У любви нет голоса, или Охота на Лизу - Алиса Корсак

– Погоди, сейчас какой-нибудь мешок тебе дам. Не попрешь же ты свое барахло в руках через всю больницу, – гардеробщица заграбастала деньги, порылась в недрах обшарпанного стола, положила перед Лизой вытертый пакет: – Вот сюда пока убери. Да смотри, чтобы тебя никто не засек. Мне лишние неприятности ни к чему!

Лиза молча кивнула, потом улыбнулась и сказала:

– Спасибо вам большое, – от переполнявших ее чувств она готова была тетку расцеловать.

– Чудная какая, – проворчала та, выпроваживая Лизу из гардероба.

Добраться до палаты удалось без происшествий. Лиза спрятала одежду под матрац, критическим взглядом осмотрела куртку. Если не принимать во внимание простреленный и окровавленный рукав, куртка выглядела неплохо.

Отстирать кровь до конца не получилось, на рукаве остались грязноватые разводы, но это такие мелочи, если не знать, ни за что не догадаться, что это кровь. Просто человек где-то испачкался и чуть-чуть порвал рукав.

Лиза разложила куртку на батарее, задернула на окне шторы. Все, теперь можно отдохнуть. Она прилегла на больничную койку, прислушалась к себе. Голова кружилась, не то от кровопотери, не то от эйфории. Все-таки она получила то, за чем приехала в Москву, вернула себе дар речи. Господи, какое же это счастье!

Лиза села, сказала с выражением:

– На дворе трава, на траве дрова, – прислушалась к звуку своего голоса, тихо засмеялась.

Что имеем, не храним, потерявши – плачем. Это про нее. Она уже наплакалась вдоволь, теперь она будет радоваться. И совсем не будет думать о завтрашнем дне и о Максе Легостаеве. Она отправит ему электронное письмо, когда вернется домой, или позвонит. Теперь она может разговаривать по телефону! И Ленке она завтра позвонит. Подруга скажет в трубку «алло», а она скажет: «Ленка, это я, Лиза!» Насколько же ей станет проще жить! Она уже и забыла, что жизнь может быть просто жизнью, а не чередой испытаний. Теперь все у нее будет хорошо. Она вернется домой, устроится на работу, но от подработки у Ивана Семеновича не откажется, заработает денег и однажды съездит в Москву, просто так, на экскурсию. Она возьмет такси и проедет мимо дома, в котором живет Макс. Возможно, ей повезет и она его увидит…

Сон сморил ее внезапно, погладил по голове, шепнул что-то на ухо, и Лиза уснула с улыбкой на губах.

Операцию «Побег» она назначила на половину десятого утра: сразу после завтрака, до обхода и процедур. Если ей повезет, ее не хватятся еще пару часов. Этого достаточно, чтобы созвониться с Ленкой и добраться до Белорусского вокзала.

Куртка за ночь высохла, и пятна на рукаве стали почти незаметны. Лиза посчитала это добрым знаком.

Все утро до завтрака она улыбалась и разговаривала сама с собой: декламировала стихи, напевала песни. За ночь дар речи не исчез, и Лиза чувствовала себя пьяной от счастья. О Максе она старалась не думать.

На завтрак была овсянка, булка с маслом и несладкий чай. Лиза съела все до последней крошки. Неизвестно ведь, как долго ей придется дожидаться помощи.

Когда она вернулась в свою палату, там уже распаковывала вещи пожилая грузная женщина с сожженными перманентом волосами.

– Это ты, что ли, моя соседка? – спросила она неодобрительно.

– Меня уже выписывают, – соврала Лиза, – вот прямо сейчас.

– Это хорошо, – сказала женщина и уселась на незастеленную кровать. – Тяжело мне с молодежью. Ты, небось, до ночи не спишь, свет не выключаешь, по телефону часами болтаешь…

Вообще-то, ничем из перечисленного Лиза не занималась, но согласно кивнула, чтобы не разочаровывать собеседницу.

– Ну вот, – обрадовалась та. – А я тишину люблю! У меня камни в желчном пузыре.

Какое отношение к тишине имели камни в желчном пузыре, Лиза уточнять не стала, выглянула в коридор, чтобы удостовериться, что там никого нет, и стала торопливо переодеваться. С простреленным плечом сделать это оказалось не так-то просто. Потревоженная рана разболелась немилосердно, и она пожалела, что решила не дожидаться процедур, укол чего-нибудь обезболивающего ей бы сейчас не помешал.

…В квартире было темно, не пахло готовящимся ужином и свежей выпечкой, не играл приемник. За месяц Макс уже успел привыкнуть к этим маленьким мещанским радостям. Да и к присутствию в своем холостяцком логове женщины он тоже привык. Наверное, именно из-за этого он целый вечер не мог найти себе места: слонялся из угла в угол, пил литрами кофе, пока не заболел желудок. Съел остатки «Наполеона», посмотрел по телевизору новости. В общем, сделал все, чтобы расслабиться. Но организм, взвинченный недавними приключениями, расслабляться не желал, сопротивлялся и брыкался. Чтобы отключить мозги и занять руки, Макс прибег к крайней мере – принялся стирать пыль со своей коллекции. Собственно говоря, и пыли никакой не было, он следил за этим строго, но общение с феями, эльфами и троллями всегда его успокаивало. Все-таки хобби он себе выбрал правильное.

До Дракона Макс добрался в самом конце, взял это чудо природы, приготовился смахнуть пылинки с хрустального гребня и замер – сердце Дракона не билось. Ну, почти не билось, пульсировало едва заметно. Да и сам Дракон выглядел несчастным. Макс как-то сразу понял, что это из-за Лизы. Наверное, хрустальный уродец скучает.

Для Макса такие рассуждения не были смешными и детскими. Он твердо верил, что у каждого из его питомцев есть свои предпочтения, свой характер. Вот, например, Русалка с первых дней влюблена в него, а Дракон, стало быть, в Лизавету.

Решение пришло неожиданно – он подарит Дракона Лизе! Никогда раньше он не раздаривал своих подопечных. Он был очень требовательным и очень ревнивым коллекционером. Мысль о том, что его сокровищами может владеть кто-то другой, выбивала его из колеи. Но тут был особенный случай – Дракон сам хотел к Лизе. Это был Дракон для Лизы…

Решено, завтра он возьмет этого хрустального монстра с собой в больницу. На душе вдруг сразу полегчало, напряжение, весь день сжимавшее его стальными тисками, отпустило, захотелось спать.

Макс проснулся в седьмом часу утра – невиданное дело для такого засони, как он. И настроение было замечательным, и спать больше не хотелось. Хотелось кофе и Лизаветиного «Наполеона». Он вышел в кухню, достал турку. Включил телевизор.

«…Депутат Государственной думы, видный деятель Егор Вениаминович Мележ был найден застреленным в своем загородном доме», – захлебывалась притворной скорбью дикторша.

Турка выпала из рук.

«По сведениям из неуточненного источника, депутат покончил жизнь самоубийством».

Во дела! Макс поднял турку, аккуратно поставил на стол. Мележ покончил с собой! Или с ним покончили?