1941: подлинные причины провала «блицкрига» - Сергей Кремлев

Пожалуй, примерно треть этой цифры с учетом ситуации 1941 года надо отнести на тех пропавших без вести, кто пал в боях. Тогда «советская» цифра пленных окажется равной примерно 1,3 миллиона человек. И она хорошо согласуется с «немецкой».

Учитывая умерших в плену и т. д., можно с достаточными основаниями говорить о примерно полутора миллионах советских солдат, оказавшихся в плену в 1941 году. Что же до цифры фюрера в 2,4 миллиона, то, во-первых, официальные документы вермахта фиксируют на 10 октября 1941 года около 1,8 миллиона пленных советских солдат (см. «ВИЖ», № 2, 92 г., стр. 51). Подсчеты же по сводкам германского верховного командования дают цифру в 2561 тысячу военнопленных. Это уже третья здесь «немецкая» цифра, не считая «цифры фюрера». и, как и цифра Гитлера, цифра в 2561 тысячу военнопленных тоже явно пропагандистская, то есть – не соответствующая действительности.

Говорить так имеются следующие, например, основания. По тем же сводкам германского верховного командования, в районе Киева было пленено 665 тысяч человек – такую «киевскую» цифру можно часто увидеть в «россиянской» печати, как и в книгах Резуна-«Суворова». Но вся численность войск Юго-Западного фронта к началу Киевской оборонительной операции составила 627 тысяч человек.

Безвозвратные потери (куда входят убитые, умершие на этапе санитарной эвакуации, пропавшие без вести и пленные) за все время операции составили 616 304 человек. В структуре безвозвратных потерь Юго-Западного фронта в 1941 году пропавшие без вести и пленные составили 64,49 процента. С учетом этого итоговая оценка дает примерную цифру взятых в плен под Киевом на уровне 250–300 тысяч человек, что согласуется и с воспоминаниями, например, Гудериана.

То есть коэффициент немецкой лжи, исчисленный по Киевской операции, можно принять равным (625: 300) примерно двум, что уменьшает сводную цифру 1941 года германского верховного командования до примерно 1,3 миллиона человек. и окончательно цифру советских военнопленных в 1941 году мы можем принять после анализа немецких данных на уровне все тех же полутора миллионов человек.

И вряд ли более того.

Это, во-первых…

Но есть и во-вторых! Обычно забывается, что среди тех, кто сдавался немцам в плен летом 1941 года, было немало призывников 1940–1941 года из числа жителей Западной

Украины и Западной Белоруссии. А многие из них не отличались ни идейным, ни нравственным развитием, потому что их родители и они сами психологически и житейски остались после 1917 года в затхлой атмосфере царской России и панской, капиталистической Польши. Вот эти нестойкие, не воспитанные человеческим словом и делом «парубки» и поднимали руки вверх в первую очередь. И таких было не так уж мало. С учетом цифры призыва в РККА этого контингента до войны и в первые военные недели цифру таких сдавшихся можно определять, пожалуй, на уровне до 300 тысяч человек.

При этом мы имеем пример точно документированного массового дезертирства и сдачи в плен формально советских воинов в 1941 году. Почти все призывники в Красную армию из числа крымских татар, а это – около 20 тысяч человек, почти сразу же после боевого соприкосновения с частями вермахта в Северном Крыму, а многие – и до этого, дезертировали из РККА, а потом служили у немцев. Но разве причиной тому был новый социалистический строй, а не вековая социальная отсталость отцов и дедов этих молодых татар, которая сама была производным от вековой политики царизма?

Кроме того, к 22 июня 1941 года в РККА служило и определенное число лишь формально советских граждан, на деле враждебных советской власти. Уж эти-то поднимали руки вверх не вынужденно, а со злобной радостью. В итоге, за вычетом добровольно или почти добровольно сдавшихся в германский плен в 1941 году, можно говорить о примерно миллионе действительно плененных в боях советских воинов.

Если вспомнить, как началась война, это не такая уж и разгромная цифра. Мы иногда забываем, что тогда, в 1941 году, на огромном тысячекилометровом фронте развернулись боевые действия такого масштаба, который был до этого мировой истории войн неведом – даже если сравнивать их с самыми крупными битвами Первой мировой войны. Беспрецедентными были и динамика боевых действий, и их оперативная глубина.

