У любви нет голоса, или Охота на Лизу - Алиса Корсак

– Куда?

– В ординаторскую, потолкуем.

Они сидели в насквозь прокуренной ординаторской, перед Максом стояла полная кружка медицинского спирта. С каждой минутой она казалась ему все более и более желанной.

– Так это все из-за той девчонки, твоей домработницы? – Вовка, который на протяжении Максового рассказа раз пять звонил в реанимацию и справлялся о здоровье Анюты и «той дурынды с огнестрелом», наконец выпустил пар и малость успокоился.

Макс молча кивнул.

– А Анютку мою, значит, в заложницы? А ты, значит, с шашкой наголо – в стан врага?

– Без шашки, – мрачно уточнил Макс и сделал большой глоток из кружки. От пережитого он даже вкуса спирта не почувствовал, только ощутил тепло в желудке, да и то не сразу.

– А что ж мне не позвонил? – Вовка посмотрел на часы, плеснул и себе спирта.

– А что бы ты сделал? – вопросом на вопрос ответил Макс. – Я дяде Феде позвонил, генералу ФСБ, между прочим… И Анюта со мной по телефону разговаривала. Я сказал, что, пока ее голоса не услышу, пальцем не пошевельну. Вовка, они с ней ничего не сделали, ну, ты понимаешь… – Макс тяжело вздохнул, опрокинул в себя остатки спирта.

– Если бы они с ней что-нибудь сделали, – с угрозой в голосе сказал Вовка, – ты бы отбитым ухом не отделался!

Макс потрогал опухшее, оттопыренное ухо, поморщился.

– Надо было сразу лед приложить, а теперь уже ничего не поможет. Так и будешь неделю ходить уродом лопоухим, – мстительно сказал Вовка.

– Неделю?! – делано ужаснулся Макс. Кажется, спирт начинал действовать, тело стало теплым и приятно расслабленным.

– Могу по второму уху съездить, для симметрии, – предложил Вовка.

Он бы, наверное, и съездил, если бы в ординаторской не зазвонил телефон.

– Пошли, – сказал он, – Анютка в себя пришла.

Анюта была еще немного заторможенной, но уже вполне вменяемой. Она даже улыбнуться смогла, когда они вошли в ее палату.

Макс с опаской, по большой дуге, обошел штатив с капельницей, присел на краешек Анютиной кровати, с виноватой улыбкой погладил сестру по руке.

– Ань, прости меня.

– Да ладно, – она махнула свободной от капельницы рукой. – Все же позади. И вообще, мне тут сказали, что я пропустила самое интересное. Вовка, как дети? – Она перевела взгляд на мужа.

– Все нормально, они ничего не знают,

– А родители?

– А родителям мы еще не… – договорить он не успел, зазвонил Максов мобильный.

– Это мама, – испуганно сказал он и посмотрел на сестру.

– Дай мне, – потребовала она.

Макс послушно протянул мобильник.

– Алло, – неожиданно бодрым голосом сказала Анюта. – Мам, это не Максим, это я. Да ничего не случилось, с чего ты взяла? Ну забыла я телефон, с кем не бывает? Почему мой мобильник не отвечает?… – Она бросила требовательный взгляд на Макса.

– Разрядился, – прошептал тот одними губами.

– Мам, он разрядился, а подзарядка дома осталась. Что? Почему я с Максимом? – Анюта поморщилась, глянула на его отбитое ухо, сказала торопливо: – Мам, ты только не волнуйся, на Максима хулиганы напали и немножко его отлупили.

Макс застонал.

– Да ты не волнуйся, мамочка, – Анюта погрозила ему кулаком, – ничего страшного не случилось. По уху ему съездили, вот и все. А голова цела, и все остальное тоже. Только ухо распухло. Вовка его уже осмотрел, сказал, что до свадьбы заживет… Ну, не знаю, когда у него свадьба… Мама, да все с ним в порядке, ничего мы от вас не скрываем. Ну хочешь, я ему трубку дам? – Анюта состроила страшную рожу, протянула мобильник Максу.

Макс, на которого спирт наконец подействовал в полной мере и даже сверх того, страдальчески поморщился.

С грехом пополам ему удалось успокоить маму, отговорить ее ехать к нему, лечить отбитое ухо. Он даже удивился своему красноречию и дару убеждения.

– Горазд ты брехать, – беззлобно сказал Вовка, когда он отключил телефон. – Анюта, он всегда был таким вруном?

– Сколько его помню, – сестра слабо улыбнулась.

Максу вдруг стало так хорошо, что он великодушно решил пропустить мимо ушей этот очевидный поклеп.

– А что с Лизой? – спросила Анюта.

Макс вопросительно посмотрел на Вовку.

– Все нормально, – сказал тот. – Рана ерундовая, кость и крупные сосуды не задеты. Повезло девчонке.

Да уж, повезло! Обалдеть можно от такого везения…

– Она ранена? – Анюта попыталась сесть.

Вовка обхватил жену за плечи, нежно, но решительно уложил ее обратно.

– Да что ты со мной как с маленькой?! – возмутилась она. – Максим, Лизу ранили?

Он молча кивнул. Дарованная алкоголем отрешенность начала медленно таять.

– Насколько серьезно?

– Ань, я же говорю – кость не задета, сосуды и нервы целы, – вмешался Вовка. – Кстати, она уже в себя пришла.

– И что? – хором спросили Макс и Анюта.

– Хоть бы что! Лежит себе, в потолок смотрит.

Анюта бросила на Макса быстрый взгляд.

– А мне к ней можно? – спросил он.

Вовка тяжело вздохнул, сказал ворчливо:

– Послал же господь родственничков! Пойдем уж, провожу.

Для человека, который только что пережил одно покушение, одно предательство и одно огнестрельное ранение, Лизавета выглядела неплохо. Ну, может быть, лицо у нее было чуть бледнее, чем обычно, и тени под глазами чуть гуще…

Она посмотрела на Макса таким взглядом, что он вдруг испугался, что она сейчас отвернется к стене, не станет с ним общаться. Не отвернулась, хотя по лицу было видно, что такая мысль ее посещала.

– Я пошел, – буркнул Вовка и вышел из палаты.

Макс в нерешительности потоптался на пороге, потом подхватил единственный на всю палату стул, поставил перед Лизаветиной кроватью, уселся на манер ковбоя из американских вестернов, подумал, что выглядит полным идиотом, но позу не сменил. Что уж теперь…

– Давай поговорим, – нарушил он затянувшееся молчание.

Она немного подумала, потом кивнула.

– Лизавета, ты же уже можешь разговаривать, – мягко напомнил он. – Ты звала меня по имени.

Мгновение она смотрела на него застывшим взглядом, а потом крапчато-каштановые глаза стали большими, как блюдца, зрачки расширились, губы скривились в недоверчивой улыбке.

– Не веришь?

Она покачала головой.

– Лиза, я тебя не обманываю. Ну, скажи что-нибудь.

Было видно, что она старается. От напряжения у нее даже лоб покрылся испариной. Какой-то момент Максу казалось, что у нее получится. Он приготовился, весь превратился в слух, а она, вместо того чтобы заговорить, расплакалась.

Лизавета плакала, здоровой рукой вытирала мокрое лицо, а он не знал, что делать. Тер щетину, бубнил какую-то ерунду, пытался гладить ее по волосам. Нет большего испытания для хрупкой мужской психики, чем женские слезы! Чтобы женщина перестала плакать, мужчина может сделать что угодно и пообещать что угодно. Даже если эта женщина – всего лишь твоя домработница. Даже если из-за нее ты рисковал жизнью. Особенно, если рисковал…