Автономный рейд - Андрей Таманцев

Каких мне усилий стоило не позвонить Принцессе — немыслимо объяснить.

Как у наркоши по дозе, так все мое тело корежилось и выло, лишь бы ее голос услышать.

И все-таки я удержался.

Решил, что слишком все непонятно и запутано с Принцессой, ее САИП, Гномом и Девкой. Тут мне без совета с Пастухом и ребятами никак не обойтись. А поскольку несколько моих осторожных призывов, посланных им на пейджер, отклика так и не поимели, я снарядил из львиной доли захваченного у Девки и Гнома посылочку и с краткой запиской отправил ее в реабилитационный центр. В тот самый, в котором Док возвращает сознание искалеченным жизнью и смертями солдатам. Отправителем указал урюпинский филиал общества дружбы «Россия — Лихтенштейн». Юмор.

Док поймет.

А пока, еще не придумав, как бы мне так с ребятами пересечься, чтобы их не подставить, решил заняться Шмелевым. Хороший такой есть принцип у прагматиков: одно дело за раз. Вот я одним этим делом и решил пока заниматься. Любовь подождет.

Говорят, именно временем ее лучше всего и проверять, проклятую.

Временем и мочегонным, как посоветовал мне Гном-Полянкин.

Я изрядно попетлял на всякий случай по городу, прежде чем подобраться поближе к дому Шмелевых и позвонить ему. На свидание со мной они опять отправились вдвоем. И хвост, естественно, за ними. Одной из следивших была Лариса. Вот этого я уже не понимал. Я мало знаю об организации слежки, но элементарный здравый смысл подсказывал, что, если человек засветился, его к тому же объекту нет смысла приставлять. Это же как афишу вывесить. Или у них с людьми острейшая нехватка, или я не знаю что.

Оделись Шмелевы по моему совету так, будто на дачу собрались.

Все такое потрепанненькое, только лопат да граблей не хватает. Оно и к лучшему. Когда я их в переходе на станцию «Библиотека имени Ленина» детектором осмотрел, нашел только по одному маячку на каждом. Маячки те я переадресовал другим, а мы с Верочкой и Женей, используя толчею, смылись и уединились в тихом и пустом служебном местечке под лестницей. Я его еще в те блаженные советские времена нашел, когда не знал, где зимой с девушкой уединиться.

Там, под лестницей, мне Евгений свою сделку века и обрисовал.

Обратился к ним дальний родич Веры Ильиничны — он тоже, как и она, из Воронежа, но только в столицу попал раньше. Сразу после института блеснул какой-то секретной разработкой электронной, вот его и пригрели на номерном заводе. Обратился он к Шмелевой потому, что, мол, обнищал совсем в своем военно-промышленном комплексе, а ничего, кроме как оружие изобретать, и делать не умеет. Вот и захотел для укрепления материального благополучия загнать какой-то интересный снаряд. Не чертежи секретные, а само изделие, заныканное им при испытаниях. Все равно кому, лишь бы заплатили не меньше десяти кусков. Сам покупателя найти не мог: слишком-де на виду он, под колпаком у первого отдела. Вера стала от родича отмахиваться, но Евгений, мучимый совестью за то, что разорил семью и оставил супругу ни с чем, отважился попробовать.

Обратился к Хрящу, которому во времена оные платил за крышу на «Спортивной». Тот его вывел на чеченцев. А те, когда ознакомились с информационной листовочкой, которую засекреченный родич на этот случай приготовил, восторженно пообещали за снаряд аж семьдесят пять тысяч! От таких перспектив у Шмелева последний глаз стал квадратным, и бросился он искать спонсора. Потому как не хотел сводить родича с покупателем. Потому как конспирация. И потому как знал, до чего легко в нашей стране игнорируют посредников при окончательном расчете. Ему нужны были еще семь тысяч — три он от чеченцев в виде аванса уже получил, — чтобы заплатить родичу за снаряд. Тот настаивал, чтобы деньги и товар были обменяны одномоментно, из рук в руки, баш на баш.

Что за снаряд — Женя толком объяснить не смог, а единственная листовка осталась у покупателей. Нечто самонаводящееся, бронебойное.

Излагал мне эту историю Шмелев с жизнерадостной наивностью идиота. Я, мол, даю ему семь тысяч, он берет у родича снаряд за десять, тут же отдает чеченцам за семьдесят пять, из коих двадцать одна — моя.

— Триста процентов за пару дней, а? Максимум за неделю! — блажил этот взрослый ребенок, и я заподозрил, что Вера не случайно упомянула о том, что Жене что-то в голове оперировали. Видать, все ж таки ему там либо что-нибудь вырезали, либо повредили, либо добавили...

Трудно поверить, что нормальный человек полезет торговать оружием. Да еще с бандитами. Да еще с чеченцами. Да еще секретным оружием. Бред какой-то. Меня решил подставить? Но на кой это Шмелеву? Да и знал я его бесхитростную физиономию наизусть. Оставалось списать все на ситуацию, когда люди как бы сходят с ума из-за денег.