И тут полезно сравнить наш 1941 год с «англо-французским» 1940 годом. Тогда фактор внезапности не действовал – с сентября 1939 года Германия с одной стороны, Англия и Франция с другой стороны находились в состоянии войны – пусть и «странной», без ведения боевых действий. Но война есть война – с началом весны 1940 года наступления немцев можно было ожидать почти наверняка, причем именно на Северную Францию через Бельгию. Англо-французы на это и рассчитывали, разработав соответствующий план «D».

Тем не менее, начав наступление 10 мая 1940 года, к 20 июня 1940 года (и даже раньше) Гитлер покончил с Францией, а заодно – и с английским экспедиционным корпусом. и хотя масштаб боевых действий во Франции летом 1940 года ни с какой стороны – ни по военному, ни по территориальному размаху – не был сравним с масштабом битв в России летом 1941 года, число только французских пленных, не считая англичан, составило 1547 тысяч человек.

Полтора миллиона! И это – только французов!

В войне, которая для союзников не была внезапной…

В боевых действиях ограниченного, по сравнению с русскими, масштаба…

И всего за месяц с небольшим боевых действий.

И, несмотря на то, что немцы наступали, соотношение потерь убитыми было обратным к классическому при наступлении (втрое большие потери наступающих). Здесь было иначе – немцы, наступая, потеряли убитыми 27 тысяч человек, французы, обороняясь, – 84 тысячи человек.

Но и здесь сказалось не только воинское превосходство немцев. Сказался динамизм боев, когда позиционная оборона была невозможна. Так что не такими уж и катастрофическими были наши потери пленными в 1941 году – на фоне потерь французов в 1940 году.

А ведь французам помогали англосаксы.

Кстати, пару слов о них. Рассмотрим – хотя бы кратко – и такой, ныне все чаще забываемый момент. Была ли у СССР возможность облегчить свое положение в 1941 году за счет активной помощи нам со стороны новых союзников – англосаксов?

Чтобы ответить на этот вопрос и одновременно закрыть его, познакомлю читателя с фрагментом памятной записки Черчилля начальникам штабов от декабря 1941 года. Эта записка приведена в книге Дж. Батлера и Дж. Гуайера «Большая стратегия. Июнь 1941 – август 1942».

Итак:

«Главными факторами в ходе войны в настоящее время являются поражения и потери Гитлера в России…

Ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не должны принимать никакого участия в этих событиях, за исключением того, что мы обязаны с пунктуальной точностью (угу! – С. К.) обеспечить все поставки снабжения, которые мы обещали. Только так мы сможем сохранить свое влияние на Сталина, и только так мы сможем вплести усилия русских в общую ткань войны».

То есть англосаксы предполагали иметь с нами партнерство типа того, что устанавливается между осликом и его погонщиком, который вешает перед носом ослика морковку, чтобы ослик резвее бежал.

Однако со Сталиным такие фокусы не проходили, Великую Отечественную войну мы вели так, как могли, а не так, как это надо было англосаксам. Хотя порой союзнический долг нам стоило бы выполнять с коварной «пунктуальной» «точностью» Черчилля, а не с рыцарственных позиций Сталина. Я имею в виду ускорение сроков нашего зимнего наступления 1945 года для облегчения положения союзников, попавших под удары вермахта в Северной Франции и Бельгии.

Впрочем, вернемся в 1941 год…

Ни о каком победном советском шествии к Берлину на быстроходных «автострадных» танках в 1941 году речи быть не могло. Но встретить врага достойно и уверенно нам в 1941 году было чем. Потенциал РККА и общий потенциал страны такую возможность нам давал.

Конечно, все негативные факторы – и те, о которых было сказано выше, и те, о которых здесь не сказано (износ старой техники, некомплект вооружения, неприработанность новой техники, недостаточная обученность личного состава и т. д.), – не позволили бы сразу же отразить удар вермахта.

К тому же сам алгоритм открытия военных действий, предусмотренный «оперативным» планом Генштаба, был тяжеловесным и неоперативным. Система засургученных пакетов, сама процедура вскрытия которых исключала динамизм и немедленную реакцию того или иного соединения на реально сложившуюся обстановку, не могла не сказаться на эффективности ответных действий сил прикрытия в первые часы войны. Так что фронт в любом случае серьезно прогнулся бы, а где-то и был бы прорван.

Но что, если бы части и соединения сил прикрытия после того, как подсохли дороги после весенней распутицы 1941 года, находились не в состоянии официально повышенной боевой готовности (сделать это в масштабах государства было трудно), а в состоянии просто готовности к боевым действиям? В состоянии натянутой струны – к чему обстановка с начала мая 1941 года вполне вынуждала.