Десять причин для любви - Джулия Куин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сравнению с этим неприятности Аннабел казались сущим пустяком.
— А вы умеете пускать блинчики камешками, мисс Уинслоу? — вежливо осведомился Себастьян.
— К моему великому стыду, нет.
— Я довела рекорд до шести раз, — промолвила Луиза.
— Но не сегодня, — не удержалась от колкости Аннабел.
Луиза с досадой протопала к берегу пруда, чтобы подобрать подходящий камешек. Себастьян подошел и встал рядом с Аннабел, заложив руки за спину.
— Она знает? — тихо спросил он, кивая в сторону Луизы.
— Нет, — покачала головой Аннабел.
— А кто-нибудь еще?
— Нет.
— Понимаю.
Аннабел не была уверена в том, что, по его мнению, он что-то понимает в возникшей ситуации, потому как она сама не понимала ничего.
— Довольно неожиданное приглашение за город. Как вы считаете? — пробормотал он.
Аннабел развела руками:
— По-моему, за этим стоит моя бабушка.
— Она пригласила и меня?
— Нет. Кажется, она сказала, что не сумела этому помешать.
На это он рассмеялся:
— Меня так любят, что никак не могут обойтись. Сердце Аннабел тревожно забилось. Это не укрылось от Себа.
— В чем дело? — спросил он, видя, как она вздрогнула.
— Я не знаю. Я…
— Вот! — воскликнула Луиза, возвращаясь. Она держала в руке круглый плоский камень. — Это идеальный камешек для блинчиков.
— Можно мне взглянуть? — спросил Себастьян.
— Только если обещаете не бросать его.
— Даю вам слово чести.
Она протянула ему камень, он повертел его в руке, прикидывая вес и то, как он лежит в ладони потом, пожав плечами, вернул.
— Вы не считаете его хорошим? — разочарованно спросила Луиза.
— Ничего. Неплохой.
— Он пытается подорвать твою уверенность в себе! — крикнула кузине Аннабел.
— Это правда? — ахнула Луиза.
Себастьян вяло улыбнулся:
— Вы так хорошо меня знаете, мисс Уинслоу?
Луиза подошла к краю воды.
— Это было с вашей стороны совсем не по-джентльменски, мистер Грей. — Она смерила его недовольным взглядом.
Себастьян ответил кратким смешком и прислонился к валуну, на котором сидела Аннабел.
— Мне нравится ваша кузина, — промолвил он.
— Мне тоже.
Луиза глубоко вздохнула, сосредоточилась и послала камешек вперед, правда Аннабел подумала, что слишком резким движением запястья.
Все начали считать:
— Раз… два… три… четыре… пять… шесть!
— Шесть! — вскричала Луиза. — Я сделала это! Шесть! Ха! — Это последнее восклицание было обращено к Аннабел. — Я говорила тебе, что могу сделать шесть!
— Теперь вам нужно добиться семи, — спокойно резюмировал Себастьян.
Аннабел закатилась смехом.
— Не сегодня, — произнесла Луиза. — Сегодня не стану. Сегодня я буду наслаждаться своим триумфом.
— Все-таки у меня получилось, — заявила Луиза. — И вообще, — она склонила голову в сторону Себастьяна, — я не видела, чтобы вам удалось семь раз.
Он поднял руки, сдаваясь.
— Это было много лет назад.
Луиза одарила их обоих царственной улыбкой.
— На этой ноте я отправляюсь праздновать свою победу. Увижу вас обоих позже. Возможно, много позже. — С этими словами она удалилась, оставив молодых людей наедине.
— Я, кажется, говорил, что мне нравится ваша кузина? — размышлял вслух Себастьян. — Я ошибся: я ее обожаю. — И, склонив голову к Аннабел, продолжил: — Разумеется, платонически.
Аннабел набрала полную грудь воздуха и, когда выдохнула его, ощутила дрожь во всем теле и головокружение. Она понимала, что он ждет ответа, что он заслуживает этого. Но ответа у нее не было. Только ужасная пустота внутри.
— У вас усталый вид, — нервно проговорила она. Потому что так оно и было.
Он пожал плечами:
— Я плохо спал. Со мной так часто бывает.
Голос его прозвучал странно, и она внимательнее всмотрелась в него. Он на нее не глядел, глаза его были устремлены куда-то вдаль. Или на корень дерева… Затем он посмотрел на свои ноги, одна из которых ковыряла носком землю. У него было какое-то знакомое ей выражение лица… И вдруг ее осенило: так он выглядел в тот день в парке, когда разнес выстрелом мишень…
А потом не хотел об этом говорить.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я терпеть не могу, когда мне не спится. Такая мука!
Он снова пожал плечами, но движение выглядело напряженным.
— Я к этому привык.
Какое-то мгновение она молчала, а потом осознала, что напрашивается простой вопрос:
— Почему?
— Почему? — эхом повторил он.
— Да. Почему вам трудно заснуть? Вы это выяснили?
Себастьян сел рядом с ней и уставился на воду, где все еще расходились круги от бросания камешков. На какой— то момент он задумался, потом открыл рот, словно собираясь что-то сказать…
Но промолчал.
— Мне достаточно только закрыть глаза, — продолжала она.
Это привлекло его внимание.
— Когда я собираюсь заснуть, — объяснила она, — я должна закрыть глаза. Если я лежу и смотрю в потолок, можно сразу признать поражение. В конце концов, как заснуть с открытыми глазами?
Себастьян на миг представил себе это и, криво улыбнувшись, признался:
— Я смотрю в потолок.
— В этом и есть ваша проблема.
Он повернулся к ней. Она смотрела на него открыто, ясным взглядом. А он смотрел на нее и думал, как хотелось бы ему, чтобы все дело было только в этом… и вдруг ему подумалось: а может, и вправду это так? Возможно, самые мудреные вопросы имеют простые ответы. Жизнь наверняка проще, чем мы о ней иногда думаем.
Возможно, для него таким простым ответом была именно она.
Ему захотелось ее поцеловать. Это желание нахлынуло внезапно… необоримо. На этот раз ему просто хотелось прижаться губами к ее губам. И ничего больше. Простым поцелуем благодарности… или дружбы, а возможно, настоящей любви.
Но он не станет этого делать. Пока не станет. Она склонила голову набок и посмотрела на него так, что он заинтересовался, о чем она сейчас думает. Он хотел узнать ее по-настоящему, хотел узнать ее мысли… надежды… страхи. Ему важно было выяснить, о чем она думает в те ночи, когда не может заснуть. А еще — о чем она мечтает, когда сон наконец овладевает ею.
— Я лично думаю о войне, — тихо произнес он. Он никогда никому об этом не рассказывал.
Она кивнула. Легкое крохотное движение, которое он едва заметил.
— Должно быть, это было ужасно.
— Не все. На войне бывают разные дни. Но то, что вспоминается мне по ночам… — Он закрыл на миг глаза, не в силах изгнать из памяти едкий запах порохового дыма, крови и — хуже всего — орудийного грома.