— А, Олег? Рискнем?! Если нельзя, но очень хочется — можно попробовать, а? — заглядывал мне в лицо своим единственным глазом наивный здоровяк.

Супруга его стояла рядом с опущенными глазами, явно понимая, в какую клоаку затягивает их обоих новоявленный оружейный коммерсант. Вот она — типичная бабская тупость. Видит, что мужик сует голову в петлю, но заворожена, как кролик перед удавом. В таком состоянии бабы, бывает, и бутылку к празднику зашитому алкашу приносят. Чтобы отметить его воздержание. Я помолчал для вежливости. Потому что дело для меня это было ясное, проблему такую я давно себе решил кардинально: хочешь покончить с собой — твое право. Но без меня. И без моих комментариев.

Но тут не чужой ведь человек, да и Веру было жалко. Я отступил от принципов, хотя и знал всю бесполезность слов:

— Женя, ты целым из этой истории не выйдешь! Считай, что Хрящ тебя уже продал с потрохами. Ну ты подумай сам, ради бога! Ты бы за пятнадцать кусков снаряд отдал?

— Ну, поторговался бы, конечно.

— Нет, скажи: отдал бы?

— Ну, конечно. Все равно — прибыль. Но они ведь сами только полета предложили, это уж я до семидесяти пяти довел!

— Вот-вот. Сами! Потому и пообещали, что платить не собираются. Да и не могут они тебя после такой сделки в живых оставить. Это ж не ящик с патронами, которые по всей стране растекутся и на которых имен нет. Ты для них — след, столбовая дорога к ним! Ты подумай: для чего они эту штуку покупают?! Да за такие деньги можно роту гранатометами на целый год обеспечить! — Я говорил, но видел, как глаз прежде рассудительного Женьки лишь все сильнее наливается кровью. — Это какое-то покушение, к бабке не ходи. В таких случаях концы рубят кардинально. И тебя убьют, и Ильиничну твою. А вначале на куски порежут, чтобы узнать имя вашего родича.

— Да брось ты! Сейчас на любом базаре можно пулемет купить чуть ли не в открытую! — Женька просто оглох, а Вера лишь затравленно посматривала то на него, то на меня. — Ты ж пойми: я ведь слепну! У меня на второй глаз перекинулось. Еще год-два — и без провожатого ни шагу! Что мне, в метро милостыню просить?.. Да я потому тебя и прошу — ты ж спецназовец, неужто мы с тобой этих чурок не одолеем? Разговор-то простой: деньги на бочку, а тогда и товар.

— Верочка, — решил я обратиться напрямую к женскому разуму. — Но ты-то понимаешь, что в лучшем случае — если очень повезет! — вас всех ФСБ повяжет? Ведь за вами уже следят! Вы ж в микрофонах, как урки во вшах. Это же такой срок! Куда ему, слепнущему, еще и в тюрягу?

— Умник! — рассвирепел Шмелев. — А жрать нам что — законы твои?

— Тише, тише, — высказалась наконец и она. — Услышат же.

— Где они были, твои законы, — послушно сбавив голос до шепота, талдычил Шмелев, — когда меня среди города калекой сделали? А жрать-то мне теперь что?

— Ну с этим нет проблем. Я тебе эти деньги, семь тысяч, лучше на дело дам. На раскрутку. За пару лет можно неплохо наторговать. Ты же умеешь этим заниматься — ну и занимайся!

— Дашь? Давай! — ухватился Шмелев, и я заподозрил подвох.

— Дам, но так, чтобы ты не мог в эту аферу влезть. По тысяче в месяц.

Идет?

— Да иди ты со своими подачками! — обидевшись, что сорвалось меня надуть, махнул он рукой и потащил жену прочь. — Пошли, мать, обойдемся!

Больше от меня ничего не зависело. Я, как будто одеревенев, смотрел вслед еще одному другу, которого заглотнула жадность, и ничего не мог поделать. А может, и не просто жадность, а страх перед искалеченной жизнью?

Перед нищетой? Но разве не лучше бичевать, чем идти, как овца, на заклание ко всяким Хрящам?.. Стоп, сам себе думаю, как любит приговаривать Артист.

Не про меня ли речь? Не продаю ли я сам тоже свою жизнь — только за ласковые и патриотические призывы? Не втягивает ли и меня При в аферу, как этот самый родич супругов Шмелевых?

В общем, было мне о чем поразмыслить, ворочаясь ночью на Катерининой кровати. Но стоило мне задремать под утро, как и она сама явилась из рейса.

Не будя меня, Катюша продлила пребывание сына у бабуси еще на пару дней.

Вот эти-то пару дней мне и пришлось ее ублажать. Не скажу, что было трудно, напротив, Катя в постели человек нежный, и, в общем, досталось ей все то, что у меня к При накопилось, аж распирало всего. Но — скучновато себя чувствовал, не скрою. Как-то разом все женщины, кроме При, сделались пресными. Зато Катерина расцвела: