Бангкок - темная зона - Джон Бердетт

— Что на девчонку положил глаз босс. Думал, оказываю ему любезность, спасаю жизнь, а он ничего не понял.

— Так он знал, что Танакан выбрал себе Дамронг?

— У него, как у любого фаранга, голова набита несусветной чушью о равенстве, чести, демократии, равноправии в любви. Дамронг рассказала о нем Танакану. Мне пришлось принимать меры.

— Вы хотите сказать, Дамронг хотела устроить, чтобы Смита убили, и поэтому сказала Танакану, что он его соперник? Зачем?

— Не думаю, что она желала ему смерти. Из того, что вы мне сказали, получается — у нее был собственный замысел. Я играл роль доброго советчика. Сначала вежливый намек, затем вежливое предупреждение. Наконец наступил черед продемонстрировать орудия пыток. Это очень странно. Складывалось впечатление, что она специально пыталась заставить обоих мужчин возненавидеть ее. Дразнила Смита Танаканом, а Танакана — Смитом. Даже начинающая проститутка поняла бы, что так нельзя. — Швейцар посмотрел на меня и пожал плечами.

— Когда Смит осознал, что к чему, то должен был как-то вернуть расположение Танакана. Тот уничтожил бы его как юриста, даже если бы оставил в живых.

— Я уже сказал: она хотела заставить обоих полюбить и возненавидеть ее. Тогда я решил, что девица просто сумасшедшая. Но теперь начинаю понимать: она знала, что делала. — Он посадил в клетку еще одну раскрашенную птицу. — Это все, что я могу вам сказать. Беседуя с вами, я рискую жизнью, но делаю это только потому, что хочу сохранить хотя бы крохотный кусочек души в этой инкарнации. Иначе придется родиться насекомым. Мне не нужны деньги, но больше со мной не связывайтесь.

32

В юридической конторе нашего долговязого красавчика мистера Смита меня ждал не совсем тот прием, который я встретил во время своего первого визита. Но ведь я пришел не как игрок на поле международной порноиндустрии, а всего лишь в качестве скромного детектива и, следовательно, не заслуживал уважения. Кто-то уже доложил ему обо мне. Викорн? В этой симфонии предательств обыкновенный обман мог показаться незатейливым мотивчиком вроде «Джингл беллз». Не уверен, что сам Викорн сознает, на чьей он стороне.

Смит провел меня в кабинет, опустился в свое роскошное кресло (черная кожа и хром, мог поворачиваться и кататься по желанию хозяина, Смит и не представлял, как сильно оно напоминает тот, на котором он сидел в Чикаго в обильные дни «сухого закона» в своей прежней жизни) и, сгорбившись, уставился на меня. Он даже не произнес своего обычного насмешливого «ну?». В этом не было необходимости.

— Меня, мистер Смит, немного удивляет ваше отношение.

— Да-а? Что за отношение? — В речи адвоката чуть сильнее проявилась составляющая кокни.

— Умерла женщина, убита. Та, которую вы патологически обожали. Женщина, чье тело…

— Детектив, прекратите эту мелодраму «третьего мира». Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Я говорю об убийстве, мистер Смит.

— Вот как? И кто жертва?

— Дамронг Тарасорн Бейкер, и не она одна. — По Смиту было незаметно, что имя ему что-то сказало. — Ваша любовница. Ваша шлюха. Ваша игрушка. Ваша мучительница.

Никакого эффекта. Если фаранг, особенно юрист, зацикливается на мысли, что «А» не может быть «не-А», все связи с сердцем рвутся. Такое впечатление, что на уровне верхней чакры перекрывают кран и остается одна голова.

— Женщина, от которой вы буквально сходили с ума, — осторожно произнес я и снова не получил ответа. Но по крайней мере ему стало капельку неловко. — Бывшего мужа этой женщины вы недавно повадились навещать.

Он превосходно держался, эдакий образец Большого каменного лица,[37] способного противостоять любому натиску. Но если я не ошибся, дернулся мизинец его левой руки, а потом он потер нос указательным пальцем правой. Опытный охотник способен заметить и такой след.

Я расхаживал по кабинету взад-вперед — техника, схожая с тем, как млекопитающие метят свою территорию мочой. Это вызывало в нем раздражение, хотя и несильное. Я набрал в легкие побольше воздуха.

— Женщина умерла. Как я сказал, убита себе подобным. Женщина, чье тело обладало способностью сводить вас с ума. Так получилось, что ее кончина была отснята. — Я помолчал, чтобы выиграть время и рассмотреть, как подергиваются уголки его губ. — Да, мистер Смит, отснята. Точнее, записана на DVD-диск. Так какие слова надо употребить, чтобы международное сообщество вспыхнуло негодованием? Может, «нарушение закона об авторских правах»? Допустим, я расследую особенную, вопиющую форму нарушения авторского права. Нет смысла отвлекаться на такие мелочи, как вред, нанесенный вами трем людям: некой Нок, работнице из «Парфенона», некоему Пи-Оону, безобидному транссексуалу, который слишком много знал, и некоему кхуну Косане, его любовнику, который имел несчастье заполучить упомянутый диск и показал его своему возлюбленному. Надо признать, ваш путь полит кровью, кхун Смит.

Адвокат бросил на меня косой взгляд.

— Нарушение авторского права? Когда-то это было моей специализацией. О какой интеллектуальной собственности мы рассуждаем?

Я кашлянул.

— Так вы специалист… Как быстро вы заметили мой просчет! Глупо было с моей стороны так говорить: авторское право не может обсуждаться, коль скоро никто и не подумал зарегистрировать свою работу в официальном реестре. Вы правы, мне надо искать другой подход. Как насчет заговора с целью съемки порнографии, заговора с целью убийства, заговора…

— Пожалуй, я сумею укоротить ваш список. — Хотя Смит произнес это мягко, его импозантную физиономию по-прежнему искажала злобная ухмылка. — Если вы говорите о видеоматериале исключительно низкого вкуса, который может или не может предназначаться для рынка международной элиты и в котором снималась или не снималась обыкновенная проститутка, с которой, признаюсь, я однажды имел связь, если вы говорите об этом, тогда, детектив, я вам отвечу: запись, о которой идет речь, я никогда не видел.

Я застыл: он огорошил меня своей прямотой. Смит все знал, и его нисколько не волновало, если я узнаю, что знает он. У этого человека серьезная «крыша». Забавно. Придется переходить к пункту два раньше, чем я предполагал.

— Вы не видели этой записи, но хотя бы слышали о ней?

— Детектив, вы в курсе, что у меня много знакомых в этой стране и я знаю язык. Здесь все только и делают, что судачат об этой записи, и именно благодаря той ребяческой шумихе, которую вы вокруг нее подняли. Всем известно, как сильно вы запали на эту женщину. Как, кстати, и я. Слово «лицемерие» вам что-нибудь говорит? — Он помолчал и с нескрываемым презрением посмотрел на меня. — В ее мобильном телефоне хранилась фотография вашего члена. Вашего и десятков других. Член, даже собственный, трудно узнать отдельно от остальных, поэтому она давала им имена. Ваш, например, назвала «Детектив». Удивительно, как в области гениталий сказываются расовые особенности. На лицо вы белый, а ваш член скорее смуглый, чем розовый.

К сожалению, он заметил, как я судорожно сглотнул, словно у меня перехватило дыхание. Попытавшись скрыть непроизвольную дрожь, я пожал плечами. И наконец промямлил:

— Видимо, для такого юридически образованного ума, как ваш, я недостаточно ясно выразился. Речь идет о вознаграждении держателя акций. — Я сделал паузу и показал пальцем себе на висок. — Я легко могу представить, что вы не видели запись. Могу легко в это поверить. Интуитивно догадываюсь, что все так и развивалось. Но хотел бы знать, как все началось? По той замечательной австралийской поговорке: «У него мозги в члене»?

Глаза Смита сузились.

— Грубая фраза, за которой скрывается мужская черта, много изучаемая, но мало понятая. Как объяснить в будущем, когда мы снова станем андрогенными, странную тенденцию в поведении некоторых категорий мужчин, особенно людей интеллектуальных (невольно хочется упомянуть юристов, врачей, бухгалтеров и дантистов), тенденцию, ставшую, можно сказать, болезнью переутомленного работой класса и, конечно, политиков и банкиров. Другими словами, тенденцию, если можно так выразиться, делить себя надвое. Ничего иного не приходит на ум, когда наблюдаешь, как городские, налитые тестостероном великие бойцы вроде вас притворяются, что их цель — служить другим, в то время как на самом деле им не хватает насилия и мародерства. Естественно, внеслужебные увлечения таких мужчин, мягко говоря, противоречивы. — Я посмотрел на него. — Да, мистер Смит, я могу поверить, что вы не видели запись. Вы не вуайерист.[38]

Я выждал пару секунд. Присущая ему учтивость не позволила Смиту прервать молчание, и я продолжил:

— В вас даже есть определенная доля утонченности. Она препятствует тому, чтобы вы смотрели подобные записи. Готов поверить, что вы, как и я, считаете их отвратительными. Отдаю вам в этом должное.