Противостояние - Сергей Ченнык

Но 17 сентября снаряды сработали хорошо: «…одна из продолговатых бомб попала в ров позади батареи и разорвалась в нем; другая, ударившись в край дула орудия и скользнув по нему, попала трубкой в верхнюю оковку левой станины лафета и также разорвалась на мелкие осколки. Осколками этими, из числа орудийной прислуги, стоявшей на своих местах, согласно строевого устава, убит канонир 3-й роты Петр Клюрфельд и ранен опасно в голову канонир Шайкин, умерший потом в госпитале. Это были первые жертвы севастопольского боя».{817}

При очевидных плюсах (большая дальность стрельбы, высокая точность и проч.), пушки Ланкастера (в том числе, по мнению тщательно изучившего их устройство и применение в Крыму майора Делафилда из США) имели множество недостатков и к концу Крымской кампании почти все вышли из строя.{818}

Герен весьма низко оценивает роль Ланкастерских орудий. Он даже считает, что они нанесли больше вреда, учитывая, что доставка одного орудия на позицию стоила жизни десятка лошадей, чем пользы.{819}

С 2 октября началась подготовка к бомбардировке. По воспоминаниям мичмана Вуда работа стала более напряженной. Теперь подъем был в 4.30 утра и почти без отдыха личный состав трудился до 19.30. Назначенные в ночные смены отдыхали с 2 до 20 часов, после чего работали до рассвета.

Погода больше не баловала теплом. Ночи становились все холоднее, утро было характерно обильной влагой, а солнце грело лица союзных солдат лишь несколько часов в середине дня. Правда моряки избегали массовой заболеваемости, вероятно благодаря большим дозам хинина и большому количеству винограда, обильно произраставшего у Кадыкоя.{820}

Маленькие радости у морских артиллеристов англичан выпадали изредка во время ночных дежурств. После первых же вылазок русских жизнь осаждавших стала проходить под постоянной угрозой. Чаще всего пехотинцы, работавшие в траншеях, едва получив сигнал о нападении, стремились поскорее убраться с места работ, унося оружие и драгоценный шанцевый инструмент, понимая, что долго русские в захваченных окопах не задержатся и уйдут, прихватив все, что им достанется, поломав все, что не смогут унести.

Хитрые моряки, улучив момент, когда пехота получила ложный сигнал о нападении (как бы они его не сами «организовали»), традиционно удалилась, пробрались в траншеи и полакомившись только что приготовленным и доставленным ужином, уничтожила все найденные запасы рома. Вернувшиеся солдаты, надеясь после всей этой бестолковой ночной беготни выпить и закусить, с удивлением обнаружила в траншеях множество тел. Правда, принадлежали они не русским, а мертвецки пьяным чинам Морской бригады.{821}

Опасаясь повторных ночных атак русских, англичане вынуждены увеличить количество людей выделяемых на ночные работы в траншеи. Кроме работающих шанцевым инструментом, приходится выделять несколько рот в передовое прикрытие. На ночь в траншеи стали размещать стрелков из одного из батальонов Стрелковой бригады.

Подполковник Лайсонс, посетив позиции одной из рот, назначенных от 23-го Королевского Уэльского фузилерного полка с удивлением обнаружил, что русские в городе не подавлены, ведут себя оживленно. Это притом, что еще несколько дней назад он, считая их деморализованными после Альмы, утверждал, что один гвардейский сержант стоит целой русской дивизии, а Севастополь не продержится и двух недель.{822} Ничего, через несколько дней, у него будет возможность убедиться в обратном, да и под Севастополем ему придется задержаться надолго.

Хотя британцы и работали не торопясь, природная склонность к организации давала свои плоды — их позиции с каждым днем становились угрожающе сильными.{823} Русские «…явственно различали землю, выбрасываемую из окопов на брустверы, и многие были просто изумлены количеством земли, выбрасываемой лопатами, и говорили, что противники копают траншеи какими-то машинами».{824}

В отличие от французов, за все эти дни англичане не производят ни одного выстрела из орудий. Это делается специально — противник не должен знать: где и сколько орудий против него установлено, и где устраивать контрбатареи.{825}

К 16 октября батареи были не только возведены, но и обеспечены боезапасом из расчета 500 выстрелов на орудие.

