Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие - Эльга Лындина

«Крис всегда увлекался спортом, – рассказывала Виктория, приехав в постсоветскую Москву. – Баскетбол, теннис, футбол, бейсбол… Играет в регби. Я хожу на все его игры. Болею за него. Кричу: «Давай, Крис!». Потом он мне говорит: «Перестань позорить меня своим акцентом. Все знают, кто кричит!» Крис не видел фильмов, в которых снималась его мать… Федорова избегала острых характеристик, рассказывая о своих взаимоотношениях с сыном. Но было понятно, как она страдает от отчужденности, все больше отдаляющей ее от Криса. «Для моего сына, которому я искренне пыталась привить те же жизненные принципы, которые мне прививала моя мама, главное значение имеют деньги, хорошая работа, возможность весело проводить время…».

Позже она скажет в одном интервью: «Крис – настоящий американец. Порядочный, честный человек, но система ценностей у него абсолютно современная. Не раз говорил мне: «С твоей честностью, открытостью ты пропадешь».

В 1978 году Виктория Федорова приняла американское подданство, ссылаясь на то, что ее отец и муж – американские граждане. Написала в советское посольство, что в связи с браком с американским подданным и переменой места жительства она меняет свой гражданский статус и подданство, добавив, что это ни в коей мере не политический акт. На что ей ответили из посольства, что в Соединенных Штатах Америки она живет нелегально. И ежели не будет впредь продлевать свою гостевую визу, то против нее будут приняты строгие меры.

Это письмо из советского посольства Федорова выбросила и забыла о нем. Американское подданство она получила по праву. В Советский Союз приезжать опасалась, полагая, что ее потом вполне могут не выпустить в США.

Зоя Алексеевна приезжала к Виктории три раза. Поначалу на три месяца. Потом на восемь. В 1980 году Виктория начала хлопоты о получении для матери очередной гостевой визы. Соответственно, в Москве подала документы и Зоя Алексеевна. В то время она довольно много снималась. В комедиях, мелодрамах, в детских картинах мелькали ее бабушки и тетушки, иногда вполне симпатичные, иногда эти бабули вели себя довольно вредно по отношению к окружающим и всегда запоминались. Ездила Федорова-старшая по стране с концертами, выступая с коллегами на стадионах, что было очень популярно в те годы. Душой жила от встречи до встречи с дочкой и внуком.

Минул год. Разрешение на поездку в США так и не было получено. Виктория предполагала, что это связано с ее книгой, написанной о матери, об отце, о себе. Официально же ни матери, ни дочери ничего советские органы не объясняли.

Зое Алексеевне в ответ на ее запросы каждый раз говорили: «Звоните на той неделе…». И по-прежнему не давали визы.

Виктория заволновалась. Начала писать в Белый дом. Собрала документы и пошла к Бредли, сенатору от штата Нью-Джерси, где жила Федорова. Бредли, выслушав ее, сказал: «Мы знаем историю вашей матери. Знаем вашу историю. Очень хотим вам помочь. Но поскольку ваша мать просит разрешение на гостевую визу, а не на постоянное местожительство в США, то есть она не намерена эмигрировать, то советские органы считают эту проблему своей внутренней, и мы не имеем права вмешиваться».

Виктория Федорова твердо помнит, что разговор с сенатором Бредли состоялся в понедельник. 7 декабря 1981 года Зоя Алексеевна позвонила дочери из Москвы. Виктория передала ей слова сенатора и предложила выбор: жизнь в Советском Союзе, лишенную права на встречи с дочкой и внуком, или эмиграцию. Зоя Алексеевна ответила: «Навсегда в Америку не уеду. Я – русская, я люблю Москву… А как же мои зрители?.. В среду еще раз пойду в ОВИР». В ОВИРе она заявила: «Вы сами подталкиваете меня к эмиграции. Я не хочу навсегда покидать родину, уезжать в Америку. Мне там нечего делать. Я только хочу повидаться с дочкой и внуком. Дайте мне визу на несколько месяцев, это все, что мне нужно». В ответ снова ни «да», ни «нет».

А в пятницу Зоя Алексеевна Федорова была убита выстрелом в голову в своей квартире на Кутузовском проспекте. Дверные замки были в полном порядке. Зою Алексеевну нашли сидящей у столика, на котором стоял телефон. Судя по всему, она либо открыла дверь кому-то своему, либо убийца в ее отсутствие пробрался в квартиру и ждал ее, скрываясь в другой комнате. Татьяна Окуневская, сидевшая с Федоровой в одной тюремной камере, дружившая с ней после того, как обе они были реабилитированы, рассказывала, что на входной двери в квартиру Зои Алексеевны было несколько сложных замков. Причем хозяйка сразу двери никогда не открывала, долго расспрашивала звонившего или стучавшего, одновременно рассматривая его в дверной глазок. Нетерпеливая Татьяна Кирилловна Окуневская, по ее словам, обычно так долго ждала, что не выдерживала и начинала громко кричать на лестничной площадке: «Зоя, открой, наконец! Это я, Тата! Сколько можно!..»

Убийцу актрисы не нашли. Криминальную историю власти усердно замалчивали. Тайна гибели Зои Федоровой не раскрыта до сих пор, хотя, казалось бы, в годы перестройки архивы были широко открыты и для более сложных расследований.

Виктории в приезде на похороны матери отказали. Отказали и в гражданской панихиде, сославшись на соответствующее пожелание близких. Занимавшийся похоронами родной племянник Зои Алексеевны Юрий говорил, что подобные пожелания никто из близких не высказывал. Разрешено было только отпевание в церкви.

Виктория пришла на могилу матери только двенадцать лет спустя. Столько времени понадобилось, чтобы получить визу для поездки в Москву. Помог писатель Юлиан Семенов.

За полтора года до встречи с ним Виктория Федорова подала заявление в российское посольство об отказе от российского гражданства. Там ей обещали рассмотреть ее заявление в течение трех месяцев. Но повторялась история с гостевой визой ее матери. Виктории сообщали, что ее заявление все еще рассматривается… И снова – «рассматривается…». И снова…

Виктория рассказала об этом Юлиану Семенову, приехавшему в Нью-Йорк. И уже через месяц ей позвонили и сказали, что виза готова и она может получить ее в посольстве вместе с билетом в Москву. По признанию Виктории, в Россию она летела настороженно и не без доли страха. Опасения оказались напрасными. Москва перестроечная радушно приняла Федорову. Она пошла на Ваганьковское кладбище на могилу Зои Алексеевны. «В эти минуты я по-настоящему похоронила маму», – сказала она друзьям.

Виктория пыталась возобновить расследование о гибели матери. Ей снова помогал Юлиан Семенов. Вместе они побывали на Лубянке. Там им сообщили, что Министерство внутренних дел владеет слишком малым объемом информации, чтобы сделать серьезные выводы. На этом все попытки были закончены, тайна гибели Зои Федоровой осталась тайной.