Следственная некромантия (СИ) - Либрем Альма

Лили обернулась, испуганная, бледная, как стена, и, поняв, кто пришёл, метнулась к Ирвину и повисла у него на шее. Мужчина только и успел привлечь её к себе, крепко обнимая за талию, и зарылся носом в растрёпанные светлые волосы.

- Всё хорошо, - прошептал он, чувствуя себя последним идиотом. – Всё будет хорошо. Я тебя больше одну не оставлю.

Попал в точку – реагируя на его слова, Лили всхлипнула и затихла. Слёзы молчаливым градом текли по её щекам. Девушка дрожала, и Ирвин, поглаживая её по спине, чувствовал, как подбрасывало жену от каждого неосторожного прикосновения. Она цеплялась в него с такой силой, словно Ирвин был последним шансом на спасение – но всего несколько минут, чтобы потом, вспомнив что-то, спешно отстраниться.

- Нельзя, - прошептала она. – Твоё здоровье… Тебе б и вправду Дору.

- Всё в порядке с моим здоровьем, - тоном, не терпящим возражений, проронил Ирвин. – Я буду с тобой – или буду один.

Мама за спиной так печально вскрикнула, что ещё несколько часов назад Сияющий пожалел бы её. Сейчас же он, властно притянув жену к себе, только оглянулся – и наконец-то понял, почему Лили трясло. И почему она рыдала.

У окна стоял Ромерик. Сначала Ирвин принял его за какого-то случайного мужчину, загнанного матерью сюда за деньги, но – увидел рыцаря и всё понял. Да, это было вполне в стиле его матери, не думать ни о чём, кроме собственной выгоды, и заставить влюблённого без памяти сумасшедшего рыцаря творить такое, что ни один нормальный человек не согласится.

А Ромерик мог. Потому что Ромерик был без памяти влюблён в Лили и плевать хотел на то, что она – некромантка. А ещё потому, что Джена могла задурить голову кому угодно, а такому легко внушаемому человеку – да запросто.

Ирвин разжал руки, отпуская Лили, обошёл её и сжал руку в кулак. На костяшках пальцев мигом заплясало пламя, слишком тёмное, как для целителя, и слишком горячее, как для расчётливого и спокойного человека.

- Что ты с ней сделал? – прорычал Сияющий. – Я тебя…

Ромерик вжался в подоконник, внезапно испугавшись, и с ужасом уставился на пылающие пальцы следователя.

- Не надо! – всхлипнула Лили. – Ирвин, не надо!

Она схватила Ирвина за руку и, нисколечко не боясь обжечься, накрыла ладонью огонь. Сияющий едва успел погасить пламя, чтобы не причинить Лилиан вред, и с удивлением воззрился на неё.

- Не надо, - повторила Лили уже твёрже, второй рукой смахивая с глаз слёзы. – Он ничего мне не сделал. Он не виноват, Ирвин.

Ромерик понурил голову.

- Чтобы добиться любви женщины, нельзя брать её силой, - глухо произнёс он. – Надо завоевать её сердце. А у меня за такой короткий срок не получилось.

- Он меня не тронул, - Лили встала между мужем и Ромериком. – Слышишь? Не потому, что не успел. У него есть немного благородства, только оно спрятано… Глубоко очень. Он болен, Ирвин, - последнее девушка добавила уже шёпотом. – Не надо с ним драться, правда.

Ирвин едва успел прикусить язык, чтобы не спросить, почему же Лили тогда плакала. Он понял – как-то внезапно, словно на него снизошло озарение. Конечно, плакала! Потому что даже если Ромерик оказался благороден и не стал настаивать ни на чём, это не отменяет прошлый жизненный опыт. Лилиан уже была жертвой – и тогда чудом смогла отбиться. А всё, что происходило сейчас, почти полностью повторяло ту ситуацию. За исключением одного: Ромерик всё-таки не был бандитом.

- Я не знал, - тихо произнёс рыцарь. – Я думал, я иду сюда, потому что меня ждут. Я не стал бы… Никогда не стал бы! – последнее он почти выкрикнул, запальчиво, будто надеясь криком что-то доказать. – Я – мужчина, настоящий мужчина, а не какой-то мерзкий преступник. Я рыцарь! И моя честь никогда б не позволила мне!..

Он не договорил, словно само то слово было запретным – или потому, что напоролся на злой взгляд Джены.

