязно, как Фройхен никогда и не слыхивал: такой юмор ниже пояса он даже не пожелал описывать. «Шутили они определённо ярко, – замечает он. – Даже в Америке ни у кого так язык не повернётся!» После каждой штуки следовал взрыв смеха.

Проведя с Берти несколько дней, Фройхен возвратился в Ревущую Хижину. После, в следующем, 1922 году, он выяснил, что Берти надул Компанию Гудзонова залива: он только притворился, что работает на них, а на самом деле сохранил верность братьям Ревийон и передавал им информацию об экспансии конкурента. Братья Ревийон наградили своего шпиона, прибавив жалование и повысив его. Фройхен получил урок не только в политике и бизнесе, но и в имперских аппетитах. «В Арктике свой торговый кодекс чести!» – писал он. Участникам пятой Тулевской экспедиции нужно был поторапливаться в задаче описать культуру инуитов, пока чужаки не изменили её до неузнаваемости.

Первая зима выдалась ужасно холодной. «Если схватиться за ружьё голыми руками, ледяная сталь сдирает с них кожу», – писал Расмуссен. Датский остров был южнее Туле, но условия на нём казались такими же суровыми. Пришлось путешественникам провести самые холодные месяцы, тесно набившись в Ревущую Хижину.

Весной исследователи пошли каждый своей дорогой, преследуя разные цели. Расмуссен с командой отправился на юг, а Фройхен со своими людьми – на север, чтобы картографировать территорию вблизи залива Адмиралти и Баффиновой Земли. В итоге они открыли несколько неизвестных географических объектов, у которых ещё не было названий – во всяком случае, европейских. Честь выпала Фройхену, и он назвал: остров Кронпринца Фредерика, залив Нейбе и остров Принца Кнуда – в честь Расмуссена. (Титул «Принц» был призван уколоть самолюбие Расмуссена, остров же в дальнейшем переименовали