БЫТ, СНАБЖЕНИЕ, КЛИМАТ

После того, как союзные войска, заняв позиции между Балаклавой и Севастополем, основательно расположились на удобной местности, они немедленно начали обустраивать свои биваки. В первое время отступили болезни, благодаря использованию продуваемых возвышенностей. Не было особой нужды в медицинских принадлежностях, хотя это в основном касалось французов, снабженных госпитальными местами на 17500 пациентов.

Войска располагались в шалашах и палатках. Первые врывались в землю на глубину более аршина и имели ширину до 11/2, длину до 3, высоту до 1 сажени. Стены выше земли плелись в виде плетня и обмазывались глиной. Крышу устраивали из древесных сучьев и земли.{826}

Основную массу составляли конусообразные «палатки-колокола» — стандартное имущество британской армии. Они имели С футов высоты и примерно 12 в диаметре по основанию и удерживались деревянным центральным шестом. Некоторым офицерам удалось разжиться так называемыми «палатками путешественника». Эти были несколько ниже, меньше по внутреннему объему, но более устойчивыми, особенно учитывая постоянно усиливающиеся осенние ветры.{827} Пока они напоминают о себе иногда идущими дождями, но даже в этом случае после Болгарии Крым казался благословенным местом.{828}

В палатках вскоре возник свой мир. Свой быт, свои прелести и проблемы. С трудом налаживалась гигиена. В конце сентября многие даже английские офицеры все еще не имели элементарного: полотенец, мыла, расчесок, зубных щеток, помазков, бритв и проч. Правда два последних предмета не сильно беспокоят солдат и офицеров: армия постепенно обзаводится густыми бородами и даже щеголяет ими. Купаться приходится в море, стирать одежду удается с трудом, а чаще всего не удается совсем, о кипячении даже нет разговора.

Что касается буйной поросли на лицах английских солдат и офицеров, то уже вскоре бакенбардная и бородная лихорадка переметнутся из Крыма в Англию, и безумие охватит всю страну. В Лондоне «…природные англичане, желая похвастаться храбростью, говорят, что если захотят, то отпустят усы и бороды. Отважнейшие из врачей начали шептать пациентам, страдающим простудой горла, или зубной болью, что усы, предохранительное средство от простуды зубов, борода — от простуды не только зубов, но и горла. Некоторые природные британцы уже несколько дней не брились… Приказчики в магазинах, писцы в конторах отвергли употребление бритв…».{829}

Дальше — по нарастающей. В знак солидарности с воюющими в Крыму англичане стали массово отказываться от излюбленных шляп и переходить на ставшие невероятно популярными на полуострове среди офицеров, благополучно избавившихся вслед за нижними чинами от киверов, фуражки: «А английская круглая шляпа, эта неизбежная, необходимая черная шляпа, столь неизбежная, что Пакстон был на замечании у всего Лондона не как главный архитектор, а как человек, носивший летом белую шляпу — где нынче господство ее? … Развращение нравов достигло того, что нынче каждый дерзает выбирать шляпу по своему собственному вкусу, и некоторые осмеливаются даже появляться в фуражках!».{830} Знала бы английская мода, что ее ждет впереди!

Британский журналист сообщал в редакцию своей газеты из Крыма: «…тому, кто знал английских солдат прежде, достаточно простого взгляда на них, чтобы убедиться, каким лишениям они подвергались. Внешний вид их говорит сам за себя. Все они похудели и ходят как больные. За исключением гардероба генералов и некоторых штаб-офицеров, пользующихся наибольшим значением, во всей армии не найдется и дюжины чистых рубашек. Один офицер рассказывал мне, что он целую неделю уже не мыл рук; что уже касается до того, чтобы мыть лицо, то о такой роскоши нечего н думать».{831}

Правда у старших офицеров и генералов условия значительно лучше: у них есть даже ванны и, как пишет современник, он видел даже нескольких из них в чистых белых рубахах, правда, не накрахмаленных.{832}

Есть и позитивные стороны осадной жизни. Улучшается питание, в войска начинают поступать консервы в герметически закрытых банках с разнообразным ассортиментом: «Телятина с горохом», «Вареная говядина», «Баранина с фасолью» и др. Ричардс пишет домой: «В день мы получаем 1 фунт галет, 3/4 фунта свинины или 1 фунт свежего мяса и 3/4 бутылки рома. Не много для того, чтобы прожить, может быть, скажете вы. Но мы добавляем к этому капусту, турнепс, домашнюю птицу, тыкву, арбузы и прекрасный виноград. Здоровье солдат значительно улучшилось. Иногда даже дается полакомиться медом из ульев».{833}