- Ну и дурак, - без привычного сюсюканья выпалила она. – Женщина сама может не понимать, чего она хочет! А если ты так рассчитываешь на то, что эта дрянь будет добровольно перед тобой стелиться, то не надейся! Она даже за моего сына, - судя по тону, Джена всё ещё высоко оценивала Ирвина, - выскочила только по пьяни. Хотя, может, сама и споила! Так ты её в постель уложить не смог?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ирвин медленно повернулся к матери. Он уже не успел заметить расстроенный и недоумевающий взгляд Ромерика, в сознании которого не укладывалось, что та добрая женщина, обещавшая ему взаимную любовь, могла говорить такие вещи.

- Не понимать, чего она хочет, значит? – переспросил Сияющий. – Разумеется. Ты одна у нас что-то понимаешь, правда?

Он сделал шаг к Джене, оказывается, следом забежавшей в комнату, и мать попятилась.

- Ирвиша, - заблеяла она, вновь притворяясь покорной овцой, умеющей только соглашаться. – Ирвишенька, что же ты… Я ж всё для тебя…

- Для меня? – сверкнул глазами он. – Для меня?! Ты для меня просила этого влюблённого идиота взять женщину силой?! Может быть, лучше б он потренировался на тебе?

Джена заморгала и запоздало покраснела.

- Ну что ты! – прошептала она. – Ирвиша, как ты можешь такое говорить? Я ведь твоя мама! Ты должен меня уважать!

Ирвин зло усмехнулся. В его глазах плескалась неподдельная, искренняя ненависть.

- Я уверена, - не умолкала мать, всегда считавшая, что лучше всего прочно заболтать противника, тогда он и не подумает нападать, - что с Дорой тебе бы было гораздо легче, чем с этой некромантшей! Она тебе не подходит. Мерзкая девка, тёмная ведьма...

- Замолчи.

- Что?

- Замолчи, - равнодушно повторил Ирвин. – Или я заморожу твой язык навечно. Уверен, что папа только спасибо скажет. Всё равно ты не способна сказать ничего хорошего.

Джена вспыхнула. Не раздумывая над тем, что делает, она занесла руку и залепила сыну звонкую пощёчину.

- Я – твоя мать! – воскликнула она. – Мать! И ты должен обращаться ко мне с уважением, мерзкий мальчишка, иначе я… Иначе я…

Ирвин невольно потянулся к краснеющей щеке и усмехнулся.

- Поставишь меня в угол? – он склонился к Джене ближе. – Нет, не так. Ударишь. Или запрёшь в тёмной комнате, по которой иногда бегают иллюзорные крысы, чтобы мерзкий мальчишка знал, с кем разговаривает, а потом скажешь папе, что я сбежал? Чтобы профессор Куоки, не умеющий бить, потом часами отчитывал сына за проступок, которого тот не совершил? "Ирвишенька", - он очень чётко пародировал интонации мамы, - "солнышко, зачем ты привёл домой котика? Разве ты не знаешь, что друг человека – это собачка? Ирвишенька, я выбросила котика. Теперь у нас живёт пёсик. Ты должен играть с ним", - глаза Ирвина приобрели какое-то совершенно мёртвое выражение. – "Ирвишенька, почему ты дружишь с этим мерзким магом? Познакомься с Тэганом. Вы знакомы? Вы дрались?! Ну ничего. Вы помиритесь и станете лучшими друзьями, я в этом даже не сомневаюсь!". Или вот ещё… "Целителем? Ирвишенька, ты хочешь стать целителем?! Ты с ума сошёл! Как ты можешь? Ты должен быть боевым магом! Что значит, ты не хочешь? Ирвишенька, надо! Иначе можешь не переступать порог отчего дома!"

Джена вздрагивала от каждой острой, бьющей по самолюбию фразы.

- Но ведь я, - прошептала она, - и вправду знаю, как лучше. Неужели ты не понимаешь? Ты очень непослушный мальчик. Вот твоя сестра…

Ирвин сжал руку в кулак. Его никто не останавливал, даже Лили, прекрасно знавшая вторую сторону магии целителей.

Сердце матери затрепыхалось, чувствуя чужую, сжимающуюся вокруг него магию.

- Это ведь ты отца поломала, - вдруг понял Ирвин. – Не было никакого проклятия, ты его придумала. Ты просто заставила папу жить по твоим правилам, поила его какой-то дрянью, чтобы твой был. И меня ты родила, как средство привязки, а профессор Куоки, наверное, вздумал заявить, что он может ребёнка и один воспитывать, если тебе в тягость, но жениться для этого необязательно. Ты ему и часы эти подсовывала, и алкоголь, правда